Дом

Его файл начинался с малого. Он почти не помнил свою биологическую семью. Он помнил, что был маленьким, что его жизнь была розовой и яркой, и он ещё не понимал, как просто это — терять людей. Он помнил, что много улыбался, как был гораздо спокойнее, как был единственным ребенком, и как у него была маленькая рыбка по имени Майло, которая жила в аквариуме с песочным замком слева. Но он не помнил, какого цвета был замок, или почему рыбку звали Майло, или как выглядели его родители, или каково это — когда тебя держат на руках. Он так и не мог решить, было ли от этого легче или тяжелей. В Комнату его отвела его мама. Комната была маленькой, с коричневым ковром и бежевыми стенами. На кофейном столике лежала стопка журналов, но он не помнил, что за журналы там были. Вокруг толпились люди, некоторые из них разговаривали с его матерью, и все они улыбались так, как улыбаются взрослые, когда им жуть как не хочется улыбаться, но они улыбаются все равно, потому что не знают, что еще делать. Он стоял рядом с мамой и смотрел, как мужчина за стойкой регистрации постукивает ручкой по уголку рта. Спустя некоторое время, когда его ноги устали и начали ныть, мама усадила его на кожаный диван, цвет которого он не мог вспомнить, и убрала от него руку. Он не хотел отпускать ее, но она ласково улыбнулась ему и сказала: «Все в порядке, дорогой. Я скоро вернусь, не волнуйся». «Не волнуйся, дорогой, эти милые женщины просто зададут тебе несколько вопросов». «Не волнуйся, дорогой, я просто возьму кое-что из машины». Не волнуйся, милый, я просто никогда не вернусь. С этого всё и началось. Он прожил месяц в своем первом доме, прежде чем сбежал, разыскивая женщину, которая обманула его. После этого его файл пополнялся неуклонно. Он прожил семь месяцев во втором доме, прежде чем кто-то заметил синяки. Дома с третьего по шестой длились по шесть месяцев каждый, прежде чем неизбежно выплевывали его обратно. У них было слишком мало денег, или слишком много проблем, или он требовал слишком много работы, и почему он вообще думал, что кто-то попытается оставить себе что-то настолько бесполезное, как он? Он уходил, его файл распухал, но затем шесть домов превратились в семь, и семь домов превратились в девять, и он начал слышать, как люди шепчутся за его спиной; начал видеть, как люди смотрят на него с его несчастным распухшим файлом и отводят взгляд тут же, чтобы их не успели спросить, хотят ли они забрать его. Потом был дом десять, и это были вроде как не такие уж катастрофически невыносимые шестьдесят семь дней? А потом его файл разросся до десяти домов и десяти «серьёзных инцидентов», и люди перестали даже смотреть в его сторону, потому что на его обложке теперь было написано «ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ» — жирными красными буквами, и вот это он уже не мог обыграть никак, и поэтому просто перестал пытаться. Не то чтобы он сдался. Весь мир хотел, чтобы он сдался, но Вилбур был слишком зол на него, чтобы так легко позволить ему одержать верх. Он просто оградил себя от людей. От системы. От взрослых. Они ожидали, что «особенный ребенок» будет громким, грубым, резким и злым. Поэтому он таким и был. Пробыть в доме одиннадцать почти год стало для него новым рекордом. Ему даже не пришлось сбегать. В семье кроме него было четыре ребенка, и они все были гораздо, гораздо крупнее него. Еды на всех не хватало, поэтому семья руководствовалась правилом «кто успел — тот и съел»; а другие дети считали, что будет просто уморительно, если он поголодает, пока им всем не пришлось выселяться из дома из-за того, что их родителей арестовали, и боже мой — неужели взрослым всегда надо быть такими драматичными? Но Семья Одиннадцать была получше, чем Семья Восемь, потому что у Семьи Одиннадцать была по крайней мере убедительная причина не кормить его. У семьи Восемь хорошо получалось скрывать это — может, удачей, а может, они просто были достаточно богаты и могущественны, чтобы скрыть его бледную кожу и выпирающие тут и там кости за взяткой и улыбкой. Но семья Восемь, как и семья Одиннадцать, ушла из его жизни, и он снова остался один. Не то чтобы Семья Одиннадцать действительно успела стать ему семьей, но постоянные крики были честнее и комфортнее, чем давящее молчание Семьи Пять, например. Потом был Фил. Фил долго разговаривал с его надзирательницей. Вилбур делал вид, что совсем не слушает, но он делал так всегда. Фил спросил, сколько ему лет, и надзирательница ответила просто: «Пятнадцать». Он спросил, как долго Вилбур находится в системе, и она ответила: «Семь лет. Он побывал в одиннадцати домах, и в каждом из них стал причиной серьёзных инцидентов». Она прямо выделила это голосом, так: «Серьёзных Инцидентов». Вилбуру показалось, что у него вот-вот заболит голова. «Видите ли, он — особый случай». — сказала Филу надзирательница. Фил спросил, почему они позволили ему находиться в доме, из которого ему потребовалось сбежать, и даже не проверили, что именно было не так; надзирательница напряжённо заёрзала.  — Мистер Уотсон…  — «Фил» было бы отлично, спасибо.  — «Фил», Вильям — это особый случай. Вилбур даже не слушал, как именно она произнесла: «Особый Случай». Она проговаривала эти слова одинаково — когда представляла его родителю за родителем, семье за семьей.  — Я понимаю. Я прочитал его досье. Слово «досье» Вилбуру понравилось. Оно звучало профессионально и умно. Правда, этого было слишком мало, чтобы его развеселить. Ему хотелось подойти, поздороваться с Филом и вежливо и терпеливо спросить его, зачем он продрался сквозь его файл, толстый, как блинный торт из картона, если в конце он собирался просто сказать надзирательнице своим этим вежливым спокойным тоном: «Нет, знаете, это слишком тяжело, я пойду и найду другой способ заработать плюсиков к карме»; а потом развернуться и уйти. Но привлечь к себе внимание означало бы, что они оба поймут, что он слушал, а ещё — что Фил ответит, и потом ему придётся отвечать на ответ. От одной мысли об этом у Вилбура неприятно сдавливало горло. Поэтому он промолчал.  — О. — похоже, даже надзирательницу это удивило, — Ну, в таком случае вы должны знать, что Вильям — действительно особый случай…  — Вы повторяете это уже в который раз, и тем не менее, он не сделал ничего критического за всё то время, пока я нахожусь здесь. К этому моменту Вилбур настолько отчаялся, что начал даже немного болеть за их диалог: так же, как он болел за дождевые капельки, соревнующиеся в гонках вниз по оконному стеклу. Пока что выигрывал Фил, и, сказать честно, на него Вилбур и ставил. Ему хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось, и он смог вежливо кивнуть и уползти куда-нибудь в свой укромный уголок. Было бы здорово.  — Ну да, но я должна предупредить Вас, мистер Уотсон…  — Фил.  — …Фил, Вильям — не обычный ребенок. У него проблемы с гневом, временами он невероятно агрессивен, он не… Вилбур отключился от разговора. Он уже слышал всё это раньше, он мог дословно цитировать то, что о нём думает его надзирательница, и очень хорошо знал, что это была правда. Он не любил злиться, если говорить честно, но если он вел себя агрессивно и жестко с каждого начала, шансы на то, что на нем сорвутся, сильно уменьшались. Так было проще — когда люди обращались с ним, как с зараженным какой-то неизвестной болезнью, ходили вокруг него по кругу, на цыпочках; было проще. А если его планировали унижать или поколачивать, то это начиналось сразу, безо всяких ненужных предысторий вроде вежливости, привязанности или комфорта. Так было… эффективнее.  — Вильям. — в его мысли вторгся резкий голос надзирательницы. Он почти вздрогнул, но подавил дрожь, вцепившись нервными пальцами себе в запястье. Он немного надеялся, что Фил, может быть, не заметил этой глупости. Да нет, скорее всего не заметил. Вилбуру вообще было наплевать на его реакцию (совсем, совсем не наплевать).  — Ага?  — Не «ага»-кай мне, молодой человек.  — Конечно. Его надзирательница громко и тяжело демонстративно вздохнула, растирая веки под очками пальцами. Её очки были зелёные, и по дужкам у них шли стразы, тоже зеленые, которые, как думал Вилбур, должны были заставить ее выглядеть молодой и модной. На самом деле, ей явно было далеко за шестьдесят. Это было тем, в чём Вилбур был хорош, как ему говорили. Выводить людей из себя, заставлять маму или папу номер черт-знает-что впадать в неудержимое бешенство, даже когда ему самому очень, очень сильно этого не хотелось. Он вжал голову в плечи и приготовился к удару.  — Сейчас ты пойдёшь домой с Филом. Вещи забери. — она развернулась к Филу, — Хорошего вечера, и, пожалуйста, не стесняйтесь звонить, когда с ним возникнут проблемы. Фил улыбнулся, и вид у него был добрый.  — Я уверен, что в этом не будет необходимости.  — Наверняка. — ответил Вилбур язвительно, но вышло немного жалко и очень глупо. Он втянул голову в плечи еще сильней. Фил зачем-то вмешался прежде, чем его начали отчитывать.  — Большое спасибо за вашу помощь, Миссис Адамс. Обязательно буду поддерживать с вами связь. Вилбур вбежал в свою комнату и забрал с кровати завалившийся на бок белый пакет. Когда-то у него был чемодан, но кто-то из детей в Семье Четыре решил, что будет весело распороть его ножом, и поэтому Вилбур таскал все свои очень немногочисленные пожитки в пакете из Таргета. На секунду он остановился, глубоко вдохнул пыльный запах своей комнаты, подумал о том, чтобы залезть под кровать, заткнуть уши и никуда-никуда не идти — и через секунду уже закрывал дверь в коридор. Раньше ему было тяжелее расставаться с невеселыми, но по крайней мере привычными стенами приюта — сейчас равнодушие поселилось с ним рядом, как старый, добрый друг. Дорога от здания до машины прошла в молчании. Вилбур держался от Фила на отдалении, придерживая свой пакет обеими руками — чтобы не раскачивался, чтобы случайно не стукнул Фила по ноге. Он разглядывал Фила, но только боковым зрением. Фил выглядел добрым, но доброй выглядела и мать семьи Четыре, пока Вилбуру не довелось узнать её поближе. Его светлые волосы были коротко острижены, но всё равно завивались на концах; у него были широкие плечи, и широкие ладони, и если он ударит, это, наверное, будет чертовски оглушающе и больно, а на его левой руке было пятно, едва заметное, но на него было смотреть легче, чем на его лицо. В одной ладони он держал Вилбуровский файл. Другая ладонь распахнула перед Вилбуром дверь машины. Вилбур на всякий случай пригнулся.  — Садись. — уточнил Фил. Вилбур беззвучно запрыгнул в машину и, секунду поколебавшись, устроился прямо за водительским сиденьем, вне поля зрения (и удара, в основном удара) Фила. Неожиданно Фил не сразу завел машину. Он повернулся на своем стуле, неудобно изогнувшись, и улыбнулся Вилбуру. Вилбур не улыбнулся в ответ. Вилбур постарался не вжиматься в сиденье слишком сильно.  — Итак, Вильям.  — Меня зовут Вилбур. Вилбур уже почти начал мысленно делать ставки: он закатит глаза, выругается или начнет отчитывать его уже здесь? — но Фил только улыбнулся.  — Вилбур, прости. Прежде чем мы отправимся домой, я бы хотел обсудить с тобой кое-что. Ничего плохого, просто пара основных правил, кое-что о доме и все такое. Вилбур отвел взгляд от лица Фила. Такие «разговоры», конечно, не были чем-то новым в его жизни. Такие «разговоры» уже поведали ему о том, что его новые родственники не собирались терпеть разговоры внутри дома (семья Пять), или как его запрут в комнате, если он поддерживает не ту футбольную команду (семья Семь — ему даже не нравился футбол), или что ему не разрешат приступить к завтраку, пока он не вымоет автомобили обоих родителей, не отдраит окна и не вынесет мусор (семья Три). Поэтому он кивнул.  — Ну, наш дом довольно уютный, хотя не хоромы, сам понимаешь. Я бы предпочёл, чтобы ты снимал обувь и оставлял её у двери, но если ты будешь забывать об этом первое время, я не буду злиться. Кроме тебя у меня есть ещё два сына, оба приёмные, тоже как ты. Томми четырнадцать, а Техно исполнилось шестнадцать несколько месяцев назад. Ты будешь делить комнату с Техно, но комната довольно большая, так что, думаю, вы оба будете в порядке. Он всё равно довольно тихий. Вилбур не хотел, но всё равно непроизвольно поморщился. Он слышал о таких людях. Такие милые отцы не берутся из ниоткуда; никто не усыновляет одичавших выкидышей трёх семей подряд просто так, для удовольствия. Либо Фил жаждал восхищения и славы (Газетный заголовок: «Местный житель усыновляет детей, оказавшихся в тяжёлой жизненной ситуации! Он — герой, если вас не смутит столь слабая похвала»), либо какого-нибудь государственного капитала. Или, возможно, Вилбур просто был свежим мясом. Почему он вообще предположил, что два оставшихся ребенка хоть чем-то будут похожи на него? Их вполне могли усыновить еще при рождении и кормить икрой с серебряного блюда всю их жизнь. Может быть, им нужно на чем-то выплескивать гнев, и Фил увидел маленькое дерьмо, забившееся в угол, по которому никто не может скучать, и купил его так же, как покупают крыс в зоомагазинах владельцы змей. Может быть, он доберется до дома, и узнает, что роль «Томми» и «Техно» — быть радостью и гордостью Фила, а роль Вилбура — быть грушей для битья. Это его, конечно, совсем не удивило бы, он и сам никогда не усыновил бы кого-то, как он сам, кого-то настолько же… Плечо Вилбура начало жечь. Кто-то прикасался к нему, сжимал его, и этого он тоже ожидал, но возможно, он хотел бы, чтобы они сначала хотя бы выехали с парковки, или окна были бы затонированные, и может быть, не при всех, и может быть, он что-то сделал не так, и почему, почему, почему, почему, почему…  — Вилбур, приятель, всё в порядке. Ты в порядке, я не причиню тебе вреда. — Вилбур весь втиснулся в мягкую кожу машинного сиденья, истерично дергая за рукава своего свитера. Фил убрал руку с его плеча: осторожно, без резких движений, — Видишь? Всё в порядке с тобой. Прости, мне стоило спросить, если ты не против прикосновений прежде, чем трогать. Мне повторить то, что я говорил до этого? Ты выглядел так, как будто задумался довольно глубоко. Из того, что сказал Фил, Вилбур не смог вспомнить ни слова. Его трясло.  — Н-нет. — сказал он, — Я всё услышал.  — Тогда не буду больше досаждать тебе разговором. Сейчас мы поедем домой. Ты можешь попробовать поспать, если хочешь, но нам совсем недалеко ехать.

* * *

Когда Фил сказал, что его дом уютный, Вилбур успел поставить на то, что дом будет крошечным. Так всегда говорили люди с крошечными домиками, если им не нравилась крошечность их дома. «О да, здесь очень уютно, на четверых здесь одна спальня и одна ванная комната, но это просто ради уюта! Ведь очень уютно жить там, где у тебя, Вилбур, вдохнуть не получится без того, чтобы нарушить чье-то личное пространство и испортить кому-то день, чтобы они потом полчаса тебе это высказывали. Приятно и уютно». (Семья Одиннадцать). Но дом Фила был двухэтажным. Он был выкрашен в светло-серо-голубой цвет, и у него была крыша из красной черепицы с двумя солнечными панелями наверху. В паре окон с белыми рамами виднелись небольшие горшки для растений, но только в одном из верхних справа что-то росло. У крыльца стояли два велосипеда, красный и зеленый, а между двумя столбиками на террасе был натянут гамак. Сад перед домом выглядел ухоженным, подстриженным и цветущим. Значит, Фил не из бедных. Когда машина остановилась у этого очень милого, очень ухоженного домика, сравнительно-милый совсем-не-ухоженный Вилбур почувствовал себя приросшим к сиденью. Фил подошёл и открыл дверцу машины за него.  — Не волнуйся, в этом доме хаос царит только иногда. — сказал он, — Я позабочусь о том, чтобы твоё знакомство с семьёй Уотсонов началось… постепенно, да? Вилбур даже немного собрался с духом. Когда они приблизились к входной двери, он взбодрился настолько, что стянул губы в тонкую полоску и сдвинул брови к переносице. Не намеренно, конечно — он почти силой заставил себя расслабиться. Лучше пока не проявлять эмоций, пока он не узнает, какие в доме правила. Как только Фил открыл дверь, внутри дома что-то загрохотало. Вилбур сделал три шага назад и почти побежал. Он не сможет с этим справиться. Просто не сможет, и всё тут.  — Папа? — кто-то, безумно топоча, пронесся в прихожую. Вилбур посмотрел на свои руки и понял, что его трясёт, — Па-ап! Скажи Техно, чтобы он отдал мне Wii! Мы же договаривались, что если Таббо приходит в гости, я должен играть в Wii! Мы договаривались! Следом за этим из коридора послышался такой тяжёлый вздох, что задрожали стены.  — Вместо этого скажи, пожалуйста, Таббо и Томми, что они не имеют никакого права отбирать у меня приставку, когда я совершенно очевидно нахожусь на середине игры. Обладатель второго, более глубокого и куда менее эмоционального голоса вошёл в прихожую медленнее.  — Заткнись! — взвизгнул первый мальчик и замолотил по воздуху руками, — Мы взяли её первой! Почему ты не можешь просто дождаться своей очереди?  — О, это я не могу дождаться своей очереди…  — Именно так я и сказал, ты, сука!  — Ради бога, Томми, просто…  — Мальчики! Вилбура начало трясти сильнее. Он чувствовал, как скользкие пятна пота расползаются по подмышкам его рубашки, как воротник давит ему на шею, потому что он просто не может перестать его дергать. Двое мальчиков, наконец, поняли, что Вилбур здесь, и замолчали, немного пристыженные. Чего им стыдиться? Это было просто ужасное знакомство. Изначально Вилбур надеялся пожить здесь хотя бы пару недель, но сейчас он был готов ощутить на своей спине твёрдую руку, вдохнуть спертый воздух внутри машины еще раз и оказаться выброшенным на порог своего приюта уже сейчас. Он облажался, он повел себя как распоследний идиот, как идиот — как всегда. Он опять виноват во всём.  — Вилбур? Ты в порядке? — Фил смотрел на него озабоченно. Точно сквозь вату Вилбур почувствовал, как его напряженные пальцы тянули полы рубашки в разные стороны.  — Да. Да, я в порядке. — его голос сорвался. Он прочистил горло. — Всё отлично. Я в порядке.  — Ты уверен, чувак? — переспросил его тот, что помладше, с визгливым голоском, — Ты не выглядишь хорошо.  — Томми…  — А ты тут типа мой доктор? Какое тебе дело? — Вилбур почувствовал, как слова вылились из него сами, неказистые и грубые, как поджалась нижняя губа, как к переносице съехались брови. Он не хотел, чтобы это происходило. Он вообще не хотел ничего говорить. Но он знал про принцип «дерись или беги», и раз уж ему не дадут возможности выбрать себе какую-нибудь тихую комнатку, запереться там на прочный железный замок, обхватить себя руками и пережить успокаивающую и бодрящую маленькую паническую атаку, раз уж его будут тормошить и задавать вопросы, он будет драться. Лицо Томми помрачнело.  — Ладно, чувак, не нужно быть таким обидчивым. Я просто пытался быть милым. — после этого он фыркнул. Вилбур ощетинился только сильнее.  — А я что, просил тебя быть со мной милым, блять? — Вилбур сказал взрослое слово. Он сказал взрослое слово, и он не знает, зачем его сказал, но ему за это очень, очень попадет сейчас.  — Ах ты…  — Томми! Томми застыл как вкопанный, с широко раскрытыми глазами и напряжением во всем теле. Техно медленно вздрогнул. Хм. Может быть, их здесь не кормят икрой. Фил тяжело и обвиняюще вздохнул: так, что Вилбуру захотелось уползти куда-нибудь и сгинуть.  — Прости, прости. Я не хотел кричать, и я не злюсь, и никто из вас не сделал ничего плохого, слово скаута. Я совсем немного рассердился, потому что планировал успокоить Вилбура, а это наверняка было совсем не успокаивающе для него. Техно, не мог бы ты, пожалуйста, проводить Вилбура до его комнаты? Мне нужно начинать готовить ужин. Томми расслабился поразительно быстро.  — Таббо останется на ночь. — сказал он с вызовом, как будто проверял, заставит ли и это Фила разозлиться. Но Фил и глазом не моргнул.  — Родители Таббо осведомлены?  — Мы написали Эрету, и он сказал, что предупредит родителей.  — Хорошо, я доверяю Эрету. Не забудь взять из кладовки второй матрас. Из-за двери в коридор выглянуло милое лицо темноволосого мальчика, на вид примерно ровесника Томми.  — Спасибо, Фил! — Фил только улыбнулся ему. Мужчина подождал, пока Томми и другой мальчик — Таббо, по-видимому, — поднимутся по лестнице, прежде чем повернуться к Вилбуру. Тогда он улыбнулся и ему.  — Извини за это. Это наверняка далеко не лучшая первая встреча с новым домом, которая у тебя была. — у Вилбура возникло внезапное желание в красках расписать Филу свой приезд в Семью Пять, только чтобы стереть эту улыбку наигранной жалости с его лица. Вилбур быстро справился с этим желанием, — Томми сегодня пригласил своего школьного друга, Таббо, на ночёвку. Вместе они всегда немного… ну знаешь, слишком. Мне стоило предупредить их о том, что ты приедешь сегодня. Фил кивнул в сторону второго ребенка, который так и остался стоять в прихожей, скрестив тонкие руки компьютерного задрота на груди, в немного слишком большой для него потертой на сгибах рубашке и домашних штанах. Его длинные прямые волосы были пастельно-розовыми до самых корней. От подбородка к его челюсти тянулся старый, выцветший шрам. Он не улыбнулся.  — Вилбур, это Техно. Техно, Вилбур. — Вилбуру не понравилось, как Техно на него уставился: так, словно знает всё, о чём Вилбур сейчас думает. На всякий случай Вилбур быстро вскрикнул в своей голове (Техно не дрогнул), — Пока вы двое будете жить в одной комнате. — он быстро провёл Техно по волосам (Вилбура он, слава богу, не трогал), улыбнулся им обоим и добавил, — Я хочу, чтобы вы получше узнали друг друга. Я пойду приготовлю ужин, зовите меня, если вам что-нибудь понадобится. Он развернулся и ушёл, а Техно и Вилбур остались там же, где и стояли. Тишина медленно убивала Вилбура. Техно не спускал с него глаз. Вилбур вздохнул, изобразил отчужденность и закатил глаза.  — Так мы будем жить в одной комнате? Кру-уто. Я большой фанат такого. — что ещё ему оставалось делать? Малыш Томми уже ненавидел его, Техно тоже его уже ненавидел, если судить по поведению: оставался только Фил. Но вряд ли Фил от него в восторге, просто пока молчит, так что кому здесь он поможет, притворяясь милым и тихим? Ответ Техно прозвучал так же раздражающе спокойно, как звучал его ответ Томми. Этот парень вообще хоть когда-нибудь реагирует по-человечески? Вилбур поймал себя на том, что опять просунул пальцы в выемку между пуговиц своей рубашки и потянул.  — Ну, ещё из вариантов есть старая собачья конура снаружи. Если хочешь, могу постелить тебе там. Вилбур рассмеялся, резко и фальшиво.  — Об этом не переживай. Плавали, знаем, Семья Шесть, примерно к восьмой неделе. Тебе придётся постараться немного сильнее, чтобы удивить меня. Тут уже Техно неловко заёрзал и опустил взгляд в пол. Хорошо, это хорошо. Техно что так, что так будет его ненавидеть, но так, возможно, он нескоро наберется наглости поднять на него руку. Поскольку Техно не говорил, Вилбур напомнил ему:  — Что там с комнатой?  — Э-э, — Техно смотрел на него без жалости, но странно, — Сюда. Вилбур молча последовал за Техно наверх. Лестница была крепкая, непохоже, что обвалится; хотя и поскрипывала немного под его ногами даже в носках. Конечно, он не забыл снять обувь, хотя какая-то часть его и хотела остаться в обуви просто назло. Наверное, ему стоило переодеть носки перед встречей с Филом и надзирательницей. Эти носки были его худшей парой: коричневого цвета, которые всегда напоминали ему о какой-то вонючей жидкости, тонкие и потрепанные, аж с тремя потёртостями на каждой из ног, из одной из которых грозил вот-вот вывалиться его мизинец. Вилбур получил их от семьи Девять на Рождество, когда знакомые буквально вынудили их подарить приёмышу хоть что-то. И с другой стороны: это ведь сработало! Возможно, перед встречей с новыми родителями ему наоборот стоит одеваться в самую грязную и неудачную свою одежду и сидеть-всхлипывать в уголочке, притворяясь жалкой и брошенной уличной крыской в трудных поисках теплого дома. Может, это заставит больше одиноких женщин среднего возраста видеть в нём заплутавшего под дождем щенка.  — Эй! Вилбур вздрогнул.  — Хм? Что? Техно опять смотрел на него этим странным взглядом, придерживая открытую дверь.  — Мы пришли. Не так долго шли, если честно. Ты и правда не в себе, да? Вилбур, кажется, зажмурился, когда протискивался в комнату мимо него.  — Со мной что-то не так, ну ещё бы. — пробормотал он, — Попробовал бы ты сам с ничего попасть в семью к незнакомому мужику и двумя надоедливыми отпрысками, и я бы посмотрел, как у тебя будут идти дела в первый день. Комната — по крайней мере, из того, что Вилбур успел увидеть, — была совершенно обычной. Такую он видел у своих одноклассников, если успевал по счастливой случайности попасть в школу и завести там друзей. Там было чисто, всё было на своём месте. Светлые стены, две кровати у стен (так Техно знал, что Вилбур приедет? Или просто не задавал вопросов о второй кровати?), книжная полка, вплотную заставленная различными книгами. Единственными оплотами хаоса оказались маленький письменный стол с компьютером, заваленный учебниками, тетрадками и канцелярскими принадлежностями так, что всё это чудом не валилось на пол, и едва заправленная кровать с Бог знает сколькими пустыми кофейными чашками, балансирующими на прикроватном столике. В углу на подставке стояла гитара, и сердце Вилбура заколотилось. Он всегда в тайне мечтал о гитаре. Но Вилбур быстро отвёл взгляд. Потому что потом Вилбур перестал разглядывать комнату и обернулся к Техно. И Техно улыбался. Этот избалованный розоволосый придурок смеялся над ним!  — Плавали, знаем. — его голос тоже был несмешливым, — Проходили. Конечно, в этом доме я был первым, но два года назад я тоже понятия тогда не имел, что меня ждёт. Вилбура затрясло от злости.  — Всего два года? А так сразу и не скажешь. — прошипел он, — Тебя, может, и не кормили с серебряной ложки всю жизнь, но ты определенно ведешь себя так, как будто питался только поцелуйчиками и икрой.  — Хах. — этот урод всё ещё лыбился! Какого чёрта, — Ты не получишь доступа к моей трагичной предыстории так просто. — Вилбур сморщился.  — Мне наплевать на твою предысторию. — огрызнулся он, — Не переоценивай себя. Техно резко повернулся, глаза его вспыхнули. Видимо, Вилбур-таки задел его за живое.  — О. — процедил он, — Я знаю твой типаж. «Проблемный ребенок кочует по проблемным семьям, где никто настолько не хочет о нём заботиться, что даже не слушают, что он несет»; и поэтому ты считаешь, что можешь говорить всё, что тебе взбредёт на ум… На этот раз Вилбур не смог сдержаться.  — Заткнись на хрен. — даже если в этот раз ему и прилетит за взрослое слово, это было осознанно. Стоило того. Всё равно не сработало.  — То, что это твой первый день здесь, не значит, что ты имеешь право нести всё, что вздумается, а потом жаловаться на то, что кормят с серебряной ложки меня!  — Да я даже не просил, чтобы меня усыновляли, ты… — голос Вилбура сорвался. Техно даже не дёрнулся.  — Я не нуждаюсь в каком-то недоучке-идиоте без друзей и долбанной семьи, который объяснял бы мне, что я думаю о себе не так…  — И что ты сделаешь? — выкрикнул Вилбур, — Пожалуешься своему отцу? Как будто он в самом деле тебя любит! Тишина была такая, как будто Вилбур уронил наковальню. Тишина. Вилбур пошевелился, открыл рот (он действительно не знал, что собирался сказать), но затем его толкнули в стену позади него и о боже, нет, нет, нет, остановись, пожалуйста, прости меня, прости, прости, прости… Техно тяжело сопел совсем рядом с его лицом.  — Убирайся нахуй из моей комнаты. — он крепче сжал рубашку Вилбура, и Вилбур пискнул от страха, — Убирайся к черту из моей комнаты! Ты, ты, блять, ты никому не нужен! Вилбуру казалось, что его грудь обратилась в раскалённый камень. Он не мог вдохнуть. Он не мог дышать. Внезапно Техно отпустил его рубашку и сделал шаг назад — тогда Вилбур, пошатываясь, нащупал рукой твёрдую стену и бросился бежать. Он не помнил, как добрался до ванной: только чувствовал стены пальцами пару или тройку раз. Но вот он был здесь, сбившийся в кучу на холодном полу, трясущийся, издающий всхлипы, которые сам едва слышал. От его ног пол и стены расплывались в непрозрачную, неясную жижу. А ведь Техно действительно был прав, не так ли?