Erinnerung

Яхве всегда перевозили из дома в дом — достойное бога жилище всё ещё строилось, а потому приходилось терпеть почти кочевнический образ жизни. Благо что организм восстановился почти полностью, на данный момент лишь ноги оставались неподвижными, а значит совсем скоро Юха Бах сможет сам по себе ходить куда вздумается. На пороге небогатой, но крепкой избы его встречает худощавая женщина средних лет в тускло-зелёном платье и расшитом хлопковом переднике; на её голове на манер чепчика повязана плотная косынка, несколько коротких ярко-рыжих прядок предательски выбились из под плотно завязанной ткани, а довершали это всё смиренность и благоговение в серых глазах сельчанки. "Быстро помрёт" - сухо подмечает про себя Яхве. Изнутри избёнка такая же как и снаружи — особых впечатлений не вызывает: две небольшие спальни, деревянные скамья и стол, печь с зашторенной лежанкой, да старенький шифоньер. На окнах висит тюль, который до этого дня доставали только по большим праздникам. В общем, скучная обжитая хатка в среднестатистической деревне. ————— Яхве лежал на перине и с неудовольствием отгонял сонливость. С момента получения им возможности видеть, чувствовать и осязать своё окружение, бесполезно тратить время на сон — последнее, чего он хотел. Он знал, он видел, что в скором будущем у него не будет подобных ограничений, но ему всего одиннадцать, а до той поры Юха Баху остаётся только хмуриться в нетерпении и постепенно набирать силу. Внезапно, незнакомая девушка небрежно открыла дверь в комнату, в которой лежал Яхве, и тут же настороженно замерла на пороге. Юха Бах предполагал, что будет довольствоваться только обществом услужливой Самацу Куросаки, к которой его и отдали под "временную опеку". Затёртая, очевидно, слишком большая рубашка на поясе затянута широким ремнём, грязно-коричневые штаны местами порваны и подогнуты до середины голени; на ногах изношенные сандалии, а из женственности только длинные апельсиново-рыжие волосы. Деваха сердито сводит брови и смотрит на него сверху вниз, в глазах нет ни почтения, ни покорности. В целом, оборванка, почти косящая под пацана. "Высокая, к тому же." - с досадой признаёт Яхве, хмурясь в ответ. — Ты что здесь делаешь? – кулаки сжаты, поза жёсткая; тут и дар предвидения не нужен, чтобы понять что Баху она не рада. — Живу. – простое слово, зато сколько же эмоций он вызвал. Девушка насупилась ещё больше и покосилась в сторону кашеварящей у печи женщины. — Обязательно на моей кровати? — Моей кровати. – тут же поправил Яхве. Уголок его рта медленно поднялся когда деваха скрипнула зубами, резво прошагала обратно на улицу и мотнула рыжей гривой напоследок. Имя своего лекарства от нудных будней Бах узнал почти сразу. Всё та же Самацу провела тощую девчонку взглядом, тяжело выдохнула " Ох, Ичиго..." и почти сразу рассыпалась в извинениях.