{Драбблы 13 карт} "Бескрылых тянет к небу"

День ото дня, час от часу я продолжаю существовать на этой земле. Одна треть жизни человека уходит на сон. В среднем, одна шестая - на приём пищи. Бесполезная, на мой взгляд, трата времени. Спать можно и по три часа в сутки. Есть не отрываясь от работы. Вся эта жизнь сосредоточена на том, что бы чего-то добиться, что бы что-то оставить после себя. И бесполезными доводами "но я же всё равно умру", факт не опровергнуть. Так почему же люди так бессовестно и цинично проводят её за затратными и глупыми удовольствиями и работают лишь ради них же?.. *** Я сижу за столом, усталый и больной. В висках отдаётся гудящая боль, а сухая, не прекращающаяся уже много часов тишина звенит в ушах. Во рту, от чего-то, чувствуется острый привкус железа. Жёлтые лучи лампы падают на лицо, руки, бумажки. В них лениво плавают пылинки, оседая в тени на стопки папок и каких-то книг. Глаза невольно и тяжело слипаются, в горле мучительно режет болью, от окна сквозит холодом, но у меня не находится никаких сил, чтобы закрыть его. Хочется спать... Я клюю носом, но всякий раз, когда на глаза попадается маленький прямоугольный циферблат электрнных часов, резким красным светом слепя глаза, - заставляю себя распрямиться, напрячься, поднять голову и вновь взятся за бланки, расчёты, бесполезные и практически одинаковые документы. При недавнем споре с Феликсом, в который раз возмущающимся по поводу траты всего моего времени на эту скрупулёзную, но такую жалкую и рутинную работу, я впервые наверняка признал свою горькую неправоту. Конечно, я трудоголик, зацикливший собственное существование на выполнении одних и тех же базовых актов, категорично придерживаясь собственных принципов о "смысле жизни", но тем не менее, продолжая противоречить покорному себе и от части, от большей естественной части, правому Феликсу, я сижу всю эту ночь здесь, сгорбившись, шмыгая носом и пишу нечто длинное, повторяющееся и бесконечное, что на утро никому не будет нужно. Цифра за цифрой, - отчёт о финансах полутора месяцев маленькой зеркальной конторы, чьи амбиции наверняка не сыграют в дальнейшем никакой роли. Ради чего люди начинают что-то, заведомо понимая что дело не пойдёт? К моему тяжкому сожалению я отлично знаю причину. И раз за разом повторяю их не вдумчивое уверенное действо, по тому что являюсь таким же, мать его, человеком, никогда не умевшим оправдывать чьи-то ошибки, зато находя множество аргументов в защиту собственных. К горлу подступает очередной приступ тошноты и я роняю голову на жёсткую бумагу, отдалённо слыша как где-то вдалеке, на улице лает собака. Перед глазами всё плывёт, но я не позволяю себе отрубиться, успевая с неприятным скрипом отодвинуть стул, но за тем, оставляя упрямые попытки противится этой давящий на всё тело, встающий яркими белыми пятнами при попытке бросить взгляд на тёмный стол, жёлтую лампу, неразличимые тексты, усталости, я откидываюсь на мягкую холодную спинку, бессильно обмякая перед столом, словно утопая в забвении. Все мысли перемешались и усталое сознание словно намеренно исчерпало из памяти всё столь для меня важное, - ранний будильник, автобус, декабрьский холод, несвоевременный отчёт, бесполезные наставления Феликса... И ведь завтра он снова найдёт меня совершенно замёрзшим и поломанным, с больной шеей, простуженным горлом и сбитым режимом тут, полу-лежащего на стуле, а возможно беспробудно и тяжело осевшего на пол. Он будет возмущаться добрую половину дня, прерывая всё мои созвоны с извинениями перед боссом, заставлять полоскать горло этим отвратительным, но уже привычным фурацилиновым раствором, заваривать горькую полынь, читая нотации о здоровье, деньгах, жизненных ни чуть не стоящих нашего режима мелочах и о чём-то ещё... Лай прекратился. На сером ровном потолке застыл отсвет уличного фонаря.