Шанс

— Блять! Сука! — кричал Ромка, пиная старый прогнивший пень. В свои удары он вкладывал всю накопившуюся злобу и обиду, ибо сердце больше не могло сдерживать эти чувства. Пятифанов остановился только когда почувствовал в ступне ноющую боль. Он еще несколько раз крикнул в пустоту, махнул кулаком и сел, нет, упал на траву, облокачиваясь спиной о поваленное сухое дерево. Поляна, на которой сейчас находился Рома, была наполнена стрекотанием кузнечиков. Таежные травы и цветы источали дурманящий запах, от которого легко могла разболеться голова. Июль погодой не щадил. Уже третий день подряд стояла невыносимая духота, от которой в воздухе словно образовывалась дымка. Сейчас, однако, когда солнце уже лениво ползло к горизонту, становилось легче, пускай и совсем немного. Рома тяжело дышал, словно рычал. Подолом футболки он вытер пот со лба и шеи и запрокинул голову назад, устремляя взгляд в небо. Ни облачка, зато кроны пихт и елей размеренно покачиваются на ветру, словно стремясь скрыть от взгляда даже самый маленький кусочек неба. Чуть левее от себя Ромка услышал хруст веток и сухой травы. Он не испугался, не встревожился, даже голову не повернул, ведь уже знал, кто это. Эта поляна стала своеобразным местом встречи для Антона и Ромы с самого начала лета. Как только парни выпустились из школы, их родители словно озверели, иначе их поведение объяснить было бы сложно. И в доме Петровых, и в доме Пятифановых с утра до ночи могли идти ожесточенные споры, иногда между супругами, иногда – чаще всего – между родителями и сыновьями. Парни могли находиться в поле зрения взрослых и даже слова не сказать – этого уже было достаточно, чтобы начать долгий отчитывающий монолог на повышенных тонах. На тему поступления, на тему будущего, на тему армии, на тему невестки и деток, да на любую тему. В доме Ромки это подкреплялось еще и алкоголем с рукоприкладством. — Опять? — на выдохе спросил Пятифан, на ощупь доставая из кармана шорт пачку сигарет. — Снова, — донеслось со стороны тропинки, которая вела к поляне через лесные заросли. Шаги приближались, пока Ромка подкуривался. Он снова запрокинул голову назад, выдыхая в воздух табачный дым. — Что на этот раз? — Без изменений. Я снова самый ужасный, несносный и бездарный сын, — невесело ответил Антон, присаживаясь на бревно. Пятифан мог видеть опечаленный профиль Петрова. Печаль – та эмоция, что не сходила с лица Антона уже на протяжении почти двух месяцев, что заставляло сердце Ромки болеть даже больше, чем за себя самого, — А у тебя что? — Сегодня кое-что новенькое, — сморщив нос, ответил Пятифан. Он уже немного остыл, и злоба стала превращаться в противный сарказм, — Отец спьяну мать ударил. Ну, я полез на него, хотел ее защитить. А дура эта… Ромка резко выпрямился, театрально сложив руки ладонями друг к другу, и залепетал, пародируя голос матери: — Сына, ну ты чего, он же не специально! Нельзя так с отцом! Пятифан выругался себе под нос, громко вздохнул и откинулся обратно на бревно, вытягивая ноги. Он чувствовал щекотливые травинки и, казалось, будто по обнаженным голеням кто-то ползает – то ли жук, то ли муравей. — В итоге и мне чуток прилетело, — после небольшой паузы добавил Рома, сплюснув указательным и большим пальцем потухший окурок. Взгляд его упал на небольшой синяк размером с пятирублевую монету на правом запястье, — Ненавижу их. Антон хмыкнул, как бы соглашаясь с высказыванием Пятифана и со своей стороны подтверждая эти слова и про собственных родителей. Повисло молчание. Рома и Тоша часто проводили время вот так – сидя на поляне рядом, погруженные каждый в свои мысли. Пятифан стал думать о том, какое поганое на самом деле получается лето. Бяшу он не видел уже давно – мать взяла его за шкирку сразу после последнего звонка и утащила на море к бабушке. Других одноклассников назвать друзьями у Ромки язык бы не повернулся, да и многие из них уже разъехались кто куда. Если бы не Антон, который спасал от одиночества, то Пятифан точно учудил бы чего-нибудь достойное пятнадцати суток у Тихонова в отделе. Рома аккуратно посмотрел на Петрова. Тот сидел, уронив голову на руки, и дышал так тихо, словно и не дышал вовсе. Очки его сползли на лоб и блестели, отражая розоватые закатные лучи. На душе у Пятифана стало тошно. Ему было больно и за друга тоже. Он знал, что на растерзанье родителям Антон остался один – Олю предки любезно сплавили в лагерь, и теперь могли измываться над сыном, сколько влезет. Ромка поймал себя на мысли, что общая беда – в данном случае, неспокойная, если говорить мягко, обстановка дома – очень сплачивает. И правда, даже пять лет дружбы не сблизили парней так, как полтора месяца этого безобразного лета. А как еще? Поддержку и понимание они могли найти только друг в друге. Антон, словно почувствовав на себе взгляд Ромки, отнял руки от лица и приподнял голову. Он посмотрел на Пятифана мутными глазами, не выражающими ничего, кроме потерянности. Рома не отвел взгляд, а стал изучать черты лица друга. Он впервые по-настоящему заметил, как сильно Антон повзрослел, как отчетливо у него проявились скулы, да и в целом на лице стали видны оттенки мужественности. Взгляд Пятифана скользнул на губы Тоши, в частности, на нижнюю губу. Она была разбита. Чуть левее, к уголку рта можно заметить красную полоску раны, которая уже стала немного опухать. — Это че… — медленно протянул Ромка, пока глаза его округлялись из-за удивления. Антон встрепенулся, словно выныривая из глубин своих мыслей, и нахмурился. Он вернул очки на переносицу и виновато отвел взгляд. — Ничего. — Не пизди. Рома поднялся, отряхивая шорты от травы, и встал напротив сидящего на бревне Тоши. Пятифан наклонился и приподнял голову Петрова за подбородок, осматривая ушиб на губе. Антон хотел было вырваться, но хватка была крепкой, так что он быстро сдался. — Отец? Тоша молчал. Он посмотрел в карие глаза друга, и Роме этого хватило, чтобы увидеть подтверждение своим догадкам. Он отнял руку от лица Антона и быстро развернулся на пятках, выпрямляя спину. — Ну пиздец, теперь и ты под раздачу попал, — сквозь зубы прошипел Пятифан. Он спрятал руки в карманах и стал злобно измерять поляну шагами, пока Петров смиренно сидел на бревне, сложив руки между колен. В Роме вновь вскипела кое-как утихомиренная ненависть. За Антона он переживал больше, чем за себя. Пятифан не считал его слабым, тем не менее, был уверен, что тот не сможет как следует постоять за себя, если понадобится. Первая мысль – пойти в дом Петровых и поговорить с Борисом, вместо языка используя кулаки. Эта идея исчезла так же быстро, как и появилась. Все-таки отец Антона, это не родной батя-пьяница, которого при большом желании можно уложить на лопатки и выбить всю дурь. Борис здоровый, высокий и крупный мужчина, с которым тяжело справиться, даже если бы Тоша и Рома скооперировались и атаковали вместе. К тому же, это мало чего решит. Больше, однако, никаких идей в голову не лезло. «Как здорово было бы просто сбежать. Уехать куда подальше из этого проклятого поселка. Хотя бы на пару дней» – подумалось Ромке. Он вдруг резко остановился, словно по голове ударенный, и посмотрел куда-то вдаль, прищурив глаза. Уехать… Уехать. Уехать! Эти слова очень быстро засели на подкорке сознания Пятифана, и он невольно стал разрабатывать план. На чем можно уехать? На машине отца. Потрепанные временем жигули уже третий год стояли на заднем дворе, за домом. Даже документы на машину есть. Поменять свечу зажигания, подкрутить тормоза, накачать шины, залить масло – и готово. Не так уж и сложно. Допустим, проблемы возникнут со свечой и маслом, остальное Ромка сможет сделать своими руками. Водительские права? Если ехать аккуратно – а Пятифан будет стараться – то вряд ли менты обратят внимание. Куда поехать? Да куда угодно. Хоть в Москву рвануть, хоть на границу с Китаем, хоть к озеру Байкал. Где взять деньги на бензин? У Пятифана есть небольшая заначка, этого может хватить минимум на пять-шесть заправок. Да и у отца можно немного стащить – трезвее будет. Еды набрать из дома. У матери Антона наверняка много закруток, а еще из погреба можно взять консервов, насушить сухарей. Петров заметил, что Рома остановился посреди поляны и не двигается уже порядка пяти минут, лишь пялится куда-то в чащу, странно улыбаясь. — Задумал чего? Пятифан промолчал, медленно приближаясь к другу. Он сел на бревно рядом с ним, прижимаясь плечом к плечу, и спросил тихо, почти шепотом: — Давай уедем? Антон слегка усмехнулся, но не ответил. Молчание, повисшее в воздухе, заставило Ромку усомниться в собственном предложении. Он не подумал, что родители Тоши – это не его родители. Они сразу заметят пропажу сына и забьют тревогу, подключат Тихонова и начнут поиски. Да и сам Петров не казался таким отбитым, чтобы сорваться, куда глаза глядят, еще и оставить семью, которая, пускай, не очень-то бережно к нему относится. Еще один фактор, который мог остановить Антона – он был младше Ромки и еще не достиг совершеннолетия. Пятифан обдумал все это, и уже открыл рот, чтобы сказать, что пошутил, как вдруг Петров прошептал: — Давай. Рома посмотрел на Антона, который грустно улыбался и изучал траву сквозь прикрытые веки. Тоша поднял взгляд на Пятифана. Около минуты парни смотрели друг другу в глаза. — Не шутишь? — А ты? Рома засиял. Перед его глазами уже стали проносится картинки того, как они вместе с Тошей мчатся по шоссе, пытаясь догнать солнце, а вокруг бескрайние поля, леса и никаких проблем. — Куда рванем? — спросил Пятифан заметно повеселевшим голосом. — Хочу на море. — Не слишком далеко? — Ближайший залив Белого моря в Северодвинске – это примерно в тысяче километрах от нас. — Точно? — У меня, в отличие от некоторых, по географии пять в аттестате, — съязвил Антон, слегка пихая Ромку в бок. Поляну наполнил звонкий смех парней, а у Пятифана на душе сделалось легко. Он видел заинтересованность Тоши в этой безумной затее, хотя и допускал, что друг еще передумает. Так или иначе, Рома в красках поведал Петрову свой спешно придуманный план. — Может и получится, — подытожил Антон, потирая подбородок, — У меня тоже есть небольшие сбережения. Только машину почини. — Заметано! — весело ответил Ромка, приобнимая Тошу за плечо, — Это будет ахуенно, я тебе обещаю.