Картошка судьбы

— Картофель фри. Маленький. Без соуса. Джон вздыхает, переминается с ноги на ногу, стоя перед окошком выдачи, и взгляд ему поднимать не хочется. Ну кто мог знать, что он карточку дома забудет? Только судьба, и перед Ютой теперь пиздецки стыдно, потому что в прошлый раз угощал как раз он. И Джонни хочет казаться крутым, а выходит опять не то, что хотелось бы. Оно порой так бывает, но сегодня так торопился, что напрочь забыл обо всём, кроме свидания. Зато хотя бы мелочь в кармане нашлась, чтобы купить картошку. И даже на поездку до дома немного осталось. Юта пихает его в бок: — И соус. Я плачу! — И соус. Плачу я. — Джонни ну очень хочет быть на высоте. А выходит пиздец, потому что теперь денег на поездку не хватает. Юта закатывает глаза, но стойко молчит. Джону неловко, и он тоже молчит, забирает картошку и соус, смотрит виновато. Накамото красив, даже очень. А ещё с ним легко — общаются всего три месяца, но ощущение, что знакомы года. Правда, теперь Джон опасается, что Юта его бросит. Потому что ну кому нужны парни, которые только картошку фри и способны купить? Солнце, небо и звёзды каждый подарить может — оно вот, перед глазами. Этим сейчас чужое сердце не завоевать. А так хотелось в кафе посидеть или в кино сходить, подарить леденец сердечком или брелок на ключи. Потом, правда, он обязательно это сделает, но хотелось бы сейчас. Если, конечно, ему дадут шанс реабилитироваться. Джон смотрит на японца, но тот только улыбается. Тепло так, что, наверное, сейчас снежинки прямо в воздухе таять начнут от одного только солнечного взгляда. Или это влюблённость? Обнять хочется, но неловко немного, а потому лучшим решением держать руки при себе. Джон Юту даже не целовал ни разу. Хотя очень хочется. И пальцы чужие целовать тянет, и вообще всего бы изучить губами — настолько сильное это притяжение. На улице минус двенадцать. Не так чтобы холодно, а потому можно ещё погулять, ведь теперь без разницы, идёт ли что до его дома в ближайшее время или нет. Джонни убить себя хочет за собственную рассеянность. А ещё он понимает, что купленного мало, потому отдает весь картофель Юте. И соус. Сам же подумывает, как бы добраться до дома на другой конец города. Можно, конечно, и пешком дойти. Но это долго, часа три, а то и все четыре. Они устраиваются на лавочке, предварительно очистив ту от снега. Джон даже шарф снимает и стелит, чтобы Юта себе зад не отморозил. А Накамото отодвигается на край, чтобы не ему одному на тёплом отдыхать. Теперь они вдвоем сидят, прижавшись друг к другу, и внутри становится в разы жарче, когда японец снимает перчатки, обмакивает ещё теплую палочку картошки в соус, зажимает один конец зубами и тянется к Джону, чтобы тот откусил. Это выглядит по-детски невинно, но с другой стороны сердце с утроенной силой начинает биться о рёбра — что он творит? Можно ли было на такое надеяться? Разве Юта не обижен на него? Но вопросы исчезают, когда губы легонько соприкасаются на этой уже прохладной картошке. Джон на невыносимо долгие мгновения перестаёт дышать, иначе вдруг момент растает? Это можно назвать первым поцелуем. У Юты огоньки ёлки в глазах — той, что поставили на площади, и сейчас она наравне с неоновыми вывесками и светом из окон разбавляет вечерний сумрак. И когда Джонни тянется не за остатками картошки, а за горячим поцелуем, Накамото не отказывает, но кусочек всё же проглатывает, чтобы тот не мешал. А то подавится ещё, мало ли.

***

— Пошли. Оба разгоряченные, у Юты куртка до середины распахнута, а Джон свою полностью расстегнул. Им хорошо, очень хорошо, они и про картошку забыли, наслаждаясь губами друг друга, слушая, как стучат сердца, как пламенеют ладони от прикосновений. Джон все же прихватывает остатки пиршества, надеясь по дороге домой перекусить, чтобы хоть как-то себя занять в процессе. У Юты в глазах — сладость праздника. У Юты в глазах всё такое яркое-яркое, что у Со есть подозрения, что сдохнуть ему предстоит от разрыва сердца. — Куда? — Ко мне, конечно. — Улыбка у Накамото такая солнечная, что не только куртку — трусы можно снимать, так опаляет. — У тебя же денег даже до дома добраться нет, разве не так? И тянет того за собой, не давая и слова вставить, рассказывая, что он ёлку купил, но не нарядил, а в одиночку украшать не хочется, зато теперь Джон ему поможет. А завтра проводит домой, чтобы тот не заблудился и, может быть, останется у Со в гостях. Они кричат в мрачнеющее вечернее небо, сцепляют пальцы, и Джонни, поддавшись романтическому порыву, целует чужие фаланги, осторожно зажимая руку в ладонях. У Юты такие тонкие пальцы, он сам такой эфемерный, хрупкий, что при одной мысли об этом дыхание перехватывает. И не злится совсем, только краснеет и взгляд отводит, бормочет о том, что надо ещё приготовить поесть, а то одной картошкой не наешься. Наверное, Джон когда-нибудь напишет мемуары о своих отношениях. И первая глава точно будет называться «Картошка судьбы».