first love

Когда Такемичи впервые спрашивают о том, встречается ли он с Чифую, он поначалу долго и весело смеётся. Этот вопрос кажется ему таким глупым и оторванным от реальности, что он совершенно не понимает, как что-то столь забавное вообще могло зародиться в чьём-то сознании. Разве это возможно? Влюбиться в Чифую? Смех да и только. Когда Такемичи спрашивают об этом во второй раз, он смеётся уже уже чуть тише. Неловко топчется на месте, отводит глаза и задаёт самый дурацкий на свете вопрос: «А с чего ты вообще взял, что это так?», — и в ответ получает только озадаченный взгляд. Хотя, вероятно, «озадаченный» — это всё-таки не совсем верное слово. На него смотрят, как на полоумного, как будто он спросил что-то настолько абсурдное и очевидное, что на это даже не хочется отвечать. Когда он просит о помощи Ямагиши, тот лишь по-профессорски поправляет очки на своём остром носу и крайне разочарованно мотает головой. «Знаешь, временами ты такой глупый, Такемичи». Может, он и вправду глупый. Когда Такемичи спрашивают об этом в пятый раз, он не смеётся и вовсе. В голову закрадываются первые сомнения, словно он упускает из виду что-то критически важное, и тогда он случайно задумывается о том, почему буквально все вокруг, включая членов «Тосвы», его школьных друзей и даже бывшую девушку, так уверены в том, что между ним и Чифую Мацуно есть нечто большее, чем просто дружба.       — Идёшь? — когда уроки заканчиваются, Чифую заглядывает в его класс и расплывается в самой солнечной и лучистой улыбке, весело махая ему рукой. Совершенно драгоценное зрелище. У него совсем другое расписание, и Такемичи впервые размышляет о том, почему Мацуно каждый раз ждёт его после уроков, чтобы вместе пойти домой, хотя он явно мог бы составить компанию кому-то из своих одноклассников, живущих поблизости, или, как минимум, найти для себя занятие куда интереснее, чем прогулка с Такемичи. Потому что, честное слово, Такемичи ведь совсем не особенный. Разве что знает о Чифую чуточку больше, чем все остальные — например, о крохотной родинке над его правой лопаткой — и имеет запасной ключ от его квартиры «просто на всякий случай». Ну и, может, для обычных друзей они довольно часто обнимаются и держатся за руки, когда становится холодно или беспокойно. Но Такемичи совсем не особенный! Нет. Конечно же нет. Уж точно не для Чифую. Чифую нетерпеливо ёрзает на скамейке, пока Ханагаки меняет свою школьную обувь на уличную и запихивает учебники в небольшой шкафчик, совсем не волнуясь о том, упадут ли они на него в следующий раз, когда он его откроет. Он быстро набрасывает осеннее пальто на плечи, хотя сейчас уже середина декабря, и Чифую сразу же поднимается с места, наклоняется и застёгивает его до самой последней пуговицы, а затем снимает с шеи собственный шарф и осторожно обвязывает его вокруг Такемичи.       — Говорил же одеваться теплее, — мягко ворчит он без особой злости, удерживая в руках две части шарфа, лежащие на плечах Такемичи, и почему-то никак не решаясь отпустить. Они выдерживают весьма продолжительный зрительный контакт, прежде чем Мацуно едва заметно краснеет и отводит глаза, отходит в сторону и протягивает юноше свою руку. Его голос низкий, но бархатный и спокойный. Безопасный. — Пойдём домой, Такемичи. И Такемичи не видит ничего такого в том, чтобы протянуть свою руку в ответ и даже мимолётно переплести их пальцы. Это правда выходит случайно: ладонь скользит вдоль другой ладони, подушечки одних пальцев — тонких и худощавых — касаются других — чуть более крепких и мозолистых — и ныряют в межпальцевые промежутки, скрепляя что-то хрупкое и неуловимое. Такемичи расслабленно улыбается. Его ладонь так хорошо лежит в крепкой ладони Чифую, как будто она всегда была для неё предназначена. И когда эта мысль приходит ему в голову, такая же оглушительная, как удар огромного молота по наковальне, ему вдруг становится очень страшно. Он спешит отогнать её от себя, как назойливую муху. Быть может, если сделать вид, что чего-то не замечаешь, оно просто исчезнет само по себе? Пролетит, как звезда — моргнёшь и даже не заметишь — а её уже и след простыл.       — Эй, Мичи, — зовёт его Чифую. Это даже не полное имя, и Такемичи совершенно не помнит, когда для них стало нормальным использовать прозвища, потому что всё это произошло так естественно и просто, что Ханагаки и не придал этому значения. — Ты не заболел? — красивое лицо Мацуно незначительно хмурится. Юноша останавливается, тянется губами ко лбу Такемичи, чтобы измерить температуру, и, не находя её, он только непонимающе качает головой. Его рука вырывается из совместной хватки и замещает губы, отбрасывает наверх светлые волосы и пробует снова, но лоб Такемичи как назло оказывается только немного тёплым. Чифую склоняет голову к плечу и обеспокоенно произносит: — Ты такой молчаливый сегодня. Всё хорошо? Такемичи кивает в ответ неубедительно и слабо. Опускает глаза. Без чужих ладоней его рукам становится так холодно и одиноко, что сердце начинает протяжно выть, прося о возвращении прежнего тепла. И когда Чифую неуверенно, но всё-таки отступает, а его рука вновь бережно берёт в свою маленькую руку Такемичи, мир будто снова приходит к балансу. И рушится заново, когда пальцы Мацуно бесцеремонно скользят вверх по ребру ладони и покрепче сжимают его тонкие запястья, одним движением притягивая Такемичи к себе. Такие объятья — настоящая роскошь, почти благословение, и Ханагаки бессознательно перемещает свои руки чуть выше, скрепляя их за шеей Мацуно, и расслабленно прикрывает глаза. Хотя его сердце бьётся так часто, словно он только что пробежал марафон. Они позволяют себе просто стоять посреди улицы, несмотря на усиливающийся снегопад, и согреваться в руках друг друга. Такемичи вообще-то не любит объятья, и излишняя тактильность его пугает — Хина не даст соврать — но почему-то Чифую это совсем не касается. С ним так тепло и спокойно, как в коконе из любимого одеяла, из которого совсем не хочется выбираться по утрам. Хочется только зарыться в него поглубже, хочется сразу разом с головой, спрятаться навечно от целого мира и уткнуться носом в маленькую ямочку над самой грудиной, вдыхая пряный запах его одеколона. Чифую, конечно, никакое не исключение из правил, и он тоже совсем не особенный. А это просто ещё одно странное совпадение. И таких становится много. Может быть, слишком много. Когда Ханагаки начинает их считать, а число очень быстро переваливает за двадцатку, он с огромным удивлением обращается к Такуе и Аккуну. Как и Ямагиши, они ведут себя крайне забавно: только переглядываются друг с другом с небольшой растерянностью, с которой затем обращаются и к самому Такемичи. «Почему вы думаете, что мы с Чифую встречаемся?» «А вы разве не встречаетесь?» Они с Чифую видятся каждую вторую перемену на пятом этаже, куда почти никто не ходит, и просто подолгу обнимаются. Они никогда и ничего не говорят: это просто короткий обмен смс — «хочу тебя увидеть» и «я буду через минуту» — и они уже мчатся навстречу друг другу с разных концов школы. Чифую ждёт его у окна, опираясь поясницей на край подоконника.       — Плохой день? Он тут же расправляет руки.       — Просто отвратительный. И Такемичи ныряет в его объятья, как в безбрежное чистое море. Чифую выводит круги на его спине. Простые движения, но почему-то благодаря им сразу становится легче. Всё забывается. Всё проходит. Они с Чифую так близко, что последним, что разделяет их, остаётся их собственная одежда. И то, ткань белой хлопковой рубашки кажется слишком тонкой, потому что даже сквозь неё Такемичи чувствует, как часто вздымается грудь Чифую, когда он дышит, и как под слоем кожи и мышц, оплетённое множеством сосудов, бьётся его собственное сердце. Когда звенит звонок, оповещающий о том, что им нужно расстаться, Такемичи тоскливо вздыхает, выпутываясь из тёплых рук, когда его тут же притягивают обратно.       — Ха? — только выдыхает он, ошеломлённый. Голос Чифую над самым ухом кажется ещё глубже, чем обычно, когда он бессвязно шепчет:       — Давай прогуляем. Это не вопрос — почти утверждение, но Такемичи всё равно спрашивает — на удивление, совсем не об уроках, учителях или оставленных где-то друзьях — он спрашивает только:       — Ты этого хочешь? Чифую немного отстраняется, чтобы заглянуть ему прямо в глаза.       — А ты? Ни секунды колебаний.       — Хочу. Иногда Такемичи думает, насколько нормально среди лучших друзей такое количество физического контакта. Но куда более пугающей оказывается мысль о том, что он не видит в этом совершенно ничего плохого. Вернее, он определённо не привык к прикосновениям, особенно таким частым, но Чифую — кажется, всё-таки исключение, потому что Такемичи нравятся, жутко нравятся их продолжительные объятья, нравится то, как они держатся за руки по дороге домой или просто касаются друг друга под любым предлогом. Смахнуть непоседливую чёлку с его глаз, стереть остатки крема от пирожного с его острой скулы или просто выводить бессмысленные узоры на его ладони, когда они бездельничают в комнате Чифую и подолгу болтают о всяких глупостях. Они могут даже просто молчать и смотреть друг другу в глаза. Секунды. Минуты. Часы. Время теряет своё значение. Нет. Целый мир в это время теряет своё значение. У Такемичи плохо со сравнениями, и по литературе у него самые низкие баллы в классе, но когда он смотрит на Мацуно, ему почему-то кажется, что его зелёные глаза напоминают ему о далёком и сказочном море, об искристой летней траве, мокрой от утренней росы, и пушистых июньских одуванчиках. Чифую как его собственное солнечное лето, запечатанное в бутылке, или как хорошее вино, которое со временем становится только вкуснее. Выдернуть бы пробку и испить бы его до самого дна, залпом и шумно глотая, а лучше растянуть его по маленьким капелькам, чтобы оно ещё нескоро закончилось. Такемичи вдруг начинает замечать то, что раньше почему-то ускользало от взгляда: волосы Чифую — спелая пшеница, между колосьев которой теряется тусклое зимнее солнце, его губы пухлые и немного обветренные, его руки — крепкие, но всё-таки достаточно тонкие, и на них так отчётливо различима каждая вена, что Такемичи хочется пальцем прочертить каждую из них и ощутить под подушечками пульсацию циркулирующей крови. У Чифую веснушки на носу и едва различимый шрам у левого виска — прямо там, где пушистые светлые пряди переходят в тёмные короткие волосы. Такемичи с ужасом осознаёт, что то, что он испытывает к Чифую Мацуно — это далеко не новые чувства. Они уже были в нём, заложены и выстроены в точном хронологическом порядке, и всё это время он просто не мог подобрать для них верного название. Не мог осознать. Такемичи влюбился в Чифую. Выходит, довольно давно. Это не кажется чем-то плохим в первые несколько секунд. Но потом на смену мимолётной радости приходит растущее волнение и беспокойство, затем гнетущая паника и наконец страх — огромный, всеобъемлющий страх того, что эти чувства окажутся невзаимны, а они скорее всего невзаимны — и всю оставшуюся жизнь Такемичи придётся прожить, храня это в тайне от Чифую. Однажды он случайно становится свидетелем одного маленького происшествия. Одноклассница Чифую и по совместительству одна из самых популярных девочек во всей школе наряду с Хинатой Тачибаной, краснеет и заикается перед Мацуно, протягивая ему исписанное сердечками письмо. В ответ тот поначалу немного хмурится, а затем улыбается уголками губ, принимает конверт и что-то медленно говорит — Такемичи совсем неслышно, что именно, но ему несложно догадаться, что это чёртово признание в любви, и он не знает, совершенно не знает и даже не догадывается, почему это вызывает в нём такую бурю негативных эмоций. Эти незнакомые прежде чувства — злость и разочарование — настолько очевидны, что ему на мгновение становится больно оттого, что его большое и доброе сердце способно ненавидеть кого-то едва знакомого просто за один лишь факт существования. В этот ужасный день Солнце кажется ему надоедливым, ветер — до жути холодным, а все люди вокруг — абсолютно раздражающими созданиями. Такемичи сбегает с уроков, как только получает на это возможность, без звонков и предупреждений, и проводит остаток своего четверга, глухо всхлипывая в подушку. Он плачет, потому что как всегда ничего не предпринял, а теперь уже слишком поздно что-либо менять. На следующий день он пытается вести себя как обычно. Улыбается и смеётся звонче прежнего, хотя всё внутри него крошится и с треском разбивается. Он старательно заверяет Чифую и всех вокруг, что чувствует себя превосходно. Настроение у него хорошее — нет, просто замечательное — за спиной огромные белые крылья, и он почти что летает от счастья. Достаточно убедительно? Друзья с сомнением качают головой, но, к счастью, всё-таки верят — все, кроме Чифую. Он целый день пишет ему сообщения с очевидным «что случилось, партнёр?» и даже переходит на звонки, когда на их встречу во вторую перемену он приходит совсем один. Неделю спустя, когда немного отпускает, и избегать Мацуно становится невозможно, они оказываются в его комнате, читая какую-то мангу: Чифую сидит на полу почти у самого изголовья, а Такемичи лежит на его кровати, лениво перелистывая страницу за страницей. Иногда они обмениваются комментариями, но в основном просто молча читают, когда Такемичи вдруг замечает на письменном столе знакомое письмо с множеством идеально выведенных розовых сердечек.       — Ох, кстати, поздравляю, — невзначай бросает он, не отрываясь от манги.       — С чем? — немного недоуменно интересуется Чифую.       — Ну… Я тут случайно узнал, что Хироку из твоего класса призналась тебе в любви, так что, думаю, теперь ты занят на Рождество, как и всегда мечтал.       — А, ты об этом, — Мацуно переворачивает новую страницу и только безразлично отмахивается, как будто это не имеет для него абсолютно никакого значения. — Я отказал ей.       — Что? — Такемичи спрашивает это таким радостным тоном, что после это ему хочется приложить себя чем-нибудь тяжёлым. Он немного тушуется и говорит уже немного тише: — В смысле… Почему? Она же вроде одна из самых популярных девчонок в школе! И… Красивая, к тому же!       — Девушка как девушка, — просто пожимает плечами Чифую. — И мне куда важнее иметь с человеком общие интересы, а внешность со временем притирается. Такемичи облегчённо выдыхает. Но, наверное, слишком рано.       — К тому же, мне уже кое-кто нравится, — выдаёт Чифую, и сердце Такемичи так стремительно падает в пропасть, едва поднявшись на поверхность, что ему кажется, что он отчётливо слышит, как на самом дне осколки со слышимым треском дробятся о светлый ламинат.       — Вот как, — Такемичи разочарованно поджимает губы. И дрожащим голосом спрашивает: — И кто же это?       — Секрет, — с хитрой улыбкой отвечает Чифую.       — Да ладно тебе, у партнёров не должно быть секретов друг от друга! — Такемичи как можно веселее толкает его в плечо, надеясь отвлечь от чтения, и воркует над самым ухом. — Давай, скажи мне! — не получая ответа, Такемичи трясёт его уже настойчивее, и Чифую только смеётся.       — Не скажу, Такемичи, это личное.       — Эй, ну так нечестно!       — Тебе необязательно знать, — сопротивляется Мацуно.              — Обязательно! — но и Такемичи не намерен сдаваться. — Опиши его хотя бы! Может быть, я знаком с этим человеком?       — Ты с ним знаком.       — Ого! Так, значит, это кто-то из нашего окружения? Кто-то из твоих одноклассниц? Как примерно выглядит этот человек?       — Ну… — Чифую на мгновение теряется и задумчиво поджимает губы, наконец откладывая мангу в сторону. Он поворачивается к кровати, и они с Такемичи встречаются лицом к лицу. Мальчишка испуганно отшатывается назад. Взгляд Мацуно начинает так внимательно скользить по его лицу, очерчивая каждый изгиб и каждую крохотную деталь, что тысячи мурашек мгновенно усеивают молочную кожу. Чифую выдыхает: — У него голубые глаза.       — Так, — Такемичи прищуривается и стучит пальцем по подбородку, пытаясь собрать в своей голове как можно более детальный образ. — А ещё?       — Волосы… — рука Чифую тянется к волосам Ханагаки и прокручивает на указательном пальце одну из его кудрявых прядей. Такемичи клянётся, что ему трудно дышать. — Светлые.       — Такие, как у тебя?       — Нет, они немного темнее, — его изумрудные глаза светятся и переливаются. Такемичи хочет, чтобы у Чифую был тот же взгляд, когда он думает о нём, а не о своей таинственной второй половине. — Знаешь, ближе к жёлтому.       — Хм… Значит, это голубоглазая блондинка. Или блондин! А у тебя хороший вкус, Чифую!       — Ага, — тоскливо кивает Мацуно, разворачиваясь и принимая прежнее положение. Он снова берётся за мангу и кажется слегка разочарованным.       — А вы давно знакомы?       — Пару лет, я думаю.       — Ага, это не новый человек. А что именно тебе в нём нравится?       — Много всего, Такемичи. Ты что, решил устроить мне допрос?       — Мне просто интересно, в кого влюбился мой лучший друг, что в этом плохого?! Я просто переживаю и хочу отдать тебя в хорошие руки! Я должен убедиться, что этот человек заслуживает тебя!        Чифую вздыхает, и взгляд его становится совершенно пустым.       — Может быть, это я его не заслуживаю?       — Я уверен, что это не так! Так… Что тебе в нём нравится? Расскажи мне!       — Он… — Такемичи впервые обращает внимание на то, что Чифую — всегда уверенный в себе, непоколебимый Чифую — заикается и не может подобрать слова. Он мимолётно оборачивается через плечо, чтобы взглянуть на Ханагаки и поправить самого себя: — То есть, этот человек… Он очень весёлый, и с ним мне никогда не бывает скучно. Он всегда знает, как заставить меня улыбнуться. Вроде бы и не делает ничего особенного, а я всё равно… Улыбаюсь, как последний дурак, — Мацуно говорит и тоже не может сдержать улыбки. Она у него сладкая и мечтательная. У него даже глаза искрятся чуть ярче. — И даже если день просто ужасный, если я вижу его — всё остальное будто бы теряет значение. Он, конечно, часто ведёт себя как идиот, и я ругаю его за это, потому что сильно переживаю, но даже эту его придурковатость… я всё равно очень сильно люблю.       — Ого… — Такемичи даже не замечает, как от волнения обкусывает все свои губы. Выдыхает еле-еле: — Кажется, ты действительно по уши влюбился.       — Да уж, — Чифую не кажется радостным.       — Почему бы тебе не признаться в своих чувствах?       — Я сомневаюсь, что это взаимно.       — Откуда тебе знать? — Такемичи поддаётся вперёд и ободряюще улыбается, хотя и улыбка эта — признаться, совсем ненастоящая. — Может, этот человек прямо сейчас думает о том же самом и боится тебе признаться!       — Вряд ли, Такемичи. К тому же, мне кажется, я очень напугал его своей настойчивостью.       — Ну и что? Чифую, ты же сам мне говорил! Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и мучиться всю оставшуюся жизнь, думая о том, что было бы, если бы ты попробовал! Чифую усмехается.       — И давно ты стал слушать, что я говорю?       — Эй, я всегда слушаю, что ты говоришь, — обиженно восклицает в ответ Такемичи.       — Это неправда.       — Ладно, не всегда, но в тот раз я слушал очень внимательно! Говорю: тебе нужно признаться!       — Может быть, я уже это сделал. Незачем портить то, что уже у нас есть. Пусть всё будет, как и прежде.       — Чифую, но…       — Мы закрыли эту тему.

***

      — Эй, спускайся скорее, Рапунцель, — пылкий шёпот раздаётся по ту сторону трубки, и Такемичи беззвучно визжит в подушку, скатывается с кровати, уже давно одетый, и случайно задевает ногой стоящие на тумбочки вещи, которые с грохотом летят на пол. Чифую смеётся ему в динамик. — Боже, Мичи, я слышу тебя с улицы!       — Я уже лечу! Бегом со второго этажа, а потом с крыльца, и Такемичи бездумно бросается в объятья Мацуно, осчастливленный их новой встречей. Чем дольше они дружат, тем меньше Ханагаки боится проявлять свою привязанность и тем больше в нём желания не отпускать Чифую ни на минуту. Особенно, если молодой человек решил оставить позади того, в кого он был влюблён, может, у Такемичи всё-таки есть шанс?       — Ух ты! — Чифую ласково хихикает, когда его едва не сносит с ног вихрь по имени «Такемичи Ханагаки», и покрепче обнимает в ответ.       — Наконец-то ты приехал! — этот радостный восклик срывается с губ прежде, чем Такемичи успевает осознать, что именно он сказал, и он тут же закрывает себе рот, но отступать уже слишком поздно, потому что Мацуно замирает на несколько секунд и густо-густо краснеет.       — Ты ждал меня? — с надеждой спрашивает он.       — Я… Ну, я… — Ханагаки теряется под напором внимательного взгляда зелёных глаз и начинает глупо заикаться. Булькает себе под нос нелепое: — Д-да? Улыбка Мацуно в этот момент стоит тысячи звёзд, потому что он становится таким счастливым, будто только что выиграл в лотерею.       — Так, зачем ты позвал меня так поздно? — Такемичи отходит и закладывает руки за спину, осматриваясь вокруг и безуспешно пытаясь найти причину где-то поблизости.       — Я хотел тебе кое-что показать.       — И что же?       — Это секрет, — Чифую хитро усмехается, прежде чем усаживается на свой мотоцикл и хлопает по месту за собой. — Забирайся. У Такемичи есть свой собственный СВ-250Т, подаренный Майки и Дракеном, но ездить на нём в одиночку — страшно до жути, хотя он и учится уже почти третий год. А вот кататься с Мацуно — это отдельный вид наслаждения, потому что он водит предельно аккуратно и даже если по старой памяти разгоняется слишком сильно, сразу же замедляется, как только руки Такемичи сходятся на торсе чуть крепче, чем прежде. Поэтому он не спорит. Приземляется на сидение и привычно обвивает руками чужую талию. Утыкается носом в крепкое плечо Чифую и с огромным трудом прячет от него свою дурацкую влюблённую улыбку. Он чувствует или, может, ему просто кажется, что Чифую улыбается тоже, когда заводит мотоцикл и наконец отталкивается от земли. Ветер шумит в ушах, когда они мчатся по ночной трассе, обгоняя проезжающие машины. Редеют крупные кафе и магазины, они едут мимо спальных районов и школы, прежде чем Мацуно сворачивает на более узкую дорогу, что ведёт вверх по холму, и останавливается на стоянке.       — Мы приехали? — неохотно убирая руки и позволяя Чифую слезть с мотоцикла, любопытствует Ханагаки.       — Нужно пройти ещё немного, — Чифую подаёт ему руку и помогает твёрдо стать на ноги. Они обходят по траве ненадёжную каменную лестницу и продолжают подниматься куда-то выше. Пробираются через раскидистые ветви закоренелых ив, которые Мацуно заботливо раздвигает руками, чтобы провести за собой Такемичи, и наконец-то оказываются на месте. Прямо высоко на вершине: отсюда весь ночной Токио как на ладони — виднеются неоновые вывески и огромные красочные билборды, верхушки небоскрёбов, устремлённые в пасмурное ночное небо, и едва различимые автомобили и люди, снующие туда-сюда, как NPS в какой-то дурацкой игре. Такемичи сжимает руку Чифую чуть крепче. Выдыхает восторженно и тихо и едва приоткрывает рот, наверняка намереваясь что-то сказать, но почему-то не выдавая ни слова.       — Красиво, да? — Чифую и не ожидал другого. Он подводит Ханагаки чуть ближе к краю и отпускает его слегка вспотевшую ладонь. — Я нашёл это место, когда в прошлый раз возвращался домой после собрания и решил, что стоит тебе показать.       — Чифую, это… У меня даже слов нет! Такемичи оборачивается всего на мгновение, чтобы поделиться своими впечатлениями, и Чифую смотрит ему прямо в глаза — так внимательно, как будто Ханагаки самое красивое, что он когда-либо видел. И бабочки кружатся в его животе, кружатся и сталкиваются друг с другом, рассыпаясь множеством ярких цветов.       — Чифую, я…       — Оттолкни меня, если ты этого не хочешь, — Чифую касается большим пальцем его нижней губы и осторожно оттягивает её вниз, прежде чем приблизиться и приоткрыть рот, медленно захватывая губы Такемичи в чувственном поцелуе. Он расслабленно прикрывает глаза. У Ханагаки в голове взрываются фейерверки, тысячи разных красок в одно мгновение взмывают в воздух, окрашивая всё вокруг. Будто всё это время он видел мир только в серых и тусклых оттенкам, всё было бессмысленным и чёрно-белым. До этого самого момента. Такемичи замирает на месте, а затем закрывает глаза и прижимается к губам Чифую крепко и настойчиво, отвечая взаимностью. Его тут же притягивают ближе. Чифую играет с его приоткрытым ртом, скользит своими тёплыми губами по его губам, намеренно дразнит, но совсем не целует, даже если Такемичи с желанием поддаётся ему навстречу. Мацуно опускает голову на плечо Ханагаки и утыкается носом в его тонкую шею.       — Ты мне так сильно нравишься, — шёпотом признаётся он. Его горячее дыхание опаляет чувствительную кожу. Он почти задыхается. — Я просто с ума схожу. Щёки Ханагаки в тусклом лунном свете приобретают приятный розовый оттенок.       — Ты мне тоже нравишься, — слова — лёгкие, как пушинки — вылетают у Такемичи изо рта. Блондин поджимает губы и мягко треплет Чифую по волосам. Наклоняется к нему и говорит уже полушёпотом, будто доверяя какой-то секрет: — Очень-очень нравишься. Он слышит, как Мацуно облегчённо выдыхает. Счастливая и довольная улыбка растекается по его лицу. Такемичи вдруг испуганно распахивает глаза.       — Подожди! Так, в прошлый раз это было признание? Тогда, в твоей комнате?       — Оно самое, — смеётся Чифую. — Я думал, ты просто тактично его проигнорировал.       — Боже, прости, пожалуйста! — Такемичи краснеет и мотает головой, глупо извиняясь. — Я и подумать не мог, что ты…       — Т-ш-ш, — тут же прерывает Мацуно, прикладывая палец к его губам. — Это уже совсем неважно. Такемичи усмехается. Оглядывается на тёмное небо, на далёкие звёзды и никогда не засыпающий Токио, что стелется прямо под их ногами.       — Знаешь, я хочу, чтобы мы навсегда остались такими.       — Какими «такими»? — не отрывая от него своего сосредоточенного взгляда, со смехом переспрашивает Чифую. — Ты всегда такой загадочный, Такемичи. Ханагаки смотрит на него несколько секунд, прежде чем наклоняется к самому уху Мацуно и робко щебечет:

«Счастливыми»

Когда на следующий день Такемичи снова спрашивают, встречается ли он с Чифую, он счастливо улыбается, кивает головой в сторону школьного коридора, в котором его уже дожидается Мацуно и только смущённо отмахивается.       — Простите, меня ждёт мой парень. Мне нужно бежать!