К вам обращаюсь

Сегодня на Высших зельях Гарри реально чуть не кончил, и это, конечно, было бы пиздец как неудачно. У него появился новый фетиш — запонки Снейпа. На уроках у профессора обычно были вдеты в манжеты обсидиановые квадратные — плоские, матовые, сдержанно-элегантные. Гарри не мог не прилипать к ним взглядом, потому что у Снейпа были такие красивые руки! Когда он держал палочку, или перо, или черпак, белая полоска манжеты чуть задиралась, и тогда опять было видно это хрупкое запястье, и… Гарри энергично мешанул свое зелье — сегодня это был эйфорийный эликсир. А иногда Снейп носил запонки в виде зеленых змеек, филигранные, усыпанные крошечными ярко-зелеными изумрудами и с рубинами вместо глазок. Гарри представлял себе, как тот, стоя у зеркала в расстегнутой старомодной рубашке с кружевными оборками, вдевает в манжеты запонки, а по его бледному мускулистому животу бежит та дорожка черных волос, скрываясь за поясом форменных брюк... Гарри продолжал энергично, в точности как требовалось по рецепту Принца-полукровки, мешать зелье. Ну, или не в точности — самую малость более энергично, чем было необходимо. И все было бы нормально. Если бы его мысли от запонок не перескочили на тему украшений в целом. Колец, перстней и прочего Снейп никогда не носил, конечно, это не для зельевара. Разве что цепочку на шею, на голую грудь… м-м-м, ему бы пошло, такую черненого серебра и с кулоном. И потом Гарри на свое несчастье представил себе Снейпа с серьгой. Как Гарри отводит в сторону прядь блестящих душистых волос и открывает изящно вырезанное ухо, дотрагивается до нежной мочки, вдевает в крошечную дырочку серьгу — белого золота или платиновую с черным бриллиантом, — проводит пальцами по бледной чисто выбритой щеке, касается губами шеи... Зелье вспенилось. Хотя не должно было. Слава Мерлину, вспенилось лишь зелье, а не кое-что другое. Дальнейшее было предсказуемо. Зелье не получилось, ну то есть оно вышло заурядным, на «Удовлетворительно», и ничем не напоминало те идеальные зелья, которые в последнее время стали для Гарри правилом, а не исключением. Снейп отчитал Гарри при всех. Это было бы ничего, это все как обычно и за дело, поскольку Гарри действительно отвлекся. Если бы не… Если бы не досада в этих темных глазах... Снейп сказал, что разочарован, и он действительно был им разочарован. И если бы вчера вечером он не рассказывал ему так подробно и таким бархатным голосом о разновидностях и способах борьбы с воющими сигнальными чарами… Вчера вечером Гарри показалось, что они сделали некий важный шаг навстречу друг другу, о, ничего сверхъестественного, абсолютно нормально с любым другим человеком — они только разговаривали, и только о чарах, — но со Снейпом… Гарри до сих пор не был уверен, догадывается ли Снейп об истинной природе его чувств, и вчера ему на миг почудилось, что профессор — нет, не пытался сократить дистанцию, ничего такого! — но просто выглядел чуть более спокойным и благодушным, не таким напряженным, каким он всегда был в присутствии Гарри. Возможно, хотел что-то дать ему понять? Гарри не спал всю ночь, заветная жилочка трепетала, и сердце колотилось так отчаянно — как тут заснуть? И теперь он замечтался, и вот результат — загубил эликсир, разочаровал профессора и, наверное, снова отброшен на исходные позиции в их взаимоотношениях… Гарри снова угрюмо мешанул зелье. Ничего другого и не оставалось. Он был ужасно недоволен сам собой — дело уже шло на лад, а он взял и все испортил! * * * Эту ночь Гарри тоже не спал. За завтраком в Большом зале — была первая суббота декабря — стоял неумолчный гомон, школьники были возбуждены до предела. В этот день ученики обычно ходили в Хогсмид за рождественскими подарками. Кроме того, вчера был квиддичный матч, Гриффиндор выиграл у Хаффлпаффа, одних неумеренных восторгов гриффиндорской малышни было бы достаточно, чтобы оглохнуть. В любой другой ситуации Гарри был бы счастлив, что все снова стало как раньше, что обсуждают не военные действия, а спортивные успехи, что дети радуются жизни, что единственная их забота — какие подарки выбрать на Рождество родным и друзьям и пригласить ли в кафе мадам Паддифут их избранника или избранницу. Гарри и был счастлив, конечно, но не от всего сердца, поскольку большая часть его сердца интенсивно страдала и отвлекаться не могла. Хмурый, бледный и с синяками под глазами, он вяло ковырялся в своем омлете с овощами и лишь краем уха прислушивался к Роновым стонам относительно того, что вот к завтраку опять не подали сосисок и бекона. К ним подошел поболтать Билл, с которым они в последнее время виделись только на уроках, потому что учительские обязанности отнимали все его время, и даже с Флёр Билл встречался только в школе. Они условились увидеться в один из рождественских праздничных дней в Норе, и Билл поспешил дальше — была его очередь сопровождать младшекурсников в Хогсмид, поскольку они с Нарциссой как самые молодые деканы распределили эти дежурства между собой. Восьмикурсники тоже собирались сегодня в Хогсмид. Конечно, Невилл шел с Луной, а Драко — с Джинни. Все будто сговорились сегодня ныть и действовать Гарри на нервы! Только Рон наконец угомонился насчет сосисок, начал стонать Драко. На вилле Малфоев в пригороде Ниццы устроили ремонт, и там сейчас — о ужас! — никаких условий, чтобы провести выходные. Того гляди, до Рождества не успеют закончить, и придется оставаться на праздники в школе! Потом принялись тарахтеть и пищать девушки — у Гринграссов была на сегодня назначена помолвка Дафны и Блейза, и у Гарри разболелась голова от разговоров о платье, прическе, фамильных украшениях и артефактах, а экспертный разговор о последних веяниях в области макияжных чар вызвал у него что-то наподобие нервного тика. Тоже мне, проблемы. Вот у него, Гарри, проблемы. Повести избранника в кафе мадам Паддифут, ха. А чего, нормально. Легко можно себе представить Гарри Поттера и Северуса Снейпа. В маленьком кафе с кружевными белыми скатертями, где все украшено розовыми бантиками, а к пятичасовому чаю подают сконы с густыми топлеными сливками и клубничным джемом. Заходят они такие под ручку, и Снейп ему типа: «Гарри, дорогой! Вон тот столик у окна тебя устраивает?» И Гарри в ответ: «Северус, любовь моя, ни в коем случае, у окна ты застудишь себе шею!» Гарри ожесточенно вонзил вилку в гриб и замер. У него зашевелились на затылке волосы, а по спине побежали мурашки. Вежливо примолкли и остальные восьмикурсники. У стола стоял профессор Снейп. — Господа, сегодня сухо и солнечно, — нейтральным тоном произнес он. — Я надеюсь, вы воспользуетесь этой прекрасной возможностью сходить в Хогсмид. Снейп двинулся дальше, но задержался за спиной у Гарри. — Мистер Поттер, к вам это тоже относится, — произнес он мягко и бархатно. — Я надеюсь, это не из-за вчерашней неудачи на Высших зельях вы потеряли аппетит и сон, но свежий воздух вам не повредит. И Снейп царственно направился к выходу из зала. Невилл со звоном уронил вилку. Драко изо всех сил пытался скрыть свое изумление. Рон, потрясенно глядя на Гарри, проговорил: — Он съел что-то не то за завтраком? Гарри, будучи в полной прострации, машинально сунул в рот большой кусок порядком остывшего омлета. Гермиона, очнувшись от ступора, предательски плюхнула ему на тарелку приличную порцию добавки, но Гарри даже не обратил внимания на эту диверсию. Снейп, видимо, решил уже окончательно свести Гарри с ума. Добить его, так сказать, контрольным выстрелом прямо в мозг. После завтрака Гарри и его друзья, тепло одевшись, поспешно спустились к выходу из замка. У самых дверей Гарри неожиданно натолкнулся на министра. Он махнул друзьям, чтобы они шли вперед, и отошел с Кингсли в сторонку. — Я был здесь по делам, Гарри, сейчас возвращаюсь к МакГонагалл. А ты не знаешь, где Северус? Я хотел с ним повидаться. — Он совсем недавно здесь был, может, полчаса назад. А что, случилось что-то важное? Что ему передать? — Нет, абсолютно ничего важного, Гарри. Ты все помнишь — слушайся Северуса и ни о чем не беспокойся. Ну, а сейчас беги в Хогсмид, а то раскупят без тебя все подарки! — белозубо улыбнувшись, Кингсли потрепал его по плечу и широкими шагами стал подниматься по лестнице, направляясь, очевидно, в кабинет директора. Гарри выбежал на крыльцо. Снейп абсолютно прав, в такой чудесный день незачем запираться в школе! Зажмурившись на ярком утреннем солнце, он глубоко вдохнул чуть влажноватый холодный воздух. Его вдруг действительно охватило радостное предвкушение при мысли о том, что они проведут сегодняшний день в Хогсмиде. Будут шататься из магазина в магазин, зайдут в «Дэрвиш и Бэнгз», в «Зонко» и непременно в «Сладкое королевство», а накупив ворох волшебных принадлежностей, сувениров и сладостей, пойдут в «Три метлы», чтобы поесть знаменитого жаркого Розмерты и выпить сливочного пива, смородинового рома или медовухи. Обматывая шею шарфом, Гарри подбежал к стоящим неподалеку друзьям, и они направились в Хогсмид. В Хогсмиде они разделились, и Невилл с Луной, равно как и Драко с Джинни, отправились по своим делам. Гермиона хотела в книжный — кто б сомневался, Рон — в магазин спортивных принадлежностей за полиролью, тоже ничего нового, поэтому они втроем принялись методично обходить все лавки на Верхней улице, не пропуская ни одной. Они уже подходили к писчебумажному магазинчику «Писарро», потому что Гермионе срочно понадобились перья, которые она изводила пачками — ела она их, что ли? — как Гарри показалось, что перед дверью в «Сладкое королевство», которое было через дом от «Писарро», мелькнула знакомая черная мантия. Профессор Снейп — в «Сладком королевстве»? Чудеса, да и только. Гарри уже было рванулся туда — а как же, ведь ему нужно срочно сообщить профессору Снейпу, что его разыскивал министр Шеклболт! — но Рон и Гермиона повисли на нем с двух сторон, доходчиво объясняя, что одного они его не оставят, пусть и не надеется. Гарри рычал, что никакой, мол, личной жизни, но все без толку — они только рычали в ответ. Втроем они вошли в «Сладкое королевство», Гарри позволили пойти поискать Снейпа в одиночку, вот и вся свобода. Снейп обнаружился в отделе засахаренных фруктов, где он придирчиво выбирал что-то сиреневое, фиолетовое и ярко-розовое. Снейп покупает цукаты, мир сошел с ума. Подойти к нему или нет? Если он еще зол на Гарри после вчерашнего, он его просто в землю закопает. Но ведь Кингсли его искал… Но он сказал, что ничего важного. Но нельзя же и не сказать ему, что Шеклболт его разыскивал! Гарри решительно подошел к прилавку, возле которого стоял Снейп. — Профессор, — шепотом сказал ему Гарри, остановившись вплотную. — Вас хотел видеть Кингсли. Снейп оглянулся, слегка нахмурившись. После короткой паузы он еле слышно спросил: — Министр сказал, зачем я ему понадобился? — Нет, сэр, он лишь сказал, что ничего важного. Ничего не ответив, Снейп отодвинулся от него на шаг, продолжая внимательно рассматривать рассыпанные перед ним на подносе разноцветные цукаты. Гарри не хотел докучать профессору и рисковать получить очередную выволочку, но коварный внутренний голос нашептывал, что Снейп больше не сердится на него, вон каким милым и внимательным он был с утра за завтраком. Может быть, получится завести с ним разговор? — Что-то еще, мистер Поттер? — прохладно спросил Снейп. Он его не гонит! Не гонит! Разрешает с ним разговаривать! Эта мягкая бархатная интонация… за завтраком Гарри был слишком взбудоражен смыслом его слов, чтобы вслушиваться в их звучание, но сейчас он был готов на что угодно, только чтобы этот голос не умолкал. Каждый звук заволакивал его сознание сладким туманом, будто он, Гарри, кобра, а Снейп — заклинатель змей. Безотчетно он придвинулся к профессору вплотную. Тот немедленно недовольно поджал губы. Но он его не прогнал! Не прогнал! — Сэр, а что это за цукаты? Я не могу распознать, из каких фруктов они сделаны, — цукаты были Гарри глубоко безразличны, но в качестве темы для разговора сгодились и они. — Это засахаренные цветы, мистер Поттер. Традиция пришла к нам из арабских стран через Францию и Италию, в этих странах искусство изготовления цукатов доведено до совершенства. Но и здесь, в «Сладком королевстве», они выше всяческих похвал. Он сделал неуловимый жест рукой, и к нему проворно подбежал продавец. Снейп надменно и непререкаемо потребовал упаковать ему по фунту лаванды и розовых лепестков. — А что с ними делать, сэр? Для чего они применяются? — Для украшения кондитерских изделий, для спиртных напитков и для еды, мистер Поттер. Советую вам попробовать эти великолепные гибискусы и тулузские фиалки. — А вам, сэр, они для чего? Ведь вы же никогда не едите сладкого. Неужели вы их хотите использовать в качестве ингредиентов для зелий? Снейп, казалось, внезапно осознал, с кем и о чем он разговаривает. — Они мне нужны для подарка. Всего хорошего, мистер Поттер, — морозным тоном проговорил Снейп и, оставив на прилавке несколько галлеонов и уменьшив покупку, направился к выходу. Гарри вцепился пальцами в прилавок и закрыл глаза. Голос Снейпа отзывался в паху, будто тот шелковисто ласкал его там ртом. Этот разговор о цветах, вообще вся обстановка «Сладкого королевства», теплый воздух, пропитанный запахами медовой нуги, карамели, кофейных зерен в шоколаде, глазированных орехов с корицей и кардамоном, казалось, объединились, чтобы подвергнуть сладостной атаке все его чувства. Он стоял бы так вечность, если бы раздавшийся над ухом голос Рона не вырвал его из транса. — Ну? Ты говорил с ним? Он выплыл из магазина, как корабль Дурмштранга из Черного Озера. Гарри мгновенно пришел в себя. — Да. Сейчас. Дайте мне, пожалуйста, два фунта этих фиалок. А они точно тулузские? Мне нужно непременно тулузские! И два фунта цветков гибискуса. Когда они вышли из «Сладкого королевства», погода начала портиться, и холодный ветер с редкими каплями дождя, слава Мерлину, слегка остудил разгоряченные щеки Гарри. Было уже два, они договорились вместе пообедать, и поэтому троица поспешно направилась в «Три метлы». Драко с Джинни и Невилл с Луной, которые сидели там, болтали и пили — кто сливочное пиво, а кто какао с ромом, — замахали им руками, и Гарри с Герми и Роном протиснулись сквозь толпу к их столу. Гарри с наслаждением плюхнулся на скамью рядом с Невиллом — после сегодняшних переживаний его не держали ноги. Они заказали еще сливочного пива и воскресного жаркого на всех. Ну и что, что в субботу, у Розмерты оно в любой день недели было отменным. Им принесли огромное дымящееся блюдо с нарезанным крупными кусками жареным ростбифом, розовым внутри, политым густым коричневым соусом, а по краям блюда громоздились гарниры — морковь в медовом маринаде, зеленый горошек, капуста со сливками и шкварками, картофельное пюре и маленькие йоркширские пудинги. Нагулявшись на холоде, все семеро накинулись на еду, и даже Драко не умничал, а отдавал должное этому популярному в простонародье, но изумительно вкусному блюду. Насытившись и осоловев, они заказали смородинового рома. Гарри, вспомнив про свою покупку, вытащил из кармана уменьшенные пакетики, увеличил их и бросил на стол, поведя рукой широким жестом — мол, налетай, народ, я угощаю. Рон нетерпеливо надорвал один из пакетов, и на стол посыпались засахаренные цветы гибискуса. — Это что, Потти? — подняв брови, поинтересовался Драко. — Цукаты из гибискуса. Никогда не пробовал. — Их разве едят, как конфеты, простая ты душа! Их кладут в бокалы шампанского, чтобы они там распускались, это сейчас модно и считается изысканным. — Ах, извините, ваше хоречье высочество, нас во дворцах не растили! Ну так давайте закажем шампанского! Мадам Розмерта! Принесите нам, пожалуйста, шампанского и бокалы! — Что ты, Гарри! — засмеялась Розмерта. — Шампанского у меня не подают! Хотите сидра? — Их можно в сидр? — шепотом спросил у Драко Гарри. — Если очень нужно, — так же шепотом ответил Драко. Гарри провел ребром ладони по горлу — мол, нужно позарез, и, повернувшись к Розмерте, сказал: — Пожалуйста, сидра, но чтобы в бокалах! Им принесли кувшин сидра и винные бокалы. Гарри собственноручно опустил в каждый по цветку и разлил по бокалам золотистый сидр, который на вид ничем не отличался от шампанского. Каждый взял себе по бокалу и с интересом стал следить, как тает сахарная глазурь и в прозрачной пузырящейся жидкости распускается нежный светло-красный цветок. — За что пьем? — деловито спросила Гермиона. — За мир во всем мире… погодите! А вот это точно едят! — с этими словами Гарри разорвал второй пакет, с засахаренными фиалками. — Это едят, хотя у меня лично фиалки только ассоциируются с пастилками от кашля… что это на тебя нашло — в «Сладком королевстве» больше не осталось никаких других сладостей? — Профессор Снейп посоветовал, сказал, они вкусные. Драко медленно поставил на стол бокал с сидром, не донеся его до губ, и уставился на Гарри. — Профессор? Снейп? Посоветовал? Тебе? — с каждым словом его брови поднимались все выше. — Ну, э-э, да, посоветовал. Я с ним столкнулся в «Сладком королевстве», и он так и сказал, советую, мол, вам попробовать. — Это какoe-то… потрясение основ. Что он тебе сказал в точности? — Ну, вот это самое и сказал! «Советую попробовать этот великолепный гибискус и тулузские фиалки.» Не знаю, чем тулузские фиалки отличаются от обычных. — Ничем, это способ приготовления, а не сорт, — машинально ответил Драко, пристально глядя на Гарри. — Ну? — резко спросил Гарри. — Ты мне скажешь наконец, о чем сейчас думаешь, или мне идти в замок к моему новому другу профессору Снейпу за веритасерумом? — Я думаю о языке цветов, — медленно сказал Драко. Джинни, Луна и Невилл многозначительно переглянулись. Гермиона возбужденно воскликнула: — Да! Я сообразила наконец, что все время крутилось у меня в голове! Викторианский язык цветов! Гарри, ты помнишь, что он сказал тебе на нашем самом первом уроке? На первом курсе? — Закупорить смерть, разлить по бутылкам известность, — начал перечислять Гарри. — Да нет! Не это! Что он спросил у тебя, ты еще сказал: я не знаю, но Гермиона знает? — Он сказал что-то вроде «что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни». — Драко? Ты это помнишь? — спросила его Гермиона. — Я не помню таких подробностей, помню, что спрашивал, а мы с Грегори и… покойным Винсентом… злорадствовали. Наступило подавленное молчание. Их потери были теперь общими. — Ну, и что это означает на языке цветов? — прервал молчание Гарри. — «Глубоко сожалею о смерти Лили», — тихо произнесла Гермиона. — Правильно ведь, Драко? — Мордред! — воскликнул Драко. — Асфодель — разновидность лилий и одновременно символ загробного мира, а полынь символизирует большую утрату… Мне никогда не приходило в голову… но если это правда… — Тогда что? — резко спросил у него Гарри. — Ну? Что молчишь? Что означают гибискус и фиалка? — Фиалка — добрые намерения, пожелание счастливой семейной жизни. — Так. Ну… ничего не понимаю. А гибискус? — Его называют цветком часа. «Поглощен любовью» и «Не упусти возможность», — шепотом произнес Драко. Пол у Гарри под ногами, казалось, дрогнул. Его Хогвартс-экспресс мчался дальше — на такой головокружительной скорости, что вагоны опасно накренились, проходя крутую дугу виадука. Он схватился руками за столешницу, чтобы не упасть. Скрывать свои чувства от этих людей Гарри больше не мог и не собирался. Гермиону и Рона он посвятил, да они и сами догадались. Драко и Джинни отнюдь не были глупцами, Невилл часто бывал удивительно проницателен, а Луна… ну, Луна видела то, что было скрыто глубоко в сердце. Они были его близкими, его семьей, другой у него не было. — Что известно о его связях? — кое-как совладав с бурей эмоций, хрипло спросил Гарри. — Ничего, он очень скрытен. Да и информацию при Лорде можно было бы использовать против него. По этой же причине скрывалось, что Северус — мой крестный отец. Скрывали даже от тети Беллы, от нее — в особенности. Слишком тесная связь с семьей Малфоев была опасна и для него, и для нас. Так что maman поступила не очень хорошо, когда взяла с него Непреложный обет, ведь он никак не мог отказаться. — А его… личная жизнь? — У нас в семье было хорошо известно и неписаным законом не упоминать его любовь к Лили Поттер и ненависть к Джеймсу Поттеру. И больше ничего, по крайней мере, мне. Кто у него был, и был ли, я не знаю. Возможно, papa знает больше, но ты же понимаешь... Как они дошли из Хогсмида в Хогвартс, Гарри не помнил. Излишне упоминать, что и в эту ночь он плохо спал. * * * Нельзя сказать, что Гарри прямо совсем уж не сомкнул глаз, иначе как объяснить эти горячечные сны, которые он видел — некоторые совсем бессмысленные, вроде бесконечной гонки по лестницам Хогвартса в каких-то частях замка, где Гарри никогда еще не был, хотя он вроде повсюду уже был. Другие были более связными — в них Гарри бежал за Снейпом по ночным коридорам Отдела Тайн, чтобы первым схватить пророчество, касающееся Мальчика-Который-Выжил и Принца-полукровки — ведь если Снейп опередит Гарри, он просто разобьет туманный шар, и Гарри никогда не узнает, что в нем содержится. Далее они вдвоем стояли у запертой двери в комнату, где хранится любовь, и Снейп, держась за дверную ручку, говорил ему: «На счет «три». Готов, Поттер?», и Гарри знал во сне, что они непременно должны войти в комнату одновременно, это очень важно, от этого зависит все. Далее — это были уже не сны, скорее текучие фантазии на границе сна и яви, поток без начала и конца, который покорно тек в нужную Гарри сторону, — Гарри с букетом из асфоделей, полыни, фиалок и гибискуса рывком открывал дверь в комнаты Снейпа, и она его безропотно впускала. Ворвавшись в его личную гостиную, он видел там профессора, сидящего в кресле у камина, швырял на журнальный столик букет так, что от него отваливались веточки полыни и осыпались нежные лепестки цветов и, нависнув над Снейпом, рычал ему прямо в лицо: — Профессор, я все знаю! Никаких отговорок! Раздевайтесь, или я раздену вас сам! И затем Гарри, не ограниченный никакими условностями, раздвигал коленями бедра Снейпа и, прижимая одно тонкое запястье к ручке кресла, другое к спинке, наклонялся над ним, профессор, прикрыв глаза, послушно поднимал к нему лицо, и Гарри впивался губами в этот невыразимо сладкий и желанный рот. Гарри окончательно проснулся на рассвете, весь измученный. До сих пор жить ему было пусть иногда больно, но просто — был Снейп из его фантазий, и был Снейп реальный, и Гарри знал, что эти два Снейпа никогда не сольются для него в одного. Парадоксальным образом это давало ему абсолютную свободу фантазировать о чем угодно — раз эти переживания никогда не будут разделены, он владел ими единолично. Вчерашнее предположение, которое прозвучало из чужих уст вслух — будучи озвучено не кем иным, как Драко Малфоем — неожиданно приобрело характер факта, сделало реальным, осязаемым то, о чем до сих пор он, по сути, даже и не мечтал с настоящим Снейпом. Гарри будто перешел на следующий уровень в некоем квесте. Ближайшие друзья теперь знали обо всем, даже если до того лишь догадывались. И снова парадокс — это как бы отбросило его далеко назад от цели, потому что представлять себе реального Снейпа, который делал с ним все эти вещи, с которым он делал все эти вещи — ну, такой фантазией не обладал даже Гарри. К тому моменту, как он поднялся и пошел в душ, чтобы взбодриться, он принял несколько важных решений. Он не будет нестись в подземелья как бешеный, чтобы требовать от Снейпа ответа. Слишком велика вероятность, что тот сделает вид, что ничего не было, ведь доказать Гарри ничего не может. Оттого, что возможно — только возможно! — у Гарри теперь было, что терять, он только сильнее боялся сделать неверный шаг и все испортить. Следовало подумать, как может выглядеть этот следующий шаг. Как интерпретировать эту слизеринскую игру, которую затеял Снейп — если, конечно, она вообще имела место. Каким может быть адекватный ответ. Тут он рассчитывал на помощь Драко. Самым очевидным казалось ответное послание на языке цветов, но у Гарри было сильное ощущение, что это как-то уж слишком очевидно. Нет-нет, никаких цветов. Он представил себе Снейпа, гневно брызжущего на него слюной и лупцующего его злосчастным букетом по спине, как поганого кота веником, и содрогнулся. Нет-нет-нет. Гарри будет терпеливо ждать Рождества. Рождество восьмикурсники сговорились провести в школе. Получилось это случайно: Гарри и так должен был находиться у Снейпа под рукой, так они условились с Кингсли. Рон и Гермиона тут же заявили, что тоже останутся в замке, не хотят бросать Гарри одного. И как-то так вышло, что один за другим к ним присоединились все восьмикурсники, а теперь вот и Драко с Джинни. И, конечно, Луна. И Гарри рассчитывал, что в рождественские праздники в тихой школе у Снейпа будет больше времени для занятий с ним, они снова будут сидеть вместе за столом в Большом зале, и у него появится, не может не появиться какой-то шанс. А до этого времени Гарри поклялся вести себя максимально корректно и внимательно на уроках и не допускать больше дурацких ошибок. Он хочет добиться от Снейпа уважения, и ему не нужны ситуации, в которых они оба автоматически возвращаются к их старым ролям. * * * Конечно, это было легче сказать, чем сделать. Гарри мог сколько угодно призывать себя терпеливо ждать Рождества. Перестать думать и мечтать он никак не мог. Чем больше он размышлял, тем меньше и меньше верил, что он безразличен Снейпу. И даже придирчивую строгость Снейпа можно было объяснить как попытку скрыть от окружающих зарождающуюся симпатию. Следовало сказать, что если Снейп действительно собирался скрывать от окружающих предполагаемые чувства к Гарри, то делал он это, как делал все — мастерски. В последний день занятий перед долгожданными рождественскими каникулами Снейп влетел в класс зельеварения злой, как дьявол. Он был бледен, с кругами под глазами, и Гарри немедленно напрягся. Неужели что-то случилось? Что-то важное, касающееся планируемой операции? Снейп тем временем резкими движениями палочки левитировал каждому на стол конверт с заданием для самостоятельной работы и выглядел при этом так, что все сразу вспомнили недоброй памяти довоенные уроки зельеварения. Несколько человек из посвященных вопросительно посмотрели на Гарри, он пожал плечами — он понятия не имел, какая муха укусила профессора. Гарри не только не знал за собой никакой вины, напротив, последние несколько недель он ничем не раздражал профессора, и его даже один раз скупо похвалили, по-снейповски, конечно: «Раз у вас есть мозги, Поттер, я ожидаю, что вы будете ими пользоваться». Гарри было несколько тревожно — что там у Снейпа еще приключилось — но при этом тепло на сердце от того, что его друзья, даже Драко Малфой, обращались к нему за информацией из первых рук. Гарри разложил на столе трактат по долголетним эликсирам, который взял в библиотеке в дополнение к учебнику Бораго, и принялся поспешно и внимательно подготавливать ингредиенты. Он твердо был намерен ничем не подавать Снейпу повода придраться к нему. Но, к сожалению, волшебник предполагает, а Мерлин располагает, и Снейп немедленно придрался к Гарри — абсолютно ни за что. — Мистер Поттер, вы так вцепились в черпак, что нам придется колдохирургическим путем отделять от него ваши пальцы. Не так сильно! Дайте мне! Не дожидаясь, пока Гарри передаст ему черпак, он неожиданно перехватил его сам, и их руки на миг соприкоснулись. Гарри не был подготовлен к чувственному шквалу, который обрушился на него при прикосновении к теплым пальцам. У него екнуло в животе, ноги подогнулись, и он пошатнулся, толкнув стол и едва не расплескав котел. Снейп лишь холодно уронил: — Как вы неловки. Но сам отдернул руку, будто обжегшись, а в темных глазах на миг отразилось чувство, которое Гарри и под страхом смертной казни не назвал бы ничем иным, как паникой. — Вы что, ждете, чтобы вместе с пыльцой растворился и котел? — обрушился на него Снейп. — И я совершенно не понимаю, зачем вам этот трактат: здесь слишком мало иллюстраций и слишком много текста. Гарри, успев отвыкнуть от незаслуженных нападок, смотрел на него хмуро и обиженно. Снейп раздраженно отвернулся. Гарри психовал весь день. Вечером, когда его вызвали на занятия к Снейпу, он все еще кипел. Он твердо решил больше не позволять профессору унижать его и ругать без причины и был готов даже потребовать от него если не извинений, то хотя бы объяснений. Он вошел в гостиную к Снейпу во всеоружии. Но Снейп, выглядевший совсем измученным, так устало и тихо разговаривал с ним, что у Гарри сердце сжалось от жалости и он, конечно, сразу же простил профессора. Он попытался выяснить, нет ли новостей и не может ли он чем-то помочь. Снейп поднял голову от своего чтения и сдержанно сказал: — Никаких новостей нет. Поэтому лучшей помощью будет, если вы выполните то, что обещали мне. Вы это помните? — Конечно, сэр, — подавшись вперед на диване, с жаром заверил его Гарри. — Любое ваше распоряжение. Сэр? Вы плохо себя чувствуете? — Идите к себе, мистер Поттер. Занятие на сегодня окончено. Гарри пришел в гостиную и плюхнулся на диван рядом с камином, потеснив Рона. Ни на кого не глядя, он сказал: — Я ни-че-го не понимаю. Что это за игра с двойным дном? Я не знаю правил, или их нет, или они меняются. Я устал. Драко? — Я в таком же недоумении. Крестный ничего не делает без причины, но такое поведение слишком даже для него. Да нет, не слишком, угрюмо подумал Гарри. В самый раз для Снейпа. Легко представить, что Снейпу досадно, и он сердится на себя — или на Гарри — из-за своих чувств, такое вполне в его характере. И чем сильнее его чувства, тем сильнее он злится. Вероятно, это такой слизеринский флирт — как кошка играет с мышью. То выпустит когти, то втянет. То обдаст его надменным леденящим холодом, то укутает в теплый бархат голоса, то обожжет темным пламенем глаз. Может быть, он хочет сковать сердце Гарри льдом ненависти, чтобы оно разбилось на мелкие осколки? Или сжечь на медленном жарком огне страсти? Или растопить нежностью, чтобы оно растаяло, как шоколад? А может, Гарри следует подумать о том, как изменить правила игры?