накидка

— проходи, присаживайся, — шевелев встречает гороха в прекрасном настроении, улыбкой норовит ослепить раз и навсегда. — тебе как обычно? — да, серёж. горох, правда, не спешит садиться на крутящийся кожаный стул, наблюдая за серёжей. тот ищет что-то в соседней комнате с открытой дверью. и всё-таки, горох рад видеть своего парня таким улыбчивым, ведь за последнее время у серёжи, наряду с остальными работниками барбершопа, большие проблемы с репутацией. а всё дело в каком-то умнике, которому в голову пришло распространить слухи о привидениях в их заведении. не то, чтобы это было неправдой, просто для посетителей и самих барберов эти бестелесные существа вовсе не опасны, но паники по этому поводу теперь хоть отбавляй. а отбавить бы хотелось. особенно серёже. — клиентов опять нет, как видишь, — вздыхает он, выходя из комнаты с феном в руках. — но я очень рад, что ты пришёл, несмотря ни на что. горох ободряюще улыбается и раскрывает руки, намереваясь обнять. серёжа прижимает его к груди, чувствует холод от его тела, вызванный совсем нетёплой погодой, и не хочет отпускать. и понятно, почему — менять место работы спустя почти пять лет, проведённых в этом барбершопе, совсем не хочется. а горох со своими уютными объятиями в любое время суток может зализать любую душевную рану — всё будет нормально, — мычит горох. — пройдёт время, и люди поумнеют, вот увидишь. он ловко выпутывается из серёжиных рук. серёжа благодарно кивает и указывает на стул, предлагая уже начинать. однако, взглянув на спинку стула, он не обнаруживает там чёрного пеньюара. это может означать только одно. горох, заметив перемену в настроении барбера, уже хочет спросить, что произошло, но серёжа его опережает. — максим… он устало смотрит в свободное пространство у стены, видимо, надеясь там кого-то увидеть. а конкретно — увидеть призрака, с давних пор проживающего в этом здании. — твоих рук дело? — серёжа оглядывается по сторонам, и гороху сразу всё становится понятно. почему-то этот «максим» всегда действует серёже на нервы, опрокидывая бутыльки с шампунями, воруя ножницы, и едва ли не жонглируя баночками гелей. сам по себе он был высоким бледноватым брюнетом и при жизни наверняка пользовался своей очевидной красотой. однако сейчас, в призрачном обличии, его шея вся в порезах и потёртостях, в глазах совсем не видно зрачков, а руки постоянно трясутся. впервые увидев его собственными глазами, горох не испугался, а скорее задумался о его судьбе. серёжа тем временем продолжает неуверенно разглядывать каждый уголок комнаты, и в конце концов видит накидку на верхней полке стеллажа с шампунями. стоит ему подойти ближе, как пеньюар взлетает в воздух и продолжает парить до тех пор, пока серёжа не начинает к нему тянуться. один прыжок — и ткань уже мчит по воздуху в другой конец комнаты. серёжа увлечённо бежит за ней, твёрдо намереваясь поймать, но она слишком высоко — не достать. — да отдай накидку, блять! — вскрикивает он, прыгая на одном месте с вытянутой рукой. — а то что? — игриво спрашивает знакомый голос. максим умудряется материализоваться прямо за спиной шевелева, видимо, полагаясь на то, что тот от испуга потеряет бдительность. но серёжа предусмотрительнее — он резко оборачивается и толкает призрака в грудь кончиком железного ключа, так, чтобы максиму стало больно, но не слишком. от неожиданности максим хватается за грудь, тем самым теряя возможность удерживать пеньюар в воздухе. серёжа с видом победителя поднимает его и наблюдает за преувеличенными «мучениями» максима. тот прикладывает тыльную сторону ладони ко лбу и драматично падает на спину, приговаривая: «убит, я убит снова!». — дурак, — комментирует серёжа беззлобно. горох смотрит за ними с интересом, а в момент поражения противника даже чувствует гордость за своего парня. — какой ты у меня смелый, — вырывается у него без доли сарказма. серёжа усмехается, прикрывая плечи гороха накидкой. — ага, точь-в-точь винчестер, — саркастично вставляет максим. — ты должен был испугаться, вообще-то! — как в прошлый раз? нет уж, дважды подряд не сработало бы, — уверенно говорит серёжа. — и вообще, в чём суть этих твоих проделок? тебе заняться нечем? — а что мне делать в этих двух комнатах, серый?! — даже чересчур агрессивно реагирует максим. — смотреть, как вы здесь вдвоём обжимаетесь? серёжа смущённо опускает голову. — ладно, извини, — искренне просит он. — но можешь мне больше не мешать, пожалуйста? максим проклинает это место уже с десяток лет, с тех самых пор, как необдуманно решил привязаться к одной из балок между стен. боль с того времени чуть притупилась, но этот закон о призраках, не способных покинуть место своей смерти, заставляет ежедневно сходить с ума от скуки. ему бы отомстить человеку, склонившему его к суициду, но покинуть эти стены нельзя. тот, кто придумал эти правила — настоящий гений. призрак может упокоить свою душу только отомстив причине своей смерти, но не может выйти из одной чёртовой комнаты, чтобы это сделать. зачем же ему, в таком случае, невидимость, телекинез и нечеловеческая скорость? издеваться над серёжей, очевидно. — не-а, не могу. серёжа понуро поднимает взгляд с затылка гороха на максима. — вот добъёшься ты, блин, того, что нас закроют вообще. и кто тебя потом развлекать будет? — вздыхает он. — хорошо ещё, что горох пришёл, а не кто-то посторонний. — хорошо, что горох, говоришь? — хитро ухмыляется максим. — бля, вот только попробуй его тронуть. горох смотрит на ситуацию скорее с недоумением, чем со страхом. максим слишком слаб, чтобы причинить ему хоть малейший вред, но серёжа реагирует излишне эмоционально, едва ли не закрывая гороха собой. это навевает чувство беспокойства. — да не собираюсь я его трогать, просто пошутил, — цокает максим. — но вы тоже вдвоём вспоминайте, прежде чем тут всяким заниматься, что я здесь буквально всегда и буквально всё вижу. тут пришла очередь гороха смутиться от воспоминаний с прошлой встречи здесь. — классная татушка, кстати, — обращается к нему максим. горох еле заметно краснеет. — тоже набил бы такую, но увы! с этими словами максим исчезает в пространстве, но горох с шевелевым всё равно продолжают молчать, чувствуя его присутствие. его, судя по всему, просто не видно. «вот и хорошо, — думает максим, — ещё одного приступа ревности я не переживу». он смеётся над своими же абсурдными мыслями, пока серёжа с серьёзным видом стрижёт гороха. «и вот чем я хуже?», — по старой привычке негодует он, а потом вспоминает, что в его белоснежных глазных яблоках уже никто и никогда не увидит подразумеваемой нежности.