{Драбблы 13 карт} "Бескрылых тянет к небу"

Мы вместе исчезнем в покоях весеннего леса. Ты спрячешся где-то под ивы прозрачным завесом. Меж детством и юностью время с тобою застряло, Как жить ещё долго, как плакать осталось не мало... Играишься с солнцем струящимся вдоль водной глади. Я тру подорожником локоть от ранок и ссадин. Шуршит майский ветер под кронами свежей листвою. Над лужицей мост для Жуков и медведок построим. Наш смех донесётся из зарослей светлой сирени Пройдётся горячим лучём по росе на травинках весенней. Останется в памяти каждый смешёк мимолётный Не встретится больше нам впредь, - ветром веет холодным. _______________________________ Помню, как раз в тот год за Клео закрепилось прозвище Клеопатра. Странно, по правде, что до той поры никто так её не называл. Она тогда поступала на первый курс магистратуры в Фил-факе. В летние знойные дни юная литератор, гордая за окончание первой стадии получения высшего образования, вместо того, чтобы развлекаться с только принявшей её, уже привычной и нам с Хелен, компанией, практически целиком, за исключением редко объявляющейся молодой Ректора, состоявшей из парней, в знойные летние дни часами на пролёт сидела за книгами, а поскольку обучалась она на английском отделении, не владея при этом углублённо терминологией, - составляла переводные конспекты в толстых тетрадках из ближайшего А-Шана. Видимо её активная инициатива в поддержании идеи несчастного, уставшего от нас Куромаку, "отправить Дам на дачу, для подкрепления иммунитета", была сподвижна лишь желанием отгородить от себя все искушения. Ты же, в свою очередь, была просто счастлива: отправится вчетвером в совершенно новый, снятый, скорее всего, меньше чем на половину, посёлок рядом с небольшим санаторием, имея возможность и всецело углубиться в природную среду, окружив себя лишь густым смешанным лесом, разросшимся на несколько десятков квадратных километров вокруг, изредка прерываемый озёрами и одновременно, по малейшему желанию, за граши, посещать закрытый бассейн или тренажёрный зал, принадлежащие Санаторию. Единственное, что давало повод для сомнений, хотя, пожалуй, являлось на мой взгляд именно тем, ради чего стоило ехать, - мы останемся там абсолютно одни. В этот раз ни я, почти достигшая совершеннолетия и окончившая школу, ни ты, со своими беспрерывнымы и настойчивыми уговорами, ни даже Клео, не могли повлиять на решение Куромаку. Они с Николь за неделю до выезда удосужились проесть нам все мозги, то перечисляя любые возможные опасности лес и озёр, маленьких жилых секторов и одиноких бесконечных дорог в дали от города, то отменяя поездку совсем, каждый раз приводя новые доводы, то всё таки отпуская нас, но сомневаясь и споря уже на счёт протяжённости наших каникул, скором моём поступлении в институт, твою подготовку к ЕГЭ, вызывающую тогда острые подозрения. Зато в итоге вышло даже интереснее, чем я ожидала, кажется будто твои молитвы были услышаны, - сама Николь, самая старшая, та, кому вечно предоставляли заботу о нас, вовсе поехать не смогла. К общему облегчению Куромаку всё же перестал переживать, как узнал что и у пансионата, и у посёлка есть охрана, а заехать на нашу дорожную линию можно лишь через шлагбаум. Принято было решение отправить нас туда до середины августа, что составляло около полутора месяца жизни под солнцем, среди густого, почти нетронутого леса. Рядом имелся продуктовый магазин, так что за стабильное питание, пускай и не уточнялось чем именно, переживать было не нужно, как кстати и за медицинские пункты, - поблизости, в двадцати минутах езды располагалась областная больница. Ты можешь помнить её, - несколько раз мы бегали туда, в заброшенный корпус, обдирая там плитку осколками и пытаясь потом спалить на ней листья, с помощью лупы. Естественно, наш старый-добрый зануда, как когда-то случайно окрестила его ты, после чего это стало локальной шуткой в нашем кругу, заставил поклясться в том, что в лес мы ходить ни в коем случае без Клео не станем. Скрестить пальцы нам, однако, это не помешало... *** Я помню, как струился источник, неся собой мелкие мелькающие блики. В прозрачной ледяной воде блестела и серебрилась под жгучими полуденными лучами галька. Твоя маленькая бледная ладонь осторожно касалась дрожащих потоков, бережно зачерпывая, брызгаясь, вороша тонкими, почти детскими пальцами камушки, ловя невидимых увёртливых рыбок, скользящих вместе с течением. Ты смеялась, отряхивая кисть, нарочно, стоя ко мне в профиль, чтобы обрызгать. Солнце играло на густых белых ресницах, в туго заплетённых длинных локонах. Светлые пухлые губы свистели и шептали что-то вытягиваясь трубочкой, подражая птицам, но тут же расплывались в широкой стыдливой улыбке. Нам не приходилось предупреждать Клеопатру об уходе. Та мученически нависала над конспектами, рябившими, по всей видимости, уже у неё в глазах и назойливо всплывающие ярким отпечатком всякий раз, когда она их закрывала. Несчастная лежала дни на пролёт на веранде, вытянув ноги, устало опираясь на локти, среди стопок книг, рассортированных по томам и вооружившись планшетом со статьями, за весь день не находя возможности даже поесть что-то. Клео поздно вставала и рано ложилась, хотя я догадывалась, что студентка валяется пол ночи с телефоном, отдыхая от повседневной мороки. Конечно, она понимала что мы убегаем в лес, но из-за чего-то никогда нас не останавливала. Видимо бесконечные нотации Куромаку достали и её. А я же, в свою очередь, убеждённо противоречила его наставлениям, таская тебя по всем известным мне в округе озёрам, не важно, находились они через дорогу или за четыре километра от посёлка. Мы изучили все тропинки, холмы и впадины, до которых только смогли добраться. Мы сушили купальники и постиранные вещи, коих с собой в особом множестве не имелось, на крыше веранды, за день расколяющейся ни хуже тех же плит с заброшки. А вечерами купались вместе, изредка таская с собой и нашу царицу Египта. Одной из самых приятных находок в лесу являлась лично для меня тарзанка над резкой кручей - привязанная к толстому канату шина, качаться на которой ты так боялась. Ты же любила дальнее маленькое озеро, до которого никогда не добирались рыбаки, мы так и не узнали почему, - чистое, неглубокое и извечно тёплое. Именно к нему вечерами мы любили приходить купаться, забрав высушенные и согретые купальники и полотенца с горячих черепиц. На том озере жило несколько семейств уток, - оно было на столько не большим, что мы успевали обойти его за какие-то полчаса и покормить их у противоположного берега. Птицы привыкли к нам, тем более что ты научилась, за одно приводя и меня, являться каждый раз в одном и том же месте, на протяжении нескольких закатних минут. *** Помню твою зелёную полосатую майку на тонких бретельках, одна из которых вечно спадала, мешковатые длинные шорты на вшитой резинке, - в них твои ноги казались особенно тонкими. Помню собственную длинную ярко-красную тунику на трёх пуговицах, одну из которых я тогда ещё по приезду оторвала и пришила на нашу тканевую пляжную сумку, заместо нормальной застёжки. Меня раздражало то, что она не закрывается, вечно роняя из-за этого полотенца, а ты пыталась вразумить меня объяснениями, что так и нужно. Смешное же тогда у тебя было лицо... Наши колени всегда оставались разбиты, пальцы на ногах, выступающие у тебя из сандалий, тем летом в конец стёршихся и истрепавшихся, - черны от земли и дорожной пыли. Ты заплетала волосы, регулярно мыла их, втирая всевозможные "укрепляющие" масла, и старательно расчёсывала, а я обрéзала в неаккуратный "горшочек" в первый же день лета. Я возмущалась не меньше Куромаку по поводу моего не женственного вида, из-за того, что мне так и не разрешили покрасить хотя бы пару прядей, вопреки убеждением, что в сентябре мне уже будет восемнадцать. Мы всегда были голодны, но полны сил. Приходилось есть кислую ещё бруснику и пустые вафельные стаканчики для мороженого на развес, которое привозили лишь к четырём вечера, - только бы не возвращался домой, иначе Клео заставляла нас готовить, убираться, загружать стирку или садится за подготовку к занятиям. Ты отговаривалась от последней участи тем, что поступаешь в десятый, а не в одиннадцатый и только-только сдала ОГЭ, А вот мне нечем было оправдаться, - действительно, стоило бы тогда готовиться ко вступительным тестам, почти так же упорно, как это делала Клео. Но я же по итогу всё равно поступила!.. *** Я помню то лето отчётливее всех последующих и предыдущих. Оно проясняется живым и ярким воспоминанием всякий раз, при одной только мысли о тебе... Я стала жестокой, равнодушной ко всему пессимисткой, не раз разбившей кому-то сердце, имеющей в своём кругу общения одних лишь женщин и при всей своей гомосексуальности ни к одной из них симпатии не испытывающей. Ни разу так и не работала по специальности, на которую потратила чёртовых четыре года. Я живу в одиночестве, изредка созваниваясь с Клео или Куромаку, ставшими мне на самом деле родными. Ты поступила в медицинский и успешно закончила его как педиатр. Переехала в Чехию, работаешь в детской поликлинике, успев к 25 выйти замуж и благополучно развестись. Ты вполне успешна, любима многими людьми, красива и молода. Я обычная барменша в ночном клубе, нелюдима, не подхожу даже под привычные женские стандарты, неопытна и язвительна. Забавно, что мы обе, оставаясь вместе, чувствовали одно и то же, и ныне согревающее душу, счастье...