Кофейное постоянство

— Отто, будь добр, четыре пива… — один из постоянных посетителей: невысокий смешливый парень с пальмой высветленных волос на макушке, обернулся к своему столику и пакостно ухмыльнулся, — и одну пина коладу. Для кудряша. Парень — кажется, его звали Пауль, но уверенным Отто быть не мог, ведь работал в этом баре не так долго, — наклонился ближе и заговорщицки понизил голос. — Скажешь, что комплимент от третьего столика. Отто кинул быстрый взгляд на указанный столик и заморгал, стараясь скрыть растерянность. Там сидели не менее постоянные и куда более колоритные посетители: двое худощавых, отчаянно молодящихся парней в майках в обтяжку и штанах, едва закрывающих задницу. Такие типичные… Отто, памятуя указания владельца бара, даже в мыслях старался не употреблять слово «пидор», но по-другому мужиков за третьим столиком назвать было нельзя. Они жеманно хихикали и потягивали свои коктейли, складывая губы в ярко-блестящую от помады куриную жопу, и стреляли в посетителей блядоватыми взглядами. Подходить к ним Отто побаивался, лишь старался вовремя готовить новые порции той же самой колады, что сейчас заказал Пауль. — Извините, герр, боюсь, я не совсем понимаю… — Не дрейфь. Я докину. Просто «комплимент от третьего столика», договорились? Но так, чтобы столик не услышал. Положив на стойку сумму больше, чем того требовал заказ, белобрысый вприпрыжку вернулся к своим: тощему очкарику, что-то занудно вещавшему, Алеше, которого Отто уже запомнил и который, на его взгляд, не сильно отличался от товарищей за проклятым третьим столиком, и высокому парню с целой копной кудрявых русых волос. «Кудряш» тут же недовольно повел длинноватым носом и с нехорошим прищуром уставился на Пауля, что-то спрашивая резким тоном. Прикрывшись ресницами, Отто исподтишка разглядывал странную компанию, пока руки привычно разливали по бокалом пиво. Он слышал, что эти парни играли в одной группе, но ни их музыки, ни их выступлений Отто никогда не видел. Наверное, поэтому ему было так странно от вида четырех мужчин: двое из них определенно слабо друг другу переваривали, третий казался безразличным ко всему, кроме выпивки, которую все никак не могли принести, и на все обиженным, а четвертый помимо выпивки явно желал еще чего-то. Это желание читалось в хитро сощуренных глазах, которыми Алеша окидывал зал. «Кудряш» и Пауль, кажется, были готовы вот-вот рассориться, но Отто старался не вмешиваться в разговоры посетителей до тех пор, пока не начинала страдать мебель. Наконец, вылив в бокал коладу и воткнув на стенку дольку лимона — ананасов пока что не завозили — Отто кликнул подменного бармена, а сам, как и просили, направился к нужному столику. «Кудряш» пусть и казался достаточно худым, каким-то «птичьим», но мог похвастаться широкими ладонями и явно тяжелыми кулаками. Отто не знал, чего ожидать. Подойдя ближе, он уловил обрывок фразы: — …сыграл так, как надо, и если тебя что-то не устраивает… — Я сыграю лучше тебя, я знаю. Только барабанщик все равно у нас ты, Шнайдер, как бы прискорбно это не звучало. Пауль мило улыбнулся, а кудрявый побагровел и промолчал лишь потому, что на столик начали приземляться запотевшие пивные бокалы. И кокетливая пина колада с розовой трубочкой, воткнутой посередине. — Это для вас, — сдавленным голосом произнес Отто, чувствуя, как замирает сердце. — К-комплимент от третьего столика. Он запнулся, но все же сказал это. Острые скулы — Шнайдера, так? какое странное прозвище — покрылись густым румянцем, глаза Пауля зажглись торжествующим огнем, и Отто поспешил вернуться за стойку, как за спасительный щит. Он предпочитал быть как можно дальше от эпицентра событий, тем более, что с его места все равно было прекрасно видно, как кудрявый медленно повернулся, рассматривая сидящих за третьим столиком. Там его взгляд без внимания не оставили, и оба парня тут же заулыбались и засмеялись, а один даже послал Шнайдеру воздушный поцелуй. Пауль едва сдерживал смех, Алеша — не сдерживал, а пунцовый от стыда Шнайдер вцепился в свое пиво, как утопающий в спасательный круг. Они еще несколько раз заказывали лагер, и все это время колада стояла нетронутой и какой-то увядшей посреди стола. Странно, но Шнайдер еще несколько раз ловил взгляды с третьего столика и, кажется, даже перестал злиться, поражаясь такому к себе вниманию. От взгляда Отто не ускользнуло, что с каждым таким взглядом Пауль выглядел все мрачнее, а Алеша усмехался все паскуднее, но он решил не заостряться на этом и просто… Оставить за бортом, как оставил там свое очередной пиво Шнайдер, с удовольствием попробовав все же коладу. Потом он еще не раз видел этих троих — уже без Алеши, в баре. Во многие разы присоединялись еще двое человек, часто собирались сразу вшестером — такая разношерстная, бурно что-то обсуждающая компания. Отто только и успевал, что наполнять бокалы да записывать в счет закуски, потому что гуляли герры из группы с броским названием «Rammstein» каждый раз как в последний. Потом они пропали — почти на год, что ли? Отто не считал, но закономерно переживал за таких прибыльных и постоянных посетителей. Rammstein из просто броского названия стало чем-то вроде религии, их музыка теперь играла из всех утюгов, посетители помоложе с восторгом обсуждали концерты — прошедшие или будущие, а постарше — с гневом — очередную выходку или фразу из интервью. Rammstein готовились писать альбом где-то за границей, а в баре Отто, который тот выкупил, став отныне полноправным владельцем, все чаще стали появляться лишь двое. Бар уже нельзя было назвать просто баром. Бар-ресторан, быть может? Отто старался расширить ассортимент настолько, насколько позволяли рамки технической документации. В любом случае, повелось так, что Пауль всегда заказывал себе черный кофе — несколько раз подряд, а Шнайдер, избавившийся от старательно начесанного вороньего гнезда, — большую порцию глясе. Пауль смеялся поначалу, в один из дней потянулся попробовать, и дальше каждый раз вытаскивал из стакана пальцем немного мороженого и пенки, усмехаясь и отмахиваясь от карающей длани. Гневные переглядывания сменились степенными, обстоятельными разговорами, за третьим столиком больше не было тех, кто мог бы «сделать комплимент» из пина колады, но Пауль все равно заказывал его периодически для Шнайдера уже без утайки — видимо, в моменты, когда тот не был за рулем. Отто вновь наблюдал за этими двумя сквозь ресницы. Удивительно, но только смотря на них получалось ощущать ход времени. Для Отто дни часто сливались в один затяжной марафон: раннее пробуждение, работа, счета, налоги, поставки, ремонты… События, однообразная рутина наваливались на него и тащили за собой, как снежный ком, но в один из дней в бар заходили Пауль и Шнайдер, и Отто понимал, что дни сливаются в недели, недели в месяцы, те в годы — и так, постепенно, все вокруг него и он в том числе меняется. Длинное каре и косой пробор, волосы, осветленные перекисью до состояния соломы, красная тонзура и лысый, лишь с щеткой коротких волос череп, короткая закругленная челка и отросшие, привычно вьющиеся пряди… Мешковатая одежда сменилась чем-то, что было хотя бы по размеру, и во взглядах больше не виднелись оголодавшие волчата. Это по прежнему был черный кофе, глясе и пина колада — и Шнайдер с теплотой щурил глаза, улыбался самыми краешками губ, и Пауль мог черпать мороженое из его стакана хоть сразу ложкой. В один из дней, как показалось Отто, Пауль был чересчур взволнован. Отто спросил: «Как обычно?», но внятный ответ пришлось ждать слишком долго. Пауль буркнул что-то с большим опозданием, забыл сначала отдать деньги, затем — взять с собой напитки. Отто даже хотел спросить, ничего ли не случилось, но не стал, все же, вмешиваться не в свое дело. Шнайдер был в забавной голубой джинсовой куртке, и в дневном свете, льющимся через окно в зал, Отто наконец заметил, какие ярко-голубые у него глаза. Кажется, этот факт слишком волновал Пауля. Их разговор был недолгий, эмоциональный и отрывистый. Не допив свой глясе, Шнайдер, явно растерянный, шарящий взглядом по залу, со скрипом отодвинул свой стул, достаточно громко бросил: — Мне надо… Переварить все. Извини, — а затем стремительно вышел на улицу и больше не вернулся. Пауль сидел до самого вечера, а затем надрался так, что Отто заработал за вечер больше, чем за два предыдущих дня. К сожалению, не только денег — внутренности глодало беспокойство. Парадоксально, но едва знакомые, кажущиеся для некоторых недостижимыми божествами, люди стали ему почти… Родными? Отто даже начал подумывать, что больше не увидит своих постоянных клиентов, что Шнайдер не вернется, переварит все так, что больше не будет ничего. Благо, через месяц снова было все: и черный кофе, и глясе — и даже колада. Но это вечером, когда большинство посетителей не видели, как Пауль касается иногда колена Шнайдера под столом. Конечно, Отто со своего места было видно куда больше, чем всем остальным. Время опять шло. Отто обзавелся женой, детьми, морщинами и даже небольшим пивным животом. За стойкой стоять целыми днями стало тяжело, и он, переговорив со своим братом, позволил отрабатывать дневные смены племяннице, а сам, с поддержкой бухгалтера, окопался в сметах и накладных. Надо же было на старости лет начать, наконец, понимать абсолютно каждую цифру в чертовых бумажках? Кларис — его бойкая племяшка, к руке которой, кажется, телефон уже просто прирос, частенько забегала к нему в кабинет потрещать о каких-то глупостях и своих наблюдениях, но Отто старался гонять девицу почаще — в конце концов, кто же будет отпускать посетителям напитки? — Прикинь, такие прикольные деды сегодня на смене были. Лет за пятьдесят каждому, а хихикали как малолетки. Отто тяжело вздохнул, потирая переносицу под сдавившими ее очками. Доходы в последнее время его совершенно не радовали — сказывалась чертов вирус, но и продавать все тоже смысла не было. Нужно было отвлечься, и хоть он, по обыкновению, и пропускал мимо ушей трескот Кларис, сейчас он ему был жизненно необходим. — Какие деды, какие малолетки? Выражайся ты нормально. — «Вирязяйся ти нальмальна», — начала кривляться Кларис, передразнивая его, но быстро умолкла и невинно захлопала накладными ресницами, стоило Отто нахмуриться. У паршивки была слишком очаровательная улыбка, и Отто, оттаяв, вздохнул — иногда ему казалось, что он держится на плаву только благодаря этой девчонке. — Говорю, такие забавные дядьки сегодня приходили. Заказали черный кофе, глясе и пина коладу — ну и наборчик, правда? А когда они уже были у двери… Кларис понизила голос и приблизилась, будто доверяла Отто самую страшную тайну в мире: — Поцеловались, представляешь? Не то, чтобы я против — высокий такой симпатяжка, — она хихикнула в ладонь, и Отто мог видеть, как у нее горят глаза. Бедное дитя, жертва современного интернета — она даже не знала, кого видела. — Просто непривычно так. Наверно, они уже давно вместе, как думаешь? Раз до сих пор целуются — морщинистые такие. Она забавно наморщила нос и высунула язык, изображая недовольство, но Отто только отмахнулся. Постоянные посетители в его заведении могли делать все, что угодно. Даже при условии, что драк с битьем мебели у него давно не было, а гей-статус оно потеряло еще в конце девяностых.