Двойная тубероза и лайм

***

      Если отбросить в сторону моральные принципы, предрассудки и догмы, социальные условности и традиции и начать размышлять с точки зрения человеческих потребностей, то каков будет ответ на вопрос: «Можно ли любить двоих одновременно?»       Подобная формулировка прежде казалась Чимину отвратительной и такой спорной, а моногамия – как элемент психологии – вызывала в нём недоумение. И как только жизнь ставит вопрос ребром, Чимин вынужден переосмыслить множество граней собственной жизни. Это так противоестественно. Но.       Для Чимина это не первая течка, у Минджуна – не первый гон, и Намджун, неопытный альфа, ласку и нежность проявляет гораздо больше. Чимин прекрасно знаком с таким типом людей, они ему всегда претили, только к Намджуну он питает особую любовь, которая опровергает его личные заповеди. Но теперь Чимин уверенно отвечает: да, любить двоих он способен, сердце у него широкое, ёмкое. Два родных брата, два близнеца, которые росли, наблюдая друг за другом, как за самим собой. Один более рассудительный, второй менее сдержанный, один более чуткий, второй более хладнокровный, один более открытый, второй более решительный. Их полярные черты характера взаимодополняют друг друга. Чимин испытывает чувство привязанности и к Намджуну, и к Минджуну, их притягивает друг друга, но по большей части Чимин подчиняется воле природы: она наделила двух братьев абсолютно идентичным запахом – именно по этой причине омега не мог отделить их запахи.       Тубероза.       Это тубероза. Настоящая королева ароматов. Дивный цветок с томным ароматом, что кружит голову и сводит с ума. Никак Чимин не мог догадаться, что усиленный запах, который, как ему казалось, исходит исключительно от Намджуна, усиливается с присутствием Минджуна. Это походит на обонятельные галлюцинации.       — Вы ведь не говорили родителям обо мне? — уточняет Чимин, оглядывается на братьев. Они сидят за столом по разные стороны и бросаются друг в друга скомканными салфетками. Пол покрыт их снарядами.       — Нет конечно, — убеждает Намджун, у него на запястье бандана. — Мы вообще о своих личных отношениях даже друзьям не рассказываем, а ты про родителей.       — Отношениях? — спрашивает Минджун, крякнув от удивления. — Это ты щас о себе, что ли? — и гогочет.       — Завались, если ты спал с Чонгуком, это не значит, что у тебя опыта в этом целый вагон и тележка, — он, поднимаясь со стула, протягивает руку, чтобы ударить брата по затылку, но Чимин шлёпает его полотенцем по боку. — Ай! Но он же!..       — Ну а ты будь умнее, ведёшься на его шутки, как первоклассник. Он же вызывает в тебе такую реакцию намеренно. А ты, Минджун, что там с этим твоим Чонгуком? А? Ты расстался с ним? — серьёзный взгляд омега направляет на Минджуна, а тот не смотрит на него в ответ, разглядывает руки.       — Типа того.       — Что значит «типа»?       — Он сказал Чонгуку, что хочет паузу в отношениях сделать, — несдержанно вмешивается Намджун.       — Паузу? Паузу, блин?! — на этот раз полотенце с глухим хлопком ударяет по лицу Минджуна, тот, оторопев, возмущается, прикрывается руками. — Какая, нахрен, пауза?! Ты что, рассчитываешь с ним отношения восстановить?! Я для тебя запасной вариант?! Немедленно порви с ним, иначе больше не попадайся мне на глаза, — сдувает чёлку с глаз. — Никогда не смей так подло поступать с омегами, он мальчик молодой, настрадаться из-за вас, альф, мудаков таких, ещё успеет.       — Да порву я, порву… Чонгук же мстительный очень, ни мне, ни Намджуну покоя не даст. Потом обязательно как-нибудь выведает про тебя и будет докучать.       — Нашёл причину! Чтобы взрослый человек от малолетки страдал.       В квартире становится душно, Чимин открывает окно, в квартиру врезается шум улицы.       — Не мучай ни меня, ни Чонгука. Я его в глаза не видел, но чужие чувства – это не игрушка.       — Чимин? — подаёт Намджун скромный голос, он помещает одну ногу на стул, прижимая её к себе, из-под краёв шорт вылезает свежая велосипедная рана, останется шрам.       — Чего? — омега возвращается к загрузке посудомоечной машины, гремят бокалы.       — А кому ты из нас позволишь поставить метку?       На Чимина глядят двое братьев в ожидании, внимательные. Возникает пауза, они не шевелятся. Но Чимин не знает ответ. Он молчит, продолжая заниматься своим делом, проводит влажной ладонью по лбу, усиленно рассуждает, раздражается от жары. Неужели они не могли задать ему этот вопрос в ночной прохладной постели? Обязательно сейчас, во время ноющей поясницы?       — Я, если честно… не знаю, Намджун. Поставить метку – это дело принципа для вас?       — Конечно! — Минджун подскакивает, опрокидывая стул. Он импульсивный, но, одумавшись, возвращает стул на место и присаживается. Чимин учил его быть более сдержанным и проявлять самообладание. Он говорил, что именно такие альфы его привлекают. — Какой нормальный альфа позволит своей омеге ходить без метки?       — Но у меня же поменялся запах, чего вам ещё надо?       Чимин захлопывает машинку, включает, раздаётся сигнал оповещения. Он вытирает руки полотенцем, оглядывает кухню: идеальная чистота. Но ему не терпится чем-нибудь занять себя, поэтому ещё раз протирает поверхность стола, подбирает салфетки с пола, поправляет ножи, а после обходит всю квартиру, раскрывая окна в каждой комнате, и, не найдя ни одного грязного угла, уходит в гостиную.       — А тебе на нас не наплевать? — следом за омегой в гостиную заходят братья, они усаживаются на диван и наблюдают, как Чимин, цепляя журнал со столика, падает на мягкое кресло и закидывает ногу на ногу, принимаясь качать тапок на кончиках пальцев.       — В смысле? — шелест страниц.       — Тебя разве не волнует, что это действительно важно для нас? — Минджун обменивается с Намджуном взглядом, тот удручённо опускает голову.       — А что я могу вам сказать? — омега кидает журнал обратно на столик, лилии в вазе подрагивают. — Я люблю вас двоих одинаково, я не могу выбрать кого-то одного и отказать второму, это слишком жестоко для меня. Не давите мне на сердце. Не хочу огорчать вас, парни, но в этом случае ничего не поделать. Я ни разу не слышал о таком явлении. Мне даже не к кому обратиться за советом. Но он мне и не нужен. Я люблю вас двоих. И точка.       — Получается, ты намерен проходить всю жизнь без метки? — не поднимая головы, догадывается Намджун. — А это вообще возможно, ну, чтобы мы одновременно могли поставить метку? — кидает на омегу неуверенный взгляд. Эта маленькая надежда блестит на поверхности глаз. Очень хочет. — Мы же с Минджуном уникальный случай.       — Ты ещё предложи стать нам экспериментальными крысами! Не могу дать ответа на этот вопрос, может… у вас жизнь иначе сложится? И вы найдёте более подходящих омег… Нет метки, есть метка, душой я принадлежу вам, и вы это прекрасно понимаете. И я верю, что у вас хватит силы защитить меня. Я доверяю вам.       В ярко-жёлтом кресле Чимин выглядит невообразимо крошечным. Возможно, пройдёт время, и они действительно разочаруются в его выборе, но Чимин слишком ранимый для подобных решений. Он действительно любит их всем своим необъятным сердцем. Совместные фотографии заполняют всю стену в спальне, и когда солнце проливается на них, Чимин чувствует себя самым счастливым человеком на свете. Его огромной любви хватит на троих.