это прикольно

у людей есть привычка херить то, что давным-давно на своих местах находится. ну, живёшь ты в своём неприметном городе, в загаженном райочике, где-то и не далеко, и не близко к самому центру лет двадцать, меняются вокруг разве что вывески магазинов: пять лет назад это был «сельхоз», сегодня — «магнит у дома». ты знаешь, что за ларьком есть мусорка, куда по пути можно кинуть бычок, ты знаешь, что если ниже пройти — там школа, которую ты год назад оттарабанил, а если подняться до «пятёрочки», то так можно путь до дома сократить. правда, дорога там слепая, но если самому по сторонам смотреть, то всё без происшествий двадцать лет и проходит. ну как двадцать — сколько ходить умеет, столько и проходит. и сегодня, идя с остановки, серёжа был как всегда уверен, что громко орущая в наушниках русская панкуха не помешает обойти стороной происшествие. — с-сука! протяжное ругательство разлетелось эхом по всему району. серёжа валится на асфальт, смачно проскальзывая на локте метра три. водитель машины, что этому поспособствовал, застыл на своём месте, вцепившись руками в руль. — ну ездят же, придурки, — кто-то недовольно мямлит за спиной, — вставай, бедолага. незнакомец пытается серёжу с асфальта поднять, а тот, как в лихорадке, тянется к тротуару за наушниками, неудачно свалившимися с его кудрявой головы. — пацаны-э, давайте замнём, пожалуйста, я бабок дам, — водитель серой колымаги, сбившей серёжу с ног, вылез из машины с умоляющим жестом рук у груди. — пацаны-э… на водителя ржавой тачки смотреть грустно: неотесанный, с недельной щетиной, растущей по кругу к самой шее, весь какой-то болезненно красный. грустно, но не жалко — очевидно, что безответственный любитель пригубить за баранкой. — пива мне купи, мужик, — неуклюже закрепившись на ногах, серёжа зажимает на наушниках кнопку паузы. — купи и езжай. незнакомый парень смотрит на происходящее как несмышленый кот. серёжа пропускает это мимо глаз, с большой жаждой смотря на виноватого. — какое пиво? он тебя сбил! — прохожий юноша, расправляя шторки русых волос у лба, обходит серёжу, как бы закрывая его своей спиной. но это, честно, смех-ситуация, потому что он был уже пострадавшего разв в два, совсем щуплый. — это моральный ущерб, тем более я за ним и шёл, — с недовольным шипением, переступая с ноги на ногу, ответил серёжа. — базар-б-базар, куплю, какое? — «шейк» розовый. — это че? — это даже не пиво, — смеясь в рукав толстовки, саркастично прыскает незнакомец. — мужик, это бабский коктейль, разберёшь. — п-понял, — с перепугу даже уточнять не стал и, схватив с верхней крышки бардачка кожаный бумажник, горе-водитель вбежал в «магнит». — ну и хер ты ржёшь? — то есть ты щас правда пойдешь… — неловко натянув губы до голых зубов, русый парень качнул головой. — ну, сори, доковыляешь до дома и будешь «шейком» запивать ор панкушный свой в наушниках? — бля-а, и чё? буду, мне вообще срать. — милашка, получается? — хуяшка, тебе-то чё, — не в силах больше стоять, серёжа опустился на бордюр, вытягивая ноющую ногу вперёд. — думаешь, спас и всё, крутой? — да я и не спасал, так бы не болела нога твоя. — присаживаясь рядом, парень протянул серёже руку, — я ваня. — серёга. — руки пожали. — что с ногой думаешь делать, серёга? — отпилю нахуй, — вздыхая, серёжа потирает ладонью колено, чувствуя, как оно пульсирующей болью отдаёт в голеностоп. — а если сломал? может в больницу тебя отвезти? — не, нельзя. — чего нельзя? — пиво пить в больнице нельзя, — качая головой, серёжа и сам уже смеётся от абсурда свои слов. — да мне кажется я ударился просто, — и примерился взглядом к состоянию ноги. немного припухшая область, у самой стопы красно-фиолетовой заплаткой выглядывала из-под штанины, на неё ещё как-то особенно дискомфортно надавливала резинка носка. — башкой только если, — ваня тоже присматривается к ноге серёжи, поддаваясь чуть вперёд. — да она вспухла! — да пусть хоть взорвётся, ванёк, — на эмоциях серёжа хлопает себя по бёдрам ладонями, о чём быстро жалеет, когда боль с усилением пробегает по всей длине повреждённой ноги. — чел, я просто хочу домой, выпить пива лечь спать, я после учёбы заёбся, а завтра ваще на работу. тоскливо и до нехорошего медленно вытаскивая из мятой пачки сигарету, только стоило серёже зажать её меж губ, как из «магнита» выбежал горе-гонщик, гремя пакетом, небезопасно отвисающим к земле. — дойти до дома спокойно не дал, ещё и покурить не дал, чё за чертила, — под нос бубня, серёжа запихивает сигарету обратно, принимая из трясущихся от нервов рук водителя пакет с тремя бутылками алкогольного. — спасибо, пацаны-э, от души-э, храни вас бог, спасибо, — мужик жмёт руки парням быстро; даже, наверное, не жмёт, а просто смазано пальцами успевает провести по ладоням и захлопывается в своей машине, карикатурно выдыхая полной грудью. серёже становится уныло. для этого мужика-то закончилось всё: едет, наверное, к своей жене и детям скорее. и ничего он им не расскажет, разве что глухо извинится на пороге за то, что задержался на работе, сядет за обеденный стол, чтобы поужинать и, пожелая домочадцам «сладких снов», ляжет спать. так будет лучше, ведь это привычно, ведь так всё на своих местах. только дураку захочется херить то, к чему он привык. — слушай, чел, — поглядывая на время на телефоне, ваня отвлекает серёжу от раздумываний. — мне уже пора, но я могу тебя довести до дома. — зачем? — ты не дойдешь. — я не дойду, — смеясь, констатирует серёжа, уже предприняв попытку встать. на улице становится холодно и пожелтевши-темно: солнце вот-вот закатится за горизонт. замёрзшими пальцами серёжа цепляется за ваню, второй ладонью отталкивая себя от земли. на секунду он очень пожалел, что не уехал в больницу по факту случившегося, потому что боль пронзала ногу сильнее с каждым движением тела. но он знал, что уехать вот так в больницу в его положении просто нельзя: нужно работать, чтобы прокормить себя, а ещё нужно учиться, чтобы похвастаться перед родителями бесполезной корочкой через два года. — слушай, а мы можем обменяться контактами? ты не подумай, мне просто интересно, что с твоей ногой дальше будет. ваня к середине пути уже тащил серёжу на себе, тот был абсолютно вымотавшийся от боли. волоча за собой и пакет с гремящим пивом, ваня представил, как они вдвоём совершенно точно похожи на похмельных бичей и даже стало как-то смешно. — такая чтоль у меня нога ахуенная, что тебе надо про неё знать? — да просто ситуация ж пиздец, — усмешеувшись, ваня остановился на месте, чтобы сдуть со лба выпавшую прядь волос. — так-то и скорешиться можно. — у меня достаточно корешей. — грубо. — честно, я ваще очень честный, — серёжа, расслабившись, случайно шаркнул пяткой травмированной ноги по асфальту. — бляха! ваня обеспокоено подхватывает растерявшегося серёжу двумя руками и между делом выпускает из рук пакет с алкоголем — одна бутылка звонко бьётся о землю, растекаясь розовой пенящейся жидкостью в мелкие ямочки асфальта. — бб, чел, — ваня закусывает губу и в испуганной гримасе смотрит на серёжу. — сори? — не друг ты мне, иван, — шикая от боли, серёжа жмурится. — будешь должен. — могу просто денег скинуть, мне не продадут. — пиздюк? — мне через месяц уже восемнадцать, — нахмурившись, проворчал ваня, незаметно ускоряя шаг, от чего и серёжа стал болтаться у него на плече сильнее. — а, так это, — серёжа смеётся себе под нос и шмыгает, размазывая собравшийся пот под носом. — да тебя ебать уже можно. — э-э, претендуешь? ваня сильно смутился, но он не тот, кто будет шутки игнорить. ответить на «алло» фразой «хуем по лбу не дало» — это его абсолютно точный вайб. доковыляя молча до подъезда, ваня усаживает кудрявого калеку на скамейку, устало встряхивается, распрямляясь и с тяжестью вытаскивает телефон из кармана зауженных джинс. — диктуй номер, и я погнал. серёг, ну? серёже, честно сказать, уже не до этого. он задирает голову устало, смотрит на ваню через полузакрытые глаза и тяжело дышит ртом. у него кружится голова похлеще, чем после любого пива, и внутри себя он боится оставаться в таком состоянии один. — не надо…мне не надо, — тяжело говорит кудрявый, сглатывая. — звони. — звонить? так ты номер дай. — сто три, — припав головой к коленями, серёжа хватается за голову, подминая пальцами копну волос. — я ща прям здесь вырублюсь. со страхом в глазах и тремором волнения в руках ваня номер набирает и, кажется, уже никуда он сегодня по делам не едет. • в больнице ваню разве что только похвалили за неравнодушие и отправили домой, время-то было уже недетское, для сопровождающего пациента не дорос. всё-таки, номерами они с серёжей обменялись, просто потому что пришлось — кудрявый был не из жмотов, на такси нового приятеля посадил за свой счёт. перед отъездом ваня пожал серёже руку и спросил, приедет ли к нему кто-нибудь. он ответил самовлюблённое «конечно», но это был полнейший пиздёж. никто не приедет, никому серёжа не сдался. нет у него корешей, просто незнакомому парню было очень легко врать. и хотелось, чтобы выглядеть в его глазах таким, знаете, полноценным. пакет с алкоголем остался в камере хранения для личных вещей, поэтому лежать на кушетке и ждать очередь на рентген серёже было особенно скучно. нос сильно чесался после ношатыря, которым парня привели в чувство, да и вообще по всем фронтам кудрявого одолевал дискомфорт и раздражительность от всего, что происходит. голова гудела, но параллельно с этой болью он прокручивал в голове строчки из всяких песен — хотелось надеть наушники. и вот так всегда, музыка для серёжи — панацея. ему не нравится здесь, в реальном быту почти ничего, он не чувствует интереса ни к чему, кроме выживания уже очень давно, так воспитала жизнь. но те моменты, когда он надевает наушники, когда включает музыку и проваливается исключительно в её темп, мелодию и текст — мир искрит. нет ничего приятнее часами пропадать, уже даже когда уши чешутся под амбушюрами — всё равно. лишь бы звучало, лишь бы глушило тревогу, лишь бы забивало голову перефразами собственной боли. и, честно, отпускало. и, честно, помогало. звуки больницы серёжу пугали, как маленького: робо-шум аппаратов, громкий стук каблуков суетящихся врачей; окружающее будто увеличилось в децибелах, любой шорох и чих, всё. — завозите его, чё он тут лежит, — за головой у серёжи так неожиданно появился врач, что тот аж вздрогнул. без особой задержки он схватился за ручку каталки и завёз серёжу на рентген, даже помог опустить на стол, а затем испарился так же быстро, как и появился. вытащив телефон, ключи, паспорт и бумажник из карманов джинс, серёжа положил их в приготовленную для этого тару и вцепился пальцами в скрипучий кожаный стол. — расслабьте ногу, ну же, — милая медицинская работница улыбнулась серёже стеснительно и аккуратно обхватила рукой его колено. — боль чувствуете? — не прекращающуюся, — парировал серёжа, и этот ответ подходил под состояние всего его организма. — мгм, так, прошу вас не двигаться, — настраивая рентгеновский аппарат, девушка старалась излишне аккуратно делать всё, еле дыша. видимо, практикантка. — как травму получили? — споткнулся об бордюр, сами понимаете, шёл в наушниках, ветер в голове… так и упал, да, — оттягиваясь на столе немного выше, соврал кудрявый. — неряха, что поделать. девушка из рентгенологии усмехнулась, покачивая головой. кажется, очаровал, но, как мы помним, серёже это абсолютно неинтересно. впрочем, как и заключение рентгена — поперечный перелом большеберцовой кости. наложили гипс, всунули в подмышку рентгеновский снимок, выдали костыли и с санитарами посадили в такси. и эта секунда, возможно, была одной из самых приятных просто потому, что в машине, наконец-то, можно было надеть наушники. потряхиваясь в такси вместе с бутылками алкоголя, ещё целыми, серёжа кидает на них скорый взгляд и ненароком вспоминает нелепое знакомство с мальчиком ваней. почему-то на лице расползается улыбка. • утро у серёжи началось дважды. сначала он встал как и привык, к восьми утра на учёбу, но потом, посмотрев на загипсованную ногу, трезво оценил свои шансы и позвонил куратору, дабы удивить, что на сегодняшний прогул реально есть причина. ну, а второй заход по классике: завалившись спать в неге ощущения того, что сегодня никуда не нужно идти, он очухался только через пять часов и ещё проклятый час пытался сделать хоть что-то. ну, для начала, попробовать дойти до туалета. нет, одно дело было попасть туда вообще, да и чего это стоило: нога моталась, как балласт, вот лучше бы её отрезали к херам. а второе — извините, поссать. серёжа еле-еле облокотился на один костыль, второй рукой расстегнул джинсы, в которых и уснул после больницы и сделал нужные дела, максимально стараясь удержать себя в пространстве. вышло неплохо, ни один стульчак не пострадал. встал следующий вопрос: как вообще все эти три недели с гипсом жить? если раньше поход двадцатилетнего прокуренного старикана до кухни сопровождался пятнами в глазах, то теперь ещё и отдышкой от прикладывания усилий к перемещению одной только дурацкой ноги. опираться на костыль было достаточно солидно, так руку закинул, подогнул, как официант, и стоишь себе. но разбивать так яица в сковороду оказалось кринжовой затеей: так, сегодняшним утром подгорели серёжина жопа и плита. за которую серёже от квартирантки тоже «жопа». — серё-оо-гаа! крик из окна напрочь сбил настрой добиться вкусной яичницы, и последнее яйцо из палетки падает из рук. блять. во-первых — кто посмел орать его имя на весь двор, во-вторых — кто посмел орать его имя на весь двор. у подъезда крутился вчерашний ваня. он наверняка точно не знал, в какое окно орать, поэтому просто орал. — ау, ты чё тут делаешь? увидев серёжу, выглянувшего в окно, ваня помахал с широченной улыбкой на лице. — про ногу спросить пришёл. — написать не судьба? — я тебе открытку в сбере отправил, а ты не ответил, — пожав плечами, русый парнишка добавил, раскинув руки в стороны: — поэтому и ору-у! — да хватит! — серёжа шикнул на ваню, чтобы тот был тише, заметив, как из соседних окон уже повылазили недовольные соседи. — заходи давай. • — первым делом я скажу, что из-за того, что я сюда пришёл, у меня теперь мало времени на домашку, поэтому можно я у тебя попишу? серёжа подумал о том, что это был бы отличный план получить услугу за услугу: ваня поможет ему еды приготовить, а тот даст ему место за рабочим столом. — дам-дам, но за яичницу. — спасибо, я вообще просто домашку поделать попросил, — ваня состроил серьёзное лицо, но вмиг посыпался, рассмеявшись. — я понял, сильно тяжело вообще с ногой? — я чуть не упал носом в толчок и уронил три яйца на пол, пока пытался приготовить хавку, — подтягивая к себе костыли, ответил серёжа. — зато могу по-блатному стоять теперь. переваливаясь на один костыль правой рукой, кудрявый аккуратно повернул сломанную ногу в сторону, поставив на пятку, а второй рукой поднял костыль вверх и по-мужицки закусил щёки. — аха-ха, стой, — русый второпях достал телефон из штанов. — бля, это надо сфоткать. нажимая на кнопку затвора, ваня ржёт в голос, делая кучу похожих кадров, а потом разворачивает широкоуголку назад и фоткается сам на фоне серёжи. — погоди, а можно ещё вот так вот. ваня отбегает, облокачивает телефон на настольную лампу, ставит на таймер и подходит к серёже ближе, хватая его за плечо. камера мигает вспышкой и получается забавная совместная фотография, потом ещё парочка-другая. — ой, держись, — серёжа спотыкается случайно и, не удержавшись, заваливается на ваню, по инерции хватаясь за талию. тупой, неуклюжий момент. серёжа, как ребёнок познающий, мнёт пальцами кожу, спрятанную под футболкой, заставляя этим ваню шумно выдохнуть. — прости, я… — всё норм, не убирай, это прикольно. серёжа западает спиной назад, опираясь на стеллаж полупустой, всё ещё держит ваню за талию одной рукой и не понимает, зачем. тут русый прав — это внатуре прикольно. парниша прижимается раскрытыми ладонями к серёжиной груди, поглаживая это место подушечками пальцев, как будто растирая согревающую мазь. и серёжу это правда греет, он хрипит непонятно как-то и смущенно поджимает губы. вау, впервые такое ощущает. — нормально будет спустя два дня знакомства сейчас поцеловать тебя? — а я не сяду? — лукаво, исподлобья пялит серёжа, буквально думая о том же, что сказал ваня секунду назад. — а я никому не скажу, — ваня глаза внизу опускает, просверливая в груди серёги дыру. — даже не похвастаешься, что старику запал? — так я запа-ал, ух-ты, — ваня пододвигается чуть ближе, кутаясь в объятии одной руки кудрявого. — растопил ледяное сердце панка, бывает же такое. кажется, правда бывает. то ли от того, что серёжа по жизни одиночка, то ли от простого безделья, ему правда показалось, что вчера он просто был обязан попасть под машину. то есть, это не то чтобы немое желание умереть было, скорее воля судьбы, просто не самая щадящая. это же ваня ему встать помог и никто другой. он правда как-то особенно запомнился своей добротой такой прозрачной, и светился ей как солнечный лучик через пелену тюля дома. как дома, понимаете? — мне не хочется момент портить, но мы можем сесть? я щас отвяну стоять. — конечно. и ваня даже тут позаботился, взяв серёжу за ладонь довёл до кровати и помог продвинуться к стенке. — а можно я на тебя сяду? — ха, это фетиш какой-то? — наверное, не знаю, — ваня сильно раскраснелся, стоя у края кровати. — да садись, только гипс, аккуратно. упав коленями на кровать, парнишка с особым трепетом перекинул правую ногу через серёжу и очень боязно прижал к его бедру. так с левой поступил, только со своей стороны. они, наконец-то, поцеловались, минуя все неловкости. всё ещё странно и непонятно. серёжа не смог смешка сдержать, потому что понял, что ваня не специалист, он мазано и влажно целуется, но очень старается. — м-той, стой, вань, ха-х, стой-стой, — серёжа сглатывает слюну. — можно я покажу? — сильно заметно, что я не профи? — не сильно, но не страшно. серёжа ладонью тёплой проводит по щеке вани, и тот ластится, как котёнок, прикрывая глаза. этот момент серёжа и подмечает, сначала чуть дотрагивается губами до его розоватых, а потом обхватывает нижнюю, чуть потягивая на себя. ваня от таких приятных ощущений прогибается, удерживая себя на чужих коленях, обхватывает руками бёдра кудрявого, чуть сжимая, и, кажется, пятизвёздочно выкупает суть игры. «целоваться — это просто ахуенно», — эта строчка у вани в мыслях пробегает гораздо позже, чем он успевает понять, что серёжа-то уже давно не губы целует. он так красиво и ювелирно проходится влажными губами от ямочки за ухом до ключицы, а потом возвращается по тому же пути, только языком, вдавливая его в кожу точно в ритм сонной артерии. так это прикольно. — м-не уверен, что это те уроки, за которыми ты пришёл, — отстраняясь, серёжа впервые самоуверенно смотрит точно в зелёно-серые глаза вани и находит там какое-то сильное впечатление. это набивает самооценку немного, честно говоря. — это я-й-я ещё за яичницу не дался, — русый убирает растрепавшиеся волосы с лица ладонью. — гипс снимут и жду на яичницу, связь уловил? серёжа заливается смехом, когда ваня в шутку быстро-быстро стучит ладонями ему по груди. какой же он прикольный. • — а ты можешь поставить на фон песню какую-нибудь? ваня сел за уроки ближе к четырём вечера, когда уже по хорошему нужно было выдвигаться домой. но серёжа же, этот кудрявый панкушник, очень очаровательный, от него невозможно отлипнуть. — а тебе мешать не будет? — серёжа так тихо и протяжно это произнёс, потому что был шокирован. никто не просил его включать свои любимые песни, от сердца отрывать. — чел, это физика, — удручённо фыркнул ваня. — вот она мешать будет, а твоя музыка нет. просто хочу узнать, что ты слушаешь. серёжа почти промурлыкал умилительное «о-оу», но сдержался — это портит образ бэд-боя. — ладно, сейчас.

джизус — гроза

— м, так ты не панк, ты эмочка какая-то. от грустного гитарного ряда ваня покачивается медленно, что разнится с его скоростью письма. — слушай. — «мне больно, мне больно», — напрягасясь, повторяет ваня строчки из песни. — это про тебя, тебе почему-то больно? русый разворачивается вбок, тревожно смотря на серёжу, с закрытыми глазами наслаждающегося музыкой. — уже нет, — шумно выдохнув, кудрявый трясёт загипсованной ногой в ритм барабанов. — я её слушал, когда на меня этот мужик наехал. — а-а, — ваня задумчиво мямлит, улыбаясь самому себе, пока серёжа не видит. — блин. это прикольно…