кота спиздили

Самое прекрасное в во время обучения в Снежной — новогодние каникулы. Тома даже согласен терпеть предновогодние пьянки Аякса и Кайи в его квартире, если это означает целых десять дней возможности не просыпаться в шесть утра, чтобы час добираться по сугробам до универа. Ключевое слово если. — Вставай страна огромная, вставай на смертный бой! — Тома с обречённым стоном тянет одеяло выше, пряча под него голову. — Тоооооомаааааа!!! — Заткнись, чудовище. — Тома ждёт ещё с минуту в тишине и высовывается из-под жаркого одеяла. — Попался! — Аякс тут же дёргает ткань на себя, вызывая ворчание друга. — Вставай, Тома, у нас горе! Беда! Тра-ге-ди-я!!! — Время… — Тома вслепую ищет телефон и, щурясь, смотрит на часы, — восемь ебаных утра, тридцать первое декабря, второй день каникул, конечно у нас трагедия, если мы не спим. — Да нет же! Это не так уж и страшно! — Аякс давит Томе на щёки и заставляет смотреть на себя. — У меня деда спиздили! И мелких тоже! Тома моргает в недоумении, не совсем понимая, что Аякс вообще сказал. И с сонной невозмутимостью сообщает: — Мне нужен кофе.

***

— То есть ты поднял весь кипишь из-за того, что в семь утра твоих младших не оказалось в их кроватях, хотя они жуткие сони, а также из-за того, что ты проснулся один в холодной кровати? И в квартире никого не было? — Да. — Шарик, ты балбес. — Тома для профилактики легонько стучит Аякса по лбу ложкой. — Ты им звонил? — Телефоны мелких на зарядке все до одного, а дед не отвечает. Я не настолько глупый, чтобы не сделать таких элементарных вещей. — Так может твой «дед» опять забыл включить звук и просто увёл детей гулять? — Не мог. — Аякс качает головой и шумно отхлёбывает свой горячий чай. — Я вчера вечером сам ему звук вечером включил. И проигнорировать мой звонок он не мог — у него на рингтоне стоит матная песня. Там секунд тридцать всё относительно нормально, но вот потом. А гулять… куда можно пойти гулять в семь утра? Тома смотрит на Аякса укоряющим взглядом и мысленно сочувствует Чжунли. Угораздило же его влюбиться именно в такого парня, как Аякс. — И всё же почему ты разбудил меня так рано, хотя даже солнце ещё не взошло? — Если Магомед не идёт к горе, гора пойдёт на поиски Магомеда. — Аякс пожимает плечами, строя из себя саму невинность. — А где гора, там есть и приго- — Нет. — Тома даже не дослушивает и сразу отказывается. Его мозг проснулся достаточно, чтобы понять, что Аякс хотел вытащить его из тёплой, уютной квартирки на мороз и холод, только потому что ему скучно носиться одному по городу. — Я не собираюсь развлекать тебя весь день, когда могу просто поспать. — Ну Тома! Неужели ты бросишь своего лучшего друга в трудную минуту? — Один тяжёлый взгляд зелёных глаз — и Аякс перестаёт корчить рожи, становясь неискренне серьёзным. — Я узнаю для тебя, что Аято хочет получить на свой день рождения. — Чёрт. — Тома ругает себя за то, что его влюблённость так очевидна, и идёт одеваться в уличную одежду под радостные возгласы Аякса.

***

— Чтобы я ещё хоть раз повёлся на твои уговоры. — Тома открыто возмущается, идя рядом с Аяксом. Его руки обёрнуты вокруг бумажного стаканчика с кофе на вынос, нос и щёки жутко красные. Ног Тома практически не чувствует уже минут двадцать. — Я мог бы сейчас уже тихо-мирно спать в кроватке под тёплым одеялом, но вместо этого мы с тобой встретим Новый Год вместе, как два одиноких идиота. — До Нового Года ещё полчаса, мы не так уж и далеко от твоего дома и, хэй, ты всё равно собирался провести эту ночь в кровати, как одинокий идиот. А так ты хотя бы не один. — Аякс, кажется, откапывает из-под всей своей выросшей в разы паники остатки своего же извечного оптимизма. — Тем более, если они не на площади, то где им ещё быть за час — ну ладно, чуть меньше — до полуночи. Мы за двадцать минут обойдём всё там и, если не найдём их, то- — Найдём. Обязательно найдём. Не теряй свой оптимизм, тебе не идёт. — Тома легонько бьёт друга по плечу и сам тащит его дальше к ёлке, параллельно выкидывая в ближайшую мусорку опустевший стаканчик. Толпа из семей шумит, но уже медленно редеет. Тома немного оглушён количеством смеха вокруг, но, видимо, Аякс от этого не страдает, потому что вдруг срывается вперёд и падает на колени, чтобы обнять троицу рыжих детей, которых Тома замечает лишь после этого. А после и Чжунли, который кладёт на макушку Аяксу свою ладонь. Тома отворачивается, потому что ему эта сцена кажется слишком интимной и какой-то чужеродной. — Тома! — Его окликают откуда-то сбоку. Не то чтобы Тома не смог понять, чей это голос. — Аято. — Тома чуть кивает, внутренне переживая небольшой ураган из чувств, который Кайя как-то назвал «гейской паникой». — Разве ты не должен в это время быть рядом со своей сестрой? — Она решила, что хочет отметить этот праздник со своей парой, так что я остался… — Аято заминается в попытке сформулировать свои ощущения в слова. — Одиноким идиотом? — Тома говорит это немного неосознанно, пытаясь так заполнить образовавшуюся тишину. — Да, примерно так. — Аято теряет смешок, а Тома обнаруживает, что незаметно для себя задержал дыхание. — Но, кажется, не я один в такой ситуации. Аято улыбается, и мир вокруг него исчезает для Томы. Тома замирает в этом моменте и совсем пропускает миг, когда на башне начинают бить куранты, а губы Аято оказываются прижаты к его губам. Они потрескавшиеся от холода, но не менее мягкие. Но кончик носа у Аято похож больше на ледышку. Куранты бьют, рядом щёлкает вспышка и раздаются крики трёх малышей, но Тома только и может, что стоять столбом, пытаясь заставить мозг выйти из ступора и что-то сделать. С двенадцатым ударом Аято отстраняется, неловко мнётся. Его щёки похожи по цвету на куртку Томы. И уши с носом тоже такие. — Ты же совсем замёрзший. — Мозг у Томы, наконец, отмерзает, но не то чтобы это помогает делу. Руки сами стягивают с шеи тёплый шарф и наматывают его на чужую шею. Шапка Томы тоже оказывается на макушке у Аято, которого Тома прижимает к себе в объятиях. То ли чтобы согреть, то ли просто чтобы обнять, Тома ещё не решил до конца, что важнее. Но вот сомнений по поводу следующих слов у Томы нет абсолютно. — Кстати, я тебя люблю. Кажется, Аято пищит ему в воротник. Кажется, бьёт кулаком в бок. — Я должен был сказать это первым! — возглас приглушён курткой, но Тома слышит его достаточно отчётливо. Сбоку слышится свист. — Наконец-то вы признались друг другу, идиоты! — Аякс даёт пять каждому из малышей, а Чжунли чмокает в щёку. Тома добродушно закатывает глаза. — Ты это всё спланировал, не так ли? — Да. — Аякс даже не думает скрывать свою причастность, и его ответ звучит гордо. — Можешь не благодарить. — Я всё ещё хочу тебя убить за прерванный сон. — Тома пожимает плечами, пока Аято подрагивает от сдерживаемого смеха. — И это твоя благодарность?! — Аякс вновь изображает из себя смертельно раненого для драматичности момента под смех детей. — Ты сам сказал, что я могу тебя не благодарить. — Тома ухмыляется. — И да, я издеваюсь. — Предатель! Аято, наконец, смеётся в полный голос. Тома начинает смеяться за ним. Через минуту они смеются все вместе. Празднование Нового Года получилось прекрасным.