Колыбельная

      На последнюю сессию Рики пришёл. С Союль они даже не переглянулись, сели в разных местах и ушли в разное время. Пересдача грозила ему лишь одна, но если бы Джиун не настоял на посещении университета, он оставил бы и этот экзамен на февраль. Ближе к тридцатому числу Юджина отвезли на неделю в Сыхин к бабушке и дедушке, Джиун остался один в квартире и теперь не заботился о детском саде.       С Чону они переговорили на следующий день, как Юджина отвезли. Это была среда, середина недели, но они всё равно смогли встретиться после работы (у Джиуна — между) в лапшичной, чтобы выпить немного соджу и поесть какой-то дряни, которую сложно позволить себе в обычные дни. На стенах постеры и рекламы алкоголя, все сидели на пластмассовых зелёных стульях за шаткими столами, на пол без обуви не встать — носки прилипнут к жиру.       — Ты думаешь, что справишься дальше? — спросил Чону после первых двух стопок соджу.       — Постараюсь. Я пока не уверен, но хочется.       Рики увиделся с Мэттью и не получил ни капли осуждения. Они отправились тридцатого числа в ночь на предновогоднюю тусовку драг-шоу, организованную иностранцами — американцами в большинстве. Алкоголь, абсолютная свобода слова и тела, никаких домогательств и очень много творческого потенциала. Мэттью обязался заплатить за каждый коктейль, но у него не получалось препятствовать рвению Рики содержать весь мир.       — Рики, ты в следующий раз так не пропадай! — вдруг ни с того ни с сего заладил Мэттью спустя два с половиной часа отдыха. Время перевалило за час ночи.       — Я просил не развивать эту тему.       — Да я никуда, честно, — он уселся на пол, до куда не дотягивались крутящиеся прожекторы, и потянул за собой. Рики кинул под себя снятый блейзер и сел, чтобы не запачкаться и не замёрзнуть. — Просто интересно.       Перед глазами начинало плыть. Рики уронил голову, и она больно стукнулась костью о плечо друга, но заставить себя подняться он не смог. В голове всё смешалось, и даже на сопротивление не оставалось сейчас никаких сил. Или, возможно, он подавлял в себе это слишком долго.       — Как-то всё случилось… умер папа, а этот аджосси помог, и я не понимаю, как моя жизнь к этому пришла. У него же тоже жена умерла. Он меня понимает. Ещё и этот ребёнок. У него мама умерла, выходит. А он мелочь. Не то что я. Наверное, толком ничего не понял. Ещё и это, — Рики вздёрнул рукой, на запястье забликовал браслет, — и это, — он хлопнул, не рассчитав силу, себя по грудной клетке, нащупывая цепочку. — Я ни черта не понимаю.       — Ри, я тебя понимаю, — сопереживающе промямлил Мэттью, похлопывая по плечу. — Всё нормально. It's okay. Ты можешь чувствовать все эмоции и не держать их в себе. Представь, что я твой личный дневник. Итак. Почему ты жил у него?       — А где? Дома я один. Клянусь, я бы повесился. Друзья меня ненавидят. Я…       — Эй, кто это тебя ненавидит? — шикнул Мэтт. — Не путай стороны! Или я не друг тебе?       — Боже, заткнись, ты знаешь, о чём я! — Рики пихнул его в бок и схватил за плечо, чтобы не упал — неудобно лежать на воздухе. — Как-то… не знаю. Я не знаю, почему я остался у них. Как нахлебник.       — Ты же говорил, что покупал им кучу всего?       — Да! Но квартира-ж не моя. Ой, Мэтт, ни черта ты не понимаешь…       — Кто бы говорил. Что будешь делать?       — Чёрт его знает. Пошли ещё выпьем.                     В три ночи озноб охватил всё тело. Ледяной ветер пронизывал насквозь, холодный снег обморозил руки и ноги сквозь одежду, отмечаясь большими пятнами. Волосы спутаны и в грязи, на щеке болючий синий след, на бедре кровь. Рики сел и осмотрелся: он лежал на земле в неизвестном районе Сувона один, раскинувшись под деревом, совершенно ничего не помнил; в особенности то, откуда на его одежде появилась кровь. Паника мгновенно охватила голову и тело, заставляя его трястись уже не только от холода; зуб на зуб не попадал. Перед глазами уже ясность, в голове — тоже. Ни грамма пьяности.       Сумка лежала чуть дальше, все документы, деньги и телефон на месте. Местность совершенно незнакома. Такое с ним впервые за всю жизнь, хотя он даже не перепивал, они выпили всего немного; он пил и больше, когда ещё жил в Китае. Пальцы не гнулись, болели, словно внутрь всунули железный стержень или деревянный каркас. Не хватало обморожения. Ноги горели от холода и снега так, словно к ним прислонили вплотную накалённое железо.       Пытаясь сохранить здравый ум, Рики набрал номер, надеясь, что его не отошлют и не заблокируют.       — …Алло, — раздалось хриплое из трубки. — Что стряслось?       — Джиун-хён. Я не понимаю, где я. Непонятный район. Я… не знаю, как оказался тут. Вообще ничего не помню.       — …Не понял, — тяжёлый вздох, кажется, Джиун пытался спросонья вникнуть в нить разговора, что выходило очень, очень трудно. — Вызывай такси и приезжай. Адрес знаешь. Я встречу. Позвонишь.       Почему-то такси стоило втридорога, хотя сегодняшняя ночь всего лишь предновогодняя и спроса нет. Как оказалось, он попал в район на другом конце города, едва ли не на границе, ещё десять километров не хватало. Водитель странно поглядывал на заказчика, но сохранял в салоне молчание, пока Рики прятал лицо за ладонями и пытался хоть как-то вспомнить хронологию событий. Однако ничего. Абсолютно. Он помнил разговор с Мэттью у стенки подпольного бара, но дальше — чернота. И его пробуждение. Амнезия. Провал в памяти.       Джиун действительно вышел в халате и тапочках, чтобы встретить. Его реакция оставляла желать лучшего, но на все вопросы Рики только качал головой или пожимал плечами — нет смысла даже расспрашивать. Когда поднимались к квартире, почувствовал неловкость и пообещал, что расскажет всё, когда они придут и он почувствует себя лучше. Разуться и раздеться не смог — руки окоченели настолько, что ещё немного, и пришлось бы ехать в больницу. Джиун без слов снял куртку, помог снять ботинки.       — Тебе нужна горячая вода. Душ. Помочь снять одежду?       — Нет. Разберусь. Спасибо.       Рики принял сменную одежду с полотенцем и заперся в привычной ванной комнате. Руки сразу попытался отогреть в раковине под небольшой струёй, но даже тёплая казалась кипятком и причиняла боль. Пальцы словно изламывались и выворачивались при каждом движении. Кое-как снял грязные джинсы, блейзер, футболку, бельё — всё оставил на полу, потому что пихать в корзину для белья посчитал кощунством.       После душа стало легче. Ноги всё ещё ныли от холода изнутри, словно кости простудились, но в свежей одежде и с чистыми волосами без грязи и веточек он чувствовал себя хотя бы человеком. На безупречном ранее лице цвёл синяк неизвестного происхождения, плечо болело, как от удара, шея тоже. Когда он вышел из ванной, Джиун ожидал его на освещённой кухне, пригласил к столу и попросил рассказать всё как есть.       Рики вздохнул и кивнул.       Когда он закончил рассказ, стало намного спокойнее. Джиун сидел за кухонным столом, подперев голову руками, и внимательно слушал. Что они отмечали закрытую сессию на драг-шоу, что они наконец-то встретились с Мэттью, что они немного выпили. Рики рассказал про выступления и хороший вечер. И про то, как очнулся в крови, лёжа на земле на северной границе. Конечно, о многом он умолчал. Ведь о вещах, по-настоящему важных, так просто не скажешь.       Джиун хмыкнул и, не отнимая рук от подбородка, сощурившись, взглянул на него.       — Тяжёлый случай.       — Да уж.       — Значит, так. Последнее, что ты помнишь, — это как ты отдыхал с другом. Так? — Рики кивнул. — Что потом было — не помнишь ничего. Очнулся в кустах. Через два часа. Джинсы в крови, в левом плече тупая боль, на лице синяк. Так? — Рики опять кивнул. — Не так далеко, но пешком сразу не дойдёшь. Чего тебя туда занесло? Дом твой от границы не в ту сторону, ближе. Ты раньше-то там был?       — Никогда.       — Ну-ка, сними майку, — приказал Джиун.       Рики немного поёрзал, не зная, соглашаться или нет, но снял домашнюю футболку и скомкал её на коленях. Сразу покрылся мурашками от холода — как бы ни грели, всё равно чувствовалась зимняя стужа, гуляющая за окнами. Джиун встал и обошёл со спины, пальцы впились в мышцу левого плеча так, что Рики непроизвольно застонал.       — Болит?       — Ещё как.       — Видно, сильно ударился обо что-то. Или тебя чем-нибудь ударили.       — Ничего не помню, хоть убейте.       — Кость вроде цела, — сказал Джиун и принялся ощупывать больное плечо. Его пальцы так и этак разминали, и от их прикосновений становилось приятно, даже если они причиняли боль. Когда Рики сказал об этом, мужчина улыбнулся. — У меня массаж здорово получается. Теперь особых проблем быть не должно. Поспишь, и всё пройдёт. А раньше у тебя было? Чтоб так долго без памяти?       Он отошёл из-за спины — сразу стало как-то легче — и достал две чашки, чтобы заварить им обоим чего-нибудь. Рики не стал возражать, только задумался, прислонившись головой к стене. Очень непривычно было сидеть здесь и не слушать разные истории от маленького ребёнка.       — Нет. Не было. Знаете, мне очень страшно, — признался Рики. — Почему, сам не знаю. Может, я за эти два часа изувечил кого-нибудь. Я же совершенно не помню, что со мной было. Видите, весь в крови. Вдруг я что-нибудь совершил… Преступление или ещё что… В памяти, без памяти — какая разница. Отвечать в любом случае придётся. Ведь так?       — Погоди ты. Может, у тебя кровь из носа пошла или это вообще не кровь. У тебя сейчас мандраж. Я понимаю, но о плохом лучше не думать. У страха глаза велики. У тебя сейчас не очень хороший период в жизни, разные мысли могут в голове возникать, но не значит, что они верные. Даже если и кровь — ударился, пошла из носа, упал, накапало. Кто знает, как ты лежал. У женщин, вот, каждый месяц идёт. И ничего.       В очередной раз кивнув, Рики почувствовал, как лицо неприятно залила краска, пятнами светясь на щеках. Джиун сыпанул «Нескафе» себе и поставил пакетик «Эрл Грэя» гостю, налил в кастрюльку воды и поставил кипятить. Пока вода кипела, он встал возле окна и закурил. Рики тоже захотелось, и он подошёл, невзирая на мороз с улицы. Джиун поднял бровь и с нежеланием поделился. От пары затяжек голова стала легче.       — Юджин у бабушки с дедушкой?       — Мгм.       — Непривычно, — Рики сел на подоконник одной ногой, выставив ладонь в окно. — Очень тихо.       — Я тоже об этом думаю, — Джиун на несколько секунд отошёл от окна, но только для того, чтобы взять из холодильника шоколад. Привычный молочный. Естественно, он подтолкнул плитку и к Рики, когда отломил себе кусочек.       — Сигареты с шоколадом…       — Как есть.       — Я ни разу не видел, чтобы Юджин ел шоколад. Почему? — всё-таки отломив, Рики поместил на язык и скривился от приторной сладости.       — Не любит. Миён тоже не любила.       Рики почувствовал иголки по спине, стрельнувшие разрядом. Тема показалась очень травмоопасной для обоих, и он неловко поднял голову, смотря на сосредоточенный профиль Джиуна. И слова сказать никакого не мог. Просто всё выветрилось из головы напрочь. Растерянно поморгав, он снова сделал затяжку, смотря внимательно за тем, как тлел кончик.       — Мне казалось, эта тема под запретом.       — На самом деле, ты прав. Эта тема всё ещё под запретом, пока я не даю говорить. Это всё очень сложно.       — Мне жаль.       — Нет. Не тебе, — он качнул головой. — Тебе не должно быть. Мы с тобой равны. Хочу тебя спросить про твою семью. Можно?       — Давайте, — согласился Рики.       — Ты единственный ребёнок в семье, так ведь? — он кивнул. — Твои родители никогда не хотели завести ещё одного? Прости, если этот вопрос покажется тебе странным.       — Ничего. На самом деле… — Рики на мгновение задумался, стоило ли рассказывать, но вдруг он почувствовал, что никакие барьеры его больше не стискивали, и заглянул в глаза для убеждения. Наверное, это он сделал зря. — Родители зачем-то взяли приёмную дочь. А я уже потом появился. Они, наверное, сами не ожидали.       — Но ты сказал, что ты единственный.       — Да, они отдали эту девочку обратно, когда я родился.       Джиун замер, мгновенно хмурясь. Ему потребовалось время, чтобы принять это и выдохнуть дым.       — Жестоко и несправедливо. А ещё безответственно.       — Соглашусь. Я миллион раз спрашивал себя, что заставляет людей так безалаберно относиться к своим детям, и всё без ответа. У детей так много проблем от родителей. Просто омерзительно.       Джиун кивнул, даже не собираясь спорить. Возможно, он не со всем согласен, но он точно не будет навязывать свой мир юноше, который только-только начинал взрослеть. В конце концов, он никакой не консул и не жизненный коуч, который должен нотациями и нравоучениями заставить других раскусить истинность жизни. Джиун просто папа четырёхлетнего сына, который живёт так, как может. И ничего больше.       Он подошёл к плите, когда докурил, и принялся стоя прихлёбывать «Нескафе» из огромной чашки с картинкой, изображавшей семейство муми-троллей. В кастрюлю он свалил два пакета рамёна, который сварится за считанные минуты, и усадил Рики за стол. Окно закрыли, по ногам бежал мороз, неприятно — хотелось согреться. Остроту лапши перебивали листы водорослей, но губы горели и трескались неприятно. Но Рики давно понял, что любую проблему здесь люди заедали лапшой. И не-проблему тоже. Лапша — всему голова. Если не вспоминать о рисе.                     — У меня нет сил раскладывать диван и искать тебе спальный комплект, поэтому ложись здесь.       — Я вам не буду мешать?       — Есть ещё вариант спать как бойскаут в спальном мешке на полу. Но я не позволю, простудишь шею и плечо ещё сильнее.       Погасив свет, Джиун забрался под одеяло, оставляя вторую сторону низкой кровати пустой. Рики тоже лёг, почувствовал тепло, скопившееся под одеялом, закрыл глаза и попытался заснуть. Но не тут-то было. Перед глазами стояло расплывшееся на светлых джинсах кровавое пятно, а ладони всё так же горели — как от ожога. Рики открыл глаза и уставился в потолок. У кого-то из соседей громко скрипели полы, лилась вода из крана. Завыла «Скорая помощь» из окна. Она проезжала где-то далеко, однако ночью, в темноте, сирена гудела необычайно отчётливо.       — Не спится? — донёсся из мрака шёпот Джиуна.       — Угу.       — Плечо болит?       — Уже не очень.       — Говорю же, из меня отличный массажист. Руки что надо.       Рики всё прокручивал, как жвачку, последние часы в голове, но концентрация уходила только на то, как его последний час обхаживали со всех сторон. Даже обувь сняли, словно он немощный ребёнок. Забота от малознакомого человека. Взрослого мужчины, чей ребёнок в другом городе, отдыхал у бабушки с дедушкой. Между ними огромная пропасть, но почему-то сейчас он должен был лечь спать в этой самой спальне, пока на соседней стороне, отвернувшись на бок, лежал тридцати сколько-то-летний мужчина.       Рики повернул голову.       — Джиун-хён, сколько вам лет?       — Тридцать два. Всего-то ничего. К двадцати пяти ближе, чем к сорока.       — Но до меня вам дальше.       Джиун хмыкнул и повернулся на другой бок, лицом к нему. Рики не выдержал настойчивого взгляда и неловко перевёл глаза на потолок, в душе надеясь, что на него перестанут смотреть. Странное чувство прокатывалось по телу. Кроме сердцебиения, стало ещё чуть жарче обычного, ноги неприятно потянуло, поясница покрылась мурашками. Он поёрзал, почувствовав, как тело затекало, и случайно задел чужую руку. Вдруг его ладонь перехватили и сжали тёплыми пальцами. Рики повернул голову непроизвольно.       — У тебя ледяные руки. Не можешь согреться? Я могу дать тебе что-то потеплее, чем футболка.       — Не надо, у меня всегда холодные руки, — неловко ответил он.       — Сейчас ты их переморозил. Их бы вообще согревающей мазью помазать. Подожди-ка, сейчас.       Джиун поднялся на локтях и сел, но встать не получилось — Рики сцепил пальцы сильнее, не выпуская руки и не давая выбраться из постели. Мужчина вынужденно остановился и упёрся рукой в матрас, смотря сверху вниз с непониманием.       — Не нужно.       — Что не так? Рики, ты долго пробыл на улице, одного душа не хватит. Нужно дать твоим рукам восстановиться. И если ты не делаешь этого сам, я сделаю это за тебя.       — Я не ребёнок, Джиун.       Он замер и вслушался в тишину квартиры, которая стала ещё глубже и тяжелее, чем до. Они снова соприкоснулись взглядами, на этот раз чуть более осознанными, но Рики вновь увёл глаза в сторону, избегая контакта, вырвал руку и спрятал под одеяло. Кожа на лице и шее краснела, и это было заметно даже с плохим освещением лунных лучей. Имя без примесей отозвалось в голове колоколом. Да, Рики не ребёнок. Но он точно ещё совсем глуп. И мил. Не по-детски мил.       — Взрослый, да?       — Именно.       — И поэтому ты сразу позвонил мне вместо того, чтобы поехать домой, как все взрослые? В свой дом.       Рики проигнорировал комментарий. Джиун стал дышать медленнее и глубже, наблюдая за своеобразной игрой, которую раскручивал Рики прямо перед носом. Он вёл себя, как капризный ребёнок, хотя оно и понятно — родители наверняка позволяли ему многое. В том числе тратить деньги налево и направо. Не заметить, что он продолжал подозрительно ёрзать, сталось невозможным, и это вызвало подозрения.       — Тебе всё ещё холодно.       — Нет, — упрямо.       — Тогда прекрати елозить по кровати.       — …Извините.       Джиун сощурился и взялся за одеяло, мгновенно встречая сопротивление. Словно испугавшись, что у него заберут тепло, Рики прижал руки к наволочке и замер солдатом — в голове Джиуна щёлкнул предохранитель, непонятная игра начала надоедать.       — Что-то не так? Скажи и, пожалуйста, прекрати вести себя странно.       — Всё нормально. Я… схожу в туалет. Вы ложитесь.       — Иди.       Джиун чуть отсел, совершенно не препятствуя, но Рики не сдвинулся с места. Стыд физически облепил всё его тело, заставляя краснеть уже не только шею и лицо, глаза метались по потолку и стене в попытке найти какое-то решение, пальцы немного подрагивали, дыхание участилось слишком заметно. У Джиуна замедлившееся сердцебиение стало отдавать в голове.       Неужто?       Рука залезла под одеяло и вцепилась в бедро. Рики красный от ушей до пальцев.       — Ну и ну, — прошептал Джиун.       — Я… ничего, — Рики мотнул головой, накрыв чужие пальцы рукой. — Не надо. Я просто… так случилось…       — Отморозил ты себе только руки, верно? — хмыкнул он, движением предплечья скидывая одеяло в сторону. Мешающая проблема стала видна мгновенно, и теперь скрываться не получится. Конечно, ни для кого не секрет утренняя эрекция или по-пьяни. Но сейчас?       — Я… ничего не могу поделать, — холодные пальцы с кольцами сжались сильнее на тёплой коже.       — Понятно, — сказал Джиун. — Тяжело тебе, несчастному. Перебороть себя не можешь, да?       Глядя в темноту, Рики кивнул, всё ещё желая встать и избежать позора, но серьёзное и безэмоциональное выражение лица выбивало из колеи. Он был слишком непоколебим для такой ситуации, а ещё не разжимал руки и не давал встать. А затем, в следующее мгновенье, Джиун замялся, спустил с него домашние штаны и сжал в руке окаменевший член. Точно хотел проверить.       — О, стоп, нет, вы… — Рики заморгал и качнул головой, но прижавшая к матрасу рука не дала даже отодвинуться, стискивая до боли. Не двигаться вообще — лучший вариант. — Нет. Хён.       — Такие проблемы тоже нужно решать по-взрослому. Разве нет? Ты ведь взрослый.       — …Н-наверное.       — Наверное? — его рука сдавила член чуть сильнее. — Что значит «наверное»?       В голосе сквозила усталость, он определённо делал одолжение, и Рики чувствовал, как стыд и отвращение к самому себе прибывали толчками. Но он совершенно ничего не мог с собой поделать — не соврал в этом ни на грамм. Он замерши следил, как ладонь массировала его член, размазывая предсемя и оттягивая кожу, в ушах глухо звенело, в голове было так же пусто, как после сигареты. Нет, возможно, он всё-таки слышал чей-то крик в подсознании.       — Ну что? Хочешь кончить?       — …Наверное?       — Опять «наверное»?       — Очень хочу, — поправился он.       — Скажи, когда будешь кончать. Простыню испачкаем — возись потом с ней.       Это определённо то, о чём Рики не расскажет даже Мэттью. Он вообще не сможет больше сказать что-либо о Джиуне после ночи тридцатого — уже тридцать первого, — но сейчас он просто послушно сидел и прислушивался к своим ощущениям, чувствуя, как сгорал от жара и лихорадки, как влажные двухцветные волосы нагревались; наверняка от него шёл пар. В этом нет ничего романтического или сжигающего дотла, он чувствовал накатывающую усталость, чувствовал грубость мужских рук. Осознание расщеплялось.       — О. С-сейчас. Немного.       Джиун вытащил из комода большую пачку детских влажных салфеток. Рики дёрнулся и прижал ладонь ко рту, когда поясницу прострелило и нега растеклась по животу и тазу, зажмурился и свёл брови, надеясь, что хотя бы не выглядел сейчас жалко. Пара движений — они оба чисты, а грязные салфетки Джиун отнёс на кухню, чтобы выбросить в мусор.       Одетый, как ни в чём не бывало, Рики лежал на правой стороне кровати и смотрел обречённо в потолок. Он влип.