Этюд

      Этот человек… Довольно сложен, чтобы сказать, как я к нему отношусь, одним словом.       Я безмерно его уважаю. Он — мой эталон, самый авторитетный для меня пример работника департамента Жнецов, к которому я буду уверенно стремиться. Он терпеливо учил меня всему, что я знаю и что пригодилось мне в работе. И даже — в жизни. Этот жнец никогда не давал слабины, никогда не показывал, что ему тяжело или тоскливо, все знают, что на него можно положиться. Он всегда держал данное слово. Если он сказал, что выполнит две дневных нормы, чтобы взять выходной и провести его со мной, то так и будет. Несмотря ни на что. И я всеми силами стараюсь стать такой же крепкой и сильной. Воспитать в себе столько же стойкости и ответственности, сколько было и есть в этом человеке.       Я доверяю ему больше, чем себе. Он — моя крепчайшая опора. Хоть он и давал мне упасть, но затем всегда помогал подняться с колен, как бы сильно и глубоко я не вязла в трясине. Он всегда слушал меня, верно хранил наши секреты, и я могла рассказать ему почти обо всём. Почти… Он решал мои проблемы, словно они были его. Я всегда могла доверить ему себя всецело, я бы слепо следовала за ним куда угодно. И он провожал меня к вершине. Подталкивал к свершениям. В какой-то момент он отпустил руль велосипеда, и настала пора держать баланс самой, но этот жнец все равно шагал рядом, наблюдал и был готов поддержать. Я ценила его ответное доверие, когда он рассказывал мне какие-нибудь истории из жизни или жаловался на вышестоящее руководство, говорил: «Сегодня опять завалили отчетами» или «Снова Ольга Леонидовна из Управления зазнается». Да, Ольга Леонидовна и правда частенько зазнавалась.       Я невероятно признательна ему. Он всегда заступался за меня перед начальством, потому что «видел во мне потенциал», как он сам говорил. Он всегда рекомендовал меня, как замечательного работника, когда возвращал в департамент вновь и вновь. Этот жнец верил в то, что я на многое способна, и я так старалась оправдать его ожидания. Мне, конечно, прилетало за очередную устроенную мной потасовку, но он никогда не давал меня в обиду там, где правда на моей стороне. И указывал на ошибки везде, где я была не права. Он всегда волновался обо мне и был рад всем моим большим и маленьким победам, хоть и не показывал этого. Верил в меня… Я многим ему обязана и в стольком благодарна, что и не перечислить.       Порой я ненавижу и боюсь его. Иногда в нём не оставалось никакой жалости и человечности. Иногда он был слишком холоден. Иногда перегибал палку. Иногда в кабинете судмедэкспертизы меня могли собирать по кусочкам. Стежок, стежок, стежок — прохладная игла входила легко, словно в масло. Его коса тоже разрезала невероятно легко. Иногда разбитый нос, иногда слишком глубокая ссадина — мы вступали в конфликт всякий раз, когда мне вновь взбредало в голову выйти из строя и разорвать порядки. Он никогда мне не поддавался и не делал поблажек. Схватки со Смертью, безжалостные, нещадные, на них сбегалась посмотреть половина департамента раз в месяц стабильно. Я отстаивала свое решение об уходе до тех пор, пока могла стоять и оставалась в сознании. Или до тех пор, пока у меня есть ноги и руки. Всякий раз после перепалки меня за шкирку возвращали в отдел сперва судмедэкспертизы, затем уже сборщиков, продолжать работу. И лишь однажды я вышла из столкновения победителем. Единственный раз из сотни, из тысячи. Тот знаменательный раз, когда ученик стал сильнее учителя. Тот знаменательный раз, после которого всё пошло под откос. Знаете, он всегда ждал от меня великих дел, он всегда ждал от меня того, что было выше моих сил, и я всегда лезла из кожи, чтобы оправдать его ожидания. Но всё-таки я не держу обид. Всё это сделало меня такой, какая я есть, а мне, в целом, нравится, кто я есть. Он терпел меня и научил меня терпению. Научил переносить все невзгоды и твёрдо стоять на своём. Даже если его уроки были чересчур жестоки.       Я бесконечно перед ним виновата. За лишние хлопоты, постоянные драки, саботажи, за свои побеги, за то, что он самолично возвращал меня к работе, за его сверхурочные, за его потраченное время, за вложенные силы, за… Он всё мне прощал. Но я не знаю, простил ли он мне… Я… не хотела, я не держала себя в руках, я была сама не своя, как я посмела такое сделать… И как он смог тогда сказать мне, что всегда мной гордился? Как он смог искать меня, как пытался уговаривать, как пытался выйти на связь — неужели в нём не было жгущей ненависти? Неужели у него не было других дел, неужели ему не надоедало со мной возиться, неужели он не махнул на меня рукой, неужели он… простил меня?       Пусть даже Вы не навещаете меня, Николай Иванович, пусть даже за этот век я не получила ни единого письма, пусть даже мои записи никогда не дойдут до Ваших глаз, я хочу сказать, что рада, что Вы — мой наставник. И очень надеюсь, что Вы ждёте моего возвращения в Главный департамент.