Казу снится

Он ходит под куполом цирка. Он идет босыми ногами по канату, медленно, не спеша, с осторожностью, пробуя каждый участок каната перед тем, как ступить на него. Внизу – толпы людей. И каждый смотрит на него с замиранием сердца. А ему смешно, он идет спокойно. Он возвышается у самой разномастной верхушки шатра, там, где может ходить только он, где от края до края идет только его канат. Он раскидывает руки в стороны, как парящая птица. Слегка наклоняется влево, потом вправо, дразнит ахающую публику, наслаждается тем, что он вот-вот уже должен упасть, но не падает. А до земли далеко – целая вечность – всего две секунды полета. Стоит наклониться чуть-чуть, неправильно уйти в сторону – и он сорвется, полетит вниз падающей звездой, подбитой пташкой. А достигнув земли, он разобьется, сломается, разлетится на обломки, как разбитая ваза, и уже некому будет ходить по самому высокому канату под самым куполом. Но он об этом не думает. Земли нет, нет и шатра, даже зрителей не существует. Есть только он, легкий и проворный, ступающий по одновременно короткой и бесконечной черте каната. Все, что находится за пределами каната – иллюзия, расплывчатый рисунок, все оно не важно. Только он, только канат, только баланс. Драматическая барабанная дробь бьет по слуху и он готовится сделать сальто. Замирает он – замирает и толпа внизу. Дробь волнует что-то внутри, заставляет сердце биться быстрее. Вот сейчас, еще секунду… и он делает кувырок, пролетает на несколько метров ближе к концу каната. Шатер заполняется благоговейными аплодисментами, зрители подбадривающе свистят, а крылатое сердце все стучит-стучит-стучит. Знание того, что только он может вытворять такое, находиться на такой высоте, будоражит кровь. Пока он стоит на канате, он всесилен и бессмертен, он центр Вселенной, все мироздание сводится к нему. Вот уже близится конец каната. Стоит шагнуть с него и он потеряет все свое могущество, вновь станет смертным – вплоть до следующего выступления. Но пока что он идет под куполом цирка, балансирует на чистом внимании публики – и до тех пор он молод и бессмертен. Каз открывает глаза, выныривает из расцвеченного сотнями красок сна в черно-белую реальность. Каз вздыхает, хватается за поврежденную ногу. Она ноет, не позволяя нормально спать. Куда ему ходить по канатам, тем более на такой высоте? Только во сне он мог бы сделать это. Да и то в чужом. Бреккер оглядывается. Костер давно потух, лишь пару угольков поблескивает в темноте, блеклые тени играют на лицах его спящих спутников. Джеспер спокойно посапывает, скомкав одеяло в своеобразную подушку и подложив под голову. Лицо Инеж разглажено, сейчас она свободна от этой жестокой серой реальности. Сейчас она там – под куполом цирка, наслаждается безграничной мощью внимания толпы, балансирует на тонком канате, на котором висит ее жизнь – на котором висела его всего минуту назад. Ее душа легко парит высоко-высоко, куда другим нет дороги. Каз вновь вздыхает. Сегодня им повезло. Сегодня ее очередь делиться сказочными снами, а не его – мрачными. Вчера она с криком подскочила ото сна, разбуженная чужим кошмаром – даже не подозревая, чьим именно. Каз благодарен ей за то чувство легкости, которым она делится с ним каждую вторую ночь. Но еще больше ему не хочется платить ей за несколько восхитительных, волшебных моментов ее сна своими жуткими воспоминаниями. Будь у него выбор, он бы это остановил. Не позволил бы себе и ей так раскрывать души перед друг другом. Разорвал бы невидимую нить, связывающую его и Инеж души. Но выбора им, по счастью, не дано.