What the Dead Know by Heart

Сегодня они наносят удар. Прошло четыре долгих дня после приема у Бойлов. Дни, потраченные на составление планов этажей Башни Дануолла, дни, проведенные на брифингах со старшими Китобоями, дни, потраченные на перемещения между Радшором и «Песьей Ямой», чтобы продолжать учить Эмили Колдуин драться и оставлять ей сердце Корво Аттано. Голос Дауда охрип от приказов, мышцы болят от перенапряжения, а слово «сон» потеряло смысл. Он чувствует себя лучше, чем когда-либо за последние годы. В кои-то веки он не доводит себя до изнеможения ради дворян, ради денег, заработанных смертью и страхом. Он из кожи вон лезет ради Империи, ради Императрицы, ради будущего. Он из кожи вон лезет ради искупления, ради своих людей, ради Томаса. Он делает все это ради себя. Дауд привык верить, что со способностями, данными Аутсайдером, он силен. Нож Дануолла нависал над городом, всегда готовый нанести удар, и никто, ни один человек, не считал себя по-настоящему в безопасности. Раньше Дауд верил, что это и есть сила. Но теперь он знает, что держать свое лезвие наготове и ждать, пока кто-то воспользуется им — это не сила. Восстать против тех, кто использовал его, пытаться поступать правильно несмотря на малые шансы одержать победу, пытаться исправить все ошибки, которые он совершил — вот что такое сила. И Дауд наслаждается этим. Пока они завершают подготовку, Томас командует другими китобоями с уверенностью, которой Дауд раньше не замечал. И те беспрекословно следуют его приказу. Как и должно быть, в конце концов, китобои будут на службе у него, а не у Королевского Защитника. Дауд все еще не может до конца свыкнуться с тем фактом, что он займет место Корво Аттано, как только Эмили Колдуин сядет на трон. — Ты бы все равно, наверное, сошел с ума, слоняясь по винограднику, — сказал ему Рульфио, когда Дауд сообщил новость Китобоям. Серконос был хорошим планом, и, возможно, Дауд был бы доволен, проведя оставшуюся жизнь именно там. Но он хорошо себя знает и понимает, что будет гораздо счастливее, чувствуя себя полезным. Китобои тоже. Как и сказал Томас, они готовы следовать за ним, куда бы он ни пошел, и никто не возражал против того, работать под покровительством Ее Величества. Во всяком случае, Хобсон громко сказал «слава Бездне, я ненавижу солнце». Дауд благодарен своим людям сильнее, чем когда-либо сможет выразить. Все, что сейчас стоит между ними и их новой жизнью — это одинокий напуганный человек. — Мы пройдем через водный шлюз, — говорит Дауд Томасу, постукивая пальцем по карте. — Затем вверх через сад, к беседке, — он сглатывает, воспоминание об их последнем появлении там все еще способно перехватывать дыхание, — и в башню. Берроуз будет либо в своих покоях, либо на крыше. Как только мы войдем, придется действовать по обстоятельствам. Томас кивает, его брови сосредоточенно сведены вместе. — Лорд-регент больше не имеет доступа к деньгам Вейверли Бойл, и охрана ослаблена, — размышляет он вслух, — но это значит, что оставшиеся люди — его самые преданные сторонники. Я сомневаюсь, что нас ждет теплый прием. Дауд намеренно делает шаг от своего стола, предоставляя Томасу полный доступ к картам. — Итак, что предложите, Глава тайной службы? — Скрытность, — просто говорит Томас, вставая у стола, где раньше был Дауд, и это выглядит так, словно ему там самое место. — Быстро и тихо, с минимальным количеством людей. Если мы хотим найти способ нейтрализовать лорда-регента без применения силы, то не можем позволить, чтобы нас увидели. Дауд хмыкает в знак согласия, заглядывая Томасу через плечо. — Подкрепление? — Группы по три человека. Одна на территории дворца, с Кентом во главе. Четверо в Квартал особняков, здесь, в зоне отхода, — размышляет Томас, указывая на карту, пока говорит. — Башня находится недалеко вверх по реке, поэтому я предлагаю остальным остаться здесь. Отличный план. — Собери команды и скажи остальным. Томас кланяется и исчезает. Дауд слышит его голос в конце коридора, спокойный, но властный, и нежно улыбается. Они далеко продвинулись со дня, как Дауд назначил его своим заместителем, пройдя путь от того, кому он доверяет, к тому, на кого он может положиться. От того, кто отдал бы свою жизнь за Дауда, к тому, за кого Дауд отдал бы свою жизнь. От того, кто любит Дауда, несмотря на все его недостатки, к тому, кого Дауд… Это мост, который ему придется пересечь, как только они разберутся с Хайремом Берроузом. Или мост, с которого он спрыгнет. — Ты сказал, что попробуешь, — упрекает его Корво за саму мысль. — Ты многим обязан ему и самому себе. — Знаю. Я так и сделаю, — заверяет его Дауд, складывая беспорядочные бумаги на своем столе в подобие стопки. — Но все это на первом месте. Корво вздыхает. — Да, полагаю, так и должно быть. Дауд точно знает, что не смог бы сосредоточить внимание на их задании, если бы пытался набраться смелости, чтобы разобраться в этом… вопросе между ним и Томасом, и он не может позволить себе отвлекаться. Не сейчас. — Дауд, — говорит Корво, и биение Сердца чувствуется прямо в груди. — Я не поблагодарил тебя за все, что ты сделал. Дауд замирает, некоторые карты, которые он перекладывал, выскальзывают у него из пальцев и разлетаются по полу. — Не надо. Как всегда, Корво делает прямо противоположное тому, что ему сказали. — Я благодарен, — заявляет он с искренностью, которую Дауд едва может вынести. — Без тебя Эмили была бы в гораздо худшем положении, если бы она вообще выжила. — Без меня ты был бы жив, — выплевывает Дауд, и знакомое чувство отвращения к самому себе горячим комком скручивается в животе. — Твоя Императрица была бы жива. Корво невесело смеется. — Джессамине всегда было суждено умереть, — говорит он с печалью в каждом слове. — Даже без того, что ты сделал, она не смогла бы жить. Такова воля Бездны. — Но ты мог бы выжить, — упрямо возражает Дауд. — У Эмили мог бы быть ее отец. — Да, — признает Корво. — Я мог бы выжить. Я мог бы быть отмечен Аутсайдером, и мог бы спасти ее. Но я видел пути, по которым пришлось бы идти, и, вероятно, я бы пролил больше крови, чем ты, страдая и от пыток, и от мучений совести. — Ты же не хочешь сказать, что сейчас не страдаешь? — Дауд усмехается, вытаскивая Сердце из кармана и пристально глядя на него, чтобы создать иллюзию того, что он смотрит Корво Аттано в глаза. — Я хотел этого, — говорит Корво. — Хотел остаться здесь, чтобы охранять свою дочь, насколько это в моих силах после смерти и дать Джессамине обрести покой, которого она заслуживает. Тогда я еще не знал, каким путем пойдешь ты. — Были другие варианты? — Дауд ловит себя на том, что, когда спрашивает это, его голос едва ли громче шепота. — В некоторых из них ты сбегаешь на Серконос. В некоторых — убиваешь Тига Мартина прежде, чем у него появляется шанс заговорить. Где-то ты оставляешь кровавый след длиною в город. В некоторых ты… умираешь, — перечисляет Корво. — В этом же мире ты искупишь свою вину. В этом мире ты спас Эмили и согласился защищать ее вместо меня. В этом мире у тебя все получится. Дауду требуется некоторое время, чтобы вернуть дар речи. — Ты не можешь быть уверен в этом. — Нет. Но я верю в тебя. Дауд испускает вздох, который должен был быть смешком, хотя выходит скорее так, как будто он упал с большой высоты, и из его легких вытолкнули весь воздух. Он — последний человек, на которого Корво Аттано следовало бы положиться. Но, после всего, что он сделал, он — единственный человек, на которого Корво может положиться, как бы удручающе это ни звучало. И Дауд сделает все, что в его силах, чтобы вера и доверие того не были напрасными. — Спасибо, Корво. — Нет, Дауд. Тебе спасибо.

***

Если бы он был честен с самим собой, чего он обычно избегает, Дауд признал бы, что никогда по-настоящему не верил, что есть какой-то другой способ покончить с этим, кроме как насадить Хайрема Берроуза на клинок. Он потратил часы, дни, изучая дневники, письма и карты, надеясь найти что-то, что могло бы помочь ему избавить Империю от ее лорда-регента, не прибегая к насилию. Но он вернулся с пустыми руками, любая переписка, которую он вел с Берроузом, подписывалась не более чем инициалами, а большая часть их деловых отношений велась устно. У Дауда на него ничего нет. Вот почему становится неожиданностью, когда Томас находит его, глубоко в недрах Башни Дануолла, с маниакальным блеском в глазах и планом в голове. — Аудиограммы? — спрашивает Дауд, и его брови поднимаются к линии роста волос. Неужели Берроуз действительно настолько глуп? Дауд иногда сам записывает аудиограммы, это полезно для того, чтобы выплеснуть свое разочарование, чтобы оно не мешало его работе. Но он никогда не хранит их, всегда сжигает карточки почти сразу после того, как его голос закончит запись. Он ожидал, что Берроуз будет таким же, но, похоже, он переоценил своего противника. — Это то, что сказал мне диктор, — подтверждает Томас. — Он хранит их в своем сейфе. Конечно, он знает. Порядок — это все для Берроуза, возможно, он достаточно глуп, чтобы хранить свои аудиограммы, но он бы просто не оставил их на виду. ­­ — Код? Вот тут-то Томас и запинается. — Одна из цифр «девятка». Это все, что он знал. — Черт, — ругается Дауд, прислоняясь спиной к стене кладовки, в которой они прячутся. С помощью кода он мог бы остановить время достаточно надолго, чтобы взломать сейф, и Берроуз ничего бы не узнал, но у него просто недостаточно сил, чтобы сдерживать время достаточно долго, чтобы угадать комбинацию. Почти подсознательно его рука скользит под куртку, хватается за сердце Корво и мягко сжимает его, прося о помощи. — Я не могу разобрать код, — вздыхает Корво, и Дауду приходится снова сдерживаться, чтобы не выругаться. — Его разум наполнен паникой, он изо всех сил пытается удержать мысли. Все вокруг него развалилось на части, и он боится. Боится преступника в маске, который преследует его во сне и наяву. Его жизнь превратилась в кошмар. Дауд хмыкает, звук заглушается металлической маской, скрывающей его лицо. В некотором смысле забавно, что Хайрем Берроуз — один из немногих людей в этом городе, которые, по сути, не боятся Ножа Дануолла, но трепещут при мысли о преступнике в маске, не подозревая, что они — один и тот же человек. Если бы Дауд пришел к нему без маски, его встретили бы с распростертыми объятиями– Ох. Вот оно. — Томас, — выдыхает он, снимая маску и глядя на нее так, словно видит впервые, — у меня есть идея. — Хорошая, надеюсь? — Нет. Над таким ответом Билли бы посмеялась и настояла бы на том, чтобы они пошли на убийство, а не полагались на какой-то план, который доставил бы им гораздо больше проблем, чем того стоит Берроуз. Билли была бы холодной, расчетливой и благоразумной. Билли была тем человеком, которым был Дауд до Императрицы, и они, скорее всего, сейчас уже возвращались бы на базу, празднуя хорошо выполненную работу. Но Томас просто улыбается, его глаза горят. — Тогда за дело. Дауд закрепляет маску на поясе и ведет их через башню в личные покои лорда-регента. Здесь, в самом сердце Дануолл-тауэра, собраны оставшиеся верными Берроузу стражники, и они, к сожалению, все еще являются проблемой. Проникнуть внутрь через дверь было бы почти невозможно. К счастью, им не нужно будет пользоваться дверью. Дауд и Томас входят через балкон. Хайрем Берроуз один в своей спальне, неустанно расхаживает по комнате, все время бормоча себе что-то под нос. Если бы у него были волосы, Дауд уверен, что он бы их вырывал. — Не попадайся на глаза, — шепчет Дауд Томасу. Он входит в комнату, когда Берроуз поворачивается к нему спиной. — Лорд-регент. Берроуз разворачивается со скоростью, не соответствующей его возрасту, рука на рукояти меча, безумные глаза раскрыты в панике, пока он не понимает, кем является его посетитель. При виде Дауда он испускает вздох облегчения. — Дауд, — отвечает он с раздражением. — Я не звал тебя. — Нет, — соглашается Дауд, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал вежливо. Судя по выражению лица Берроуза, он недостаточно старается. — Но я полагаю, нам нужно обсудить кое-какие дела. Он постукивает пальцами по металлической маске, висящей у него на поясе, и Берроуз ахает. — Ты нашел его? Слава Семи Запретам, этот человек был проклятием города, — восклицает он, не замечая ироничности своих слов. — Кто он? Дауд пожимает плечами. — Кто-то, кого мы не знали. Неважно. — Я сам решу, что важно, — огрызается Берроуз, и в этот момент он поразительно напоминает Дауду Хэвлока. Не слишком удачное сравнение. — Конечно, — смягчается Дауд сквозь стиснутые зубы, — но дело сделано. Если вы не хотите выловить его останки из реки, я ничем не могу помочь. Берроуза, похоже, этот ответ совсем не обрадовал, но он не стал спорить. — Хорошо. Я полагаю, ты здесь ради вознаграждения? Дауд наклоняет голову. — Я не работаю бесплатно, лорд-регент. — Да-да, я знаю, — отмахивается Берроуз. — И ты не имеешь права требовать вознаграждение за этот контракт от Городской стражи. Вот почему я считаю, что выплата в размере пяти тысяч — это более чем щедро, ты согласен? Сумма, обещанная на плакатах «разыскивается», в шесть раз больше. Если бы Дауд действительно был здесь из-за денег, он был бы оскорблен. — Двадцать. — Десять. — Пятнадцать. — Хорошо, — слишком быстро соглашается Берроуз, очевидно, полагая, что выиграл, — если это отправит тебя восвояси. Дауд протягивает ему маску, и Берроуз подходит к своему сейфу, закрывая его от Дауда, когда тот вводит код, но Дауду он не нужен. Ему просто нужно, чтобы эта чертова штука была открыта. Берроуз достает из сейфа три увесистых мешка с монетами, по пять тысяч за мешок, и когда он собирается закрыть дверь, Дауд обращается к Бездне, останавливая время. — Томас, — говорит он, и это все, что ему нужно сделать. Томас выходит из тени и втискивается между Берроузом и сейфом, доставая небольшую стопку аудиограмм, которые свергнут лорда-регента. Дауд остается неподвижным на своем месте, не желая давать Берроузу даже малейшего намека на то, что он что-то предпринял против, и, сохраняя спокойствие, контролирует время, пока Томас не убедится, что достал все, что мог. Дауд позволяет времени течь, и Берроуз закрывает сейф плечом, бесцеремонно роняя мешки с монетами к ногам Дауда. — Пятнадцать тысяч, как договаривались. Дауду и Томасу будет слишком трудно тащить это с собой, поэтому Дауд делает единственное, что в его силах. Он вызывает одну из команд, которую Томас оставил наготове, ту, во главе которой Рульфио, надеясь, что его китобои смогут оценить ситуацию и действовать соответствующим образом. Рульфио не зря считается одним из самых старших китобоев Дауда. — Мастер Дауд, — это все, что он говорит, в его тоне нет даже вопросительной нотки, когда он склоняется перед своим начальником. — Что тебе нужно? — Нам заплатили, — объявляет Дауд, кивая на мешки у своих ног. — Заберите это на базу. — Да, мастер Дауд, — хором отвечают трое китобоев. Каждый из них берет по мешку и исчезает из виду, не задавая вопросов. Даже спустя столько лет их преданность по-прежнему поражает Дауда. Он возвращается к насущному вопросу. — Приятно иметь с вами дело, лорд-регент, — неубедительно лжет Дауд. — Взаимно, Дауд, — с такой же ложью отвечает Берроуз. — А теперь оставь меня. У меня есть работа. Дауд кланяется в пояс, но Берроуз уже отвернулся от него, настолько уверенный в своей власти над убийцей, что даже не задумывается о том, чтобы подставить Дауду спину. Ему словно хочется заполучить нож, даже чтобы доказать свою точку зрения. Проскользнуть обратно в пустую часть башни слишком легко. Разобраться в аудиограммах, которые достал Томас, оказывается сложнее. Все они пронумерованы, что не удивительно для одержимого порядком Берроуза, но цифры, аккуратно нацарапанные по углам, дают очень мало информации, и они даже не могут быть уверены, что какая-либо из этих аудиограмм содержит нужные им сведения. — Нам нужно где-то это проиграть, — говорит Томас, и Дауд с ним согласен. Они не могут просто подойти к станции вещания и вставить аудиограмму наугад. Мало того, что это может привести к тому, что их поймают до разоблачения Берроуза, они в конце концов могу проиграть запись, которая указывает, что именно Китобои убили Императрицу. Но где они вообще могут найти здесь достаточно укромное место, чтобы прослушать целую стопку аудиограмм? — Есть… одно место, — нерешительно произносит Корво, его сердцебиение учащается. — На верхнем этаже рядом с камином висит светильник. Поверни его и увидишь. Это, мягко говоря, странная инструкция. Но Корво никогда раньше не подводил его, поэтому Дауд ведет Томаса на второй этаж, изображая уверенность в своих действиях, и находит место, указанное Корво. Дауд не уверен, чего он ожидал, повернув лампу боком, но точно не то, что задняя стенка камина почти бесшумно отодвинется, чтобы открыть потайную комнатку, достаточно маленькую, чтобы ее не заметили даже на чертежах башни. — Как ты узнал, что она здесь? — спрашивает Томас, когда они благополучно оказываются внутри и потайная дверь возвращается на место. Он смахивает толстый слой пыли, скопившийся на аудиографе, — именно то, что им нужно. — Я уверен, что этого нет ни на одной из карт. — Черноглазый ублюдок, — это все, что говорит Дауд в качестве объяснения. В каком-то смысле это правда. Томас посмеивается, возясь с циферблатом аудиографа, не слишком ласковое прозвище Дауда для Аутсайдера, всегда служило источником веселья среди Китобоев. — Здесь еще есть аудиограмма, — замечает он. — Чья это была комната? У Дауда есть подозрение. Он протягивает руку и включает аппарат. — Эмили, моя дочь, — раздается голос Джессамины Колдуин, и Дауд снова нажимает на кнопку, заставляя ее замолчать. Даже при том, что он подозревал, что последует дальше, он не был готов снова услышать ее голос. Дауд извлекает аудиограмму из устройства и аккуратно кладет его в карман. Она уютно покоится рядом с сердцем Корво — два последних напоминания об Императрице и ее защитнике. — Эмили захочет послушать, — его голос дрожит. Томас кладет руку ему на плечо, и это прикосновение успокаивает. — Нам следует послушать аудиограммы лорда-регента, — говорит тот, мягко возвращая его в строй. — Да, — глухо соглашается Дауд, как будто карточка в кармане не прожигает дыру в его коже. Томас берет на себя инициативу, вставляя пластину за пластиной в машину, пока они слушают разглагольствования Хайрема Берроуза обо всем, что когда-либо шло не так в его жизни, а это, оказывается, целый список. Но есть одна аудиограмма, которая делает все это время стоящим — подробный отчет не только о заговоре Берроуза, но и о его роли в распространении чумы в городе. Если они используют систему вещания, то весь Дануолл узнает, что он натворил. И это намного лучше, чем всадить ему клинок промеж глаз.