fortunate son

      — Я не хочу, чтобы всё было как раньше, — резко говорит ему Майкл, прижимаясь тёплой и мягкой щекой к плечу Уильяма, когда они вдвоём вытягиваются и располагаются в гнезде. — Не хочу, чтобы всё снова было… вот так.       Любопытные слова; Уильям наклоняет голову, чтобы поцеловать Майкла в макушку, и тянется, поправляя натянутую на них обоих простыню. Хоть здесь и довольно тепло, но не настолько, чтобы можно было валяться совершенно голым, поэтому Уильям выбрал самую тёплую простынку из этой кучи, чтобы укрыть их обоих. Через несколько минут после того, как Майкл залез в шкаф, его брюки и халат сына потеряли какую-либо актуальность.       Справедливо. Уильям не совсем разбирается в этих гибридных течках, но он прекрасно понимает, что кожа Майкла сейчас более чувствительна, чем обычно. Всё в гнезде невероятно мягкое на ощупь.       — О чём ты? Я ведь говорил тебе, что теперь всё будет по-другому. — быть может, Майкл не помнит или не верит ему. От последнего у Уильяма слегка щемит в груди, но он точно не может винить своего сына за то, что тот не доверяет ему, учитывая, что за последние несколько месяцев он лишь представлял из себя какую-то дерьмовую пародию на отца.       Майкл слегка выгибает шею, а затем наклоняется, целуя Уильяма в челюсть.       — Я имел в виду не это. Я знаю, что ты будешь обращать на меня внимание и всё такое.       — И всё такое, — повторяет Уильям. Он, с надеждой успокоить сына, проводит аккуратными круговыми движениями по бедру парня, где удобно расположилась его рука, и Майкл прижимается к ней. — Тогда что ты имеешь в виду под «не хочешь, чтобы всё было как раньше»? Что ты хочешь, чтобы поменялось?       Сначала всё, что он слышит в ответ, — это тихое мычание; Майкл, словно котёнок, всё ещё оставляет лёгкие поцелуи на его подбородке. Ему точно нужно будет усадить перед собой Винсента и спросить, что такого особенного и привлекательного для парня в горле, потому что мгновение спустя он утыкается носом в кожу там, целуя шею мужчины. Уильям чувствует, как, прикасаясь к ней тёплыми губами, Майкл облизывает определённое место своим влажным языком; веки слегка тяжелеют. Хоть это и не особо эрогенная зона, но, признаться, ощущается приятно.       Он позволяет своей руке проскользить вверх по волосам сына, слегка дёргая за локоны, пока парень не начинает скулить, прижимаясь к его коже обратно.       — Я задал тебе вопрос, любимый. И ожидаю, что ты ответишь мне, когда я с тобой разговариваю. Так ведь?       — Я отвечаю, — Майкл снова прикусывает его горло, и у Уильяма слегка перехватывает дыхание. — Я не хочу возвращаться к тому, что было раньше, потому что не думаю, что смогу. Не знаю. Это же приятно, так? Так хорошо. Это… Я не знаю. Знаю, что это неправильно, но мне никогда раньше не было настолько хорошо.       Уильям слабо усмехается, и, откинувшись назад, чтобы посмотреть на своего сына, видит, как Майкл надувает губы и слегка подёргивает ушами.       — Секс приятен, да.       Парень, однако, качает головой.       — Знаю, но я не об этом, — он наклоняется, оставляя поцелуй на щеке и уголке рта мужчины. — Это хорошо. Я не знаю, как объяснить. Но это же так хорошо. Правда?       — Когда мы вдвоём. — говорит Уильям, и Майкл кивает и наклоняется, чтобы на этот раз поцеловать его как следует.       Именно это и есть худшая часть всего происходящего; Уильям даже не может с ним не согласиться. Есть что-то такое лёгкое, такое правильное в том, чтобы обхватить Майкла сзади за шею, приподнять мальчика ровно настолько, чтобы было легче его целовать. Он такой податливый, тёплый, такой мягкий на ощупь, и Уильям наслаждается каждым звуком, который вырывается из горла сына, каждым движением, которое он ощущает под своими пальцами. Подёргивание мышц, движение конечностей, хватающие за его плечи пальцы.       Его хороший, милый мальчик. Его идеальный старший сын. Чёрт его дери, у него будет столько проблем, когда течка Майкла подойдёт к неизбежному концу…       Уильям первым прерывает поцелуй, тихо посмеиваясь, когда Майкл чуть на него скулит. Его пальцы касаются задней части одного мягкого, пушистого уха, опускаясь вниз, чтобы нежно потереть у основания. Это чувствительное место; Майкл урчит и закрывает глаза, прижимаясь ближе, поддаваясь прикосновению, словно так сильно нуждающийся в этом мальчик, коим он всегда и был.       — Мы должны поговорить об этом, — соглашается Уильям, и Майкл издаёт тихий звук в ответ. — Что произойдёт после этого? После того, как у тебя закончится течка?       Майкл на мгновение замолкает, откидываясь назад, кладёт голову Уильяму на плечо и крепко обхватывает рукой его грудь.       — Не знаю. Но я не хочу возвращать всё назад. Мне нравится так. Я хочу сохранить всё это, несмотря ни на что.       Справедливая перспектива, хоть и плохая, опасная, но… Уильям тихо вздыхает, закрывая глаза. Боже мой, он ведь даже не может винить Майкла за такие чувства. Расстояние между ними стало таким огромным, что, конечно, он просто хочет как можно ближе к своему отцу, а быть ближе, чем сейчас, просто невозможно. Ближе, чем свернуться калачиком голышом в шкафу, предвкушая очередную волну течки, которая заставит Майкла отчаянно умолять и цепляться за мужчину, как за спасательный круг.       Он делает глубокий вдох.       — Возможно, ты будешь считать по-другому, когда всё закончится.       Майкл фыркает на него с явным разочарованием, впиваясь пальцами в грудь мужчины.       — Не буду, — говорит он, и Уильям слегка закатывает глаза. — Точно не буду. Это не из-за течки. Это… Думаю, это что-то гибридное опять. Я правда не понимаю.       — Тогда почему бы тебе не попробовать объяснить это мне? — спрашивает Уильям. Он смутно знает о некоторых вещах, ведь всё-таки жил с Винсентом. Возможно, он смог бы помочь, пусть даже немного.       — Ладно. Я хочу укусить тебя, — Майкл касается пальцами горла мужчины, слегка надавливая на него. — Здесь, — ещё одно место, ниже. — Здесь, — и ещё одно, поперёк, ближе к ключице. — И здесь. Так много мест. Я хочу кусать тебя до крови, хочу, чтобы все, кто смотрит на тебя, знали, что это сделал я. И это точно что-то гибридное, и я знаю, что не могу, но я действительно этого хочу.       Уильяму правда нужно поговорить с Винсентом. Не то чтобы он был против того, чтобы Майкл оставил на нём отметины, но ведь Клара точно их увидит, и это положит начало совершенно новому конфликту с ней.       — У тебя, гибрида, такие странные желания.       — Да знаю. — Майкл фыркает и наклоняется к нему, запечатлевая ещё один поцелуй на шее мужчины.       Это достаточно приятно. Уильям закрывает глаза и позволяет Майклу делать всё, что ему заблагорассудится, откидывая голову. Клара увидит следы укусов, но она также заметит и засосы, и, видит Бог, они и так уже достаточно разругались, не хватало ещё устраивать новые ссоры сразу после того, как Уильям перешагнёт порог своего дома.       Она, вероятно, задаётся вопросом, где он. Кажется, прошлой ночью он ей так ничего и не сказал, но мужчина не уверен, что должен говорить ей что-либо сейчас, учитывая то, что произошло. Измена — это одно, но трахать их собственного несовершеннолетнего сына — совсем другое.       То, чего Уильяму не следовало делать. То, чего уже не отменить. И, Господи, то, чего он не хочет отменять.       Майкл вздыхает, дотрагиваясь до кожи прямо под челюстью мужчины, до того места, к которому, как Уильяму кажется, он особенно любит прикасаться.       — Я понимаю, что не должен этого хотеть, но я понятия и не имею, как мне притворяться, будто я этого не хочу.       — Притворяться. — Уильям приподнимает веко; это новое слово, да?       — Не знаю. Я старался не думать об этом слишком много. Я знал, что ревную. Этого было достаточно, не так ли? — Майкл смотрит на него своими голубыми глазами, и от этого взгляда что-то странное сжимается в груди Уильяма. Его сын, который так похож на него самого на старых фотографиях, существование которых мужчина пытается игнорировать. — Но сейчас об этом легче думать. Я был… Слишком расстроен из-за всего этого, поэтому размышлять о таком не то чтобы хотелось.       Каким-то образом, в той или иной форме, Уильям полагает, что всё-таки расхерачил жизнь Майкла и его самого сильнее, чем тот на самом деле думает. Для него это ненормальные чувства — ненормальные и, Боже, совсем не те, которые должны были возвращаться у него к Уильяму, — но сейчас мужчина ничего не может с этим поделать. Ничего, что не потребовало бы ухода сына из их семьи — и от этой мысли всё в его животе скручивается. Если Майкла заберут, Уильям никогда больше его не увидит.       Клара знает это. Она это прекрасно понимает; именно поэтому изначально именно она хотела отослать его. Все эти «центры лечения» для плохо себя ведущих гибридов — не более, чем заведения под авторством каких-то шарлатанов, торгующих лженаукой, лишь бы получить повод избивать детей, которых отдают им на попечение. Уильям не дурак.       И если Майкл войдёт туда, то больше уже никогда не выйдет.       Парень хмуро смотрит на него и внезапно придвигается ближе, дёргает ушами, отводя и прижимая их к макушке.       — Что случилось, отец? Ты пахнешь… как-то не так.       — Думаю о всяком. Во многом придётся разобраться, — Уильям начинает с самого простого. Придётся через всё это пройти; он легонько стучит Майкла пальцем по кончику носа. — Ты не должен испытывать ко мне таких чувств. Ты ведь это знаешь.       В ответ Майкл кусает его за палец, проводя затем языком по едва заметному следу от укуса, оставшемуся после него.       — Знаю. И меня это не волнует.       — Конечно не волнует. Но должно. Если мы продолжим в том же духе, то никто не должен об этом узнать, — тот факт, что Уильям даже поддерживает эту идею, уже доказывает, что с ними обоими что-то не так, однако об этом интересном факте о самом себе он и так давно знал. В конце концов, он же как-то прожил всё своё детство. — А ты хочешь это продолжить.       Удивительно сильные пальцы обхватывают бицепс Уильяма; глаза Майкла почти светятся, когда он отчаянно кивает, а кудри вокруг его лица забавно подпрыгивают.       — Да. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы всё снова было как раньше. Хочу, чтобы было как сейчас.       — Я твой отец. Я не должен был соглашаться на это, — Уильям качает головой и переворачивается на бок, радуясь, что Майкл, по крайней мере, знает, как устроить подходящее уютное гнездо для отдыха. — Однако я не хочу, чтобы кто-то ещё прикасался к тебе. Не хочу делить тебя ни с кем другим. Наверное, я бы этого просто не вынес.       Резко взмахнув хвостом, Майкл придвигается ближе, свободно обвивая руки вокруг шеи Уильяма, и целует уголок его рта.       — Тогда и не надо.       — И не планирую, — вздыхает мужчина и обхватывает щеку сына, улыбаясь, когда Майкл наклоняется к ней, потираясь о его пальцы с тихо слышимым из его горла урчанием. — Ты очень важен для меня. Я не всегда давал тебе это ясно понять. Я был сильно зол и сбит с толку. Зол на тебя, на всю эту ситуацию и на себя за то, что не вмешался раньше.       — Не стоит, — Майкл наклоняет голову, быстро целуя пальцы Уильяма. — Всё в порядке. Это была не твоя вина. Ты не несёшь ответственности за мои действия.       — Я твой отец, а ты мой ребёнок. Конечно я несу ответственность. — мужчина проводит большим пальцем по нижней губе Майкла, и тот фыркает в ответ, снова покусывая его пальцы.       Уильям вспоминает, что в детстве он тоже так делал; намного чаще, чем сейчас. Был таким игривым и милым, кусался, как только у него начинали появляться зубы, иногда немножко и нежно порыкивая. Многие повадки, по-видимому, Майкл утратил за все годы, причиной чего, вероятно, послужило сочетание жизни в Харрикейне и того, что его окружали лишь обычные люди. Уильяму следовало познакомить его с Винсентом раньше, чтобы Майкл знал, что он, в конце концов, может быть полноценным гибридом.       Ему в принципе следовало бы сделать и многое другое. Следовало быть лучшим отцом. Следовало больше заботиться обо всём том, что отличало Майкла от других. Вместо того, чтобы найти хотя бы минимальную, необходимую базовую информацию, он действовал наугад, опираясь на то, что помнил из своего детства, и надеясь, что Майклу никогда не понадобится специальное лечение или уход. Врачи-гибриды или те, кто занимается их лечением, встречаются редко.       Этого недостаточно. Майкл — его сын. Уильяму нужно сделать для него больше.       Парень снова привлекает его внимание, на этот раз касаясь губами ладони мужчины, прежде чем прижаться поцелуем к коже на ней.       — Не соглашусь. Я был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, что это глупо. Что я мог просто поговорить с тобой об этом.       — Но и я должен был догадаться, что что-то не так. Я должен был достаточно ясно понимать, что ты чувствуешь, чтобы определить, когда ты пытаешься скрыть от меня что-то настолько важное, — Уильям вздыхает, глядя на него, и Майкл закатывает глаза. — Мы же ничего не добьемся, споря об этом. Мы оба совершали ошибки. Но в будущем мы этого делать не будем. Будем знать, что лучше их не совершать. На этот раз мы будем общаться.       Парень тихо угукает. Он целует ладонь Уильяма, обхватывая собственными пальцами её тыльную сторону, чтобы держать её поближе.       — Это… Так приятно просто снова поговорить с тобой. Я даже и не думал, что ты вообще хочешь находиться со мной в одной комнате.       — Никогда в моей жизни не было момента, когда я бы не хотел тебя, — мужчина опускает руку, приподнимая лицо Майкла за подбородок, и парень смотрит на него, встречаясь с его взглядом. — И даже не думай верить в обратное.       Майкл, с дрожащими губами, через мгновение кивает.       — Хорошо. Буду верить тебе.       И Уильям целует его, просто потому что может. Потому что до него так легко дотянуться, потому что он такой тёплый и податливый, и потому что Майкл этого хочет. Его руки скребут по груди мужчины, а затем вцепляются в его плечи. Тихие звуки парня приглушаются губами Уильяма, когда Майкл прижимается к нему всё ближе, аккуратно, но настойчивее. Будто даже такого крошечного расстояния между ними для него слишком много.       И, ох, как же Уильям это понимает. Похоже, он тоже никак не может насытиться этим. Будто единожды вкусив запретный плод, он проклят навечно; рука гладит обнажённую спину сына, чтобы притянуть его ещё ближе.       Майкл не хочет возвращаться к тому, как всё было раньше. Не хочет возвращаться к их прежним отношениям отца и сына. Не тогда, когда они были плохими, нет, но и не тогда, когда они были хорошими. Или… Всё же хочет. Но не только этого. Ещё и много другого.       И кто ещё, как не человек, который всегда заботился о нём, сможет подарить ему всё это?       Тихий стук в дверь спальни отрывает их друг от друга; Майкл с разочарованным стоном забирается обратно в гнездо, а Уильям, обернув простыню вокруг талии, выходит в спальню. Снаружи, конечно, прохладнее, отчего довольно приятно; в шкафу, наоборот, даже почти что невыносимо тепло. Он и представить не может, каково будет там, когда течка сына по-настоящему наберёт обороты, но это не то, о чём он сейчас хочет размышлять.       Слишком уж рано об этом думать, учитывая, что перспективы ближайшего будущего он вообще едва ли может перед собой видеть.       Скотт, с озабоченно сдвинутыми тёмными бровями, стоит по другую сторону двери, когда Уильям открывает её.       — Там твоя жена на телефоне.       — Вот как, — Уильям выходит вместе с ним в коридор, закрывая дверь спальни и надеясь, что Майкл этого не услышал, хоть и зная, что он, чёрт возьми, должен был услышать. — Не уверен, откуда у неё мог быть этот номер телефона, да и я не говорил ей, что приду сюда… Но вообще, если подумать, уверен, что это в итоге сделал Генри.       — У неё крайне скверное настроение, — беззаботно звучит голос Скотта, но на его лице застывает беспокойство. — Я оставил её разговаривать по телефону с Винсом. Я бы, конечно, всё-таки предпочёл, чтобы ты поскорее вмешался. А то она… Ну, она…       Уильям перебивает его.       — Стерва. Да, знаю, как она относится к моему брату.       Когда Скотт выдыхает, это звучит словно и вздох, и смех одновременно.       — Да, у него просто такое выражение лица, которое появляется всегда, когда он разговаривает с кем-то, с кем он предпочёл бы не пересекаться, и я просто… Это были довольно трудные и долгие дни, а он же чувствительный. Ты же знаешь. Так что я правда не хочу ещё больше напрягать его.       — Чувствительный, — Уильям удерживает это слово в уме, пытаясь решить, соответствует ли оно его представлению о брате. Ему, конечно, точно нужно будет узнать его заново, но это что, про того самого мальчика, с которым он вырос? Да, звучит правдоподобно. — Мы вам доставили немало проблем. Извини.       Лицо Скотта мгновенно смягчается.       — Не нужно извиняться. Я чуть с ума не сошёл, когда серьёзно начал разбираться с Винсентом. Это всё равно что изучать совершенно новый язык и понятия не иметь, насколько сильно можно испортить перевод того, что пытаешься донести или понять.       Это, признаться, несколько обнадёживает.       — Да, что ж, но это всё равно можно считать за определённый процесс, и ты, кажется, проделал отличную работу. Он, знаешь, явно тебя обожает.       — О, конечно знаю. Это взаимно, — Скотт на мгновение замирает, теребя манжеты своих рукавов, но начинает говорить, как только Уильям собрался проскользнуть мимо него в гостиную, чтобы сменить Винсента. — Знаешь, мне без разницы. Просто подумал, что должен сказать тебе это. Всё это, чем бы то ни было, в первую очередь, не моё дело, и я не возражаю. Что бы ты ни должен был сделать.       — Если тебя это напрягает, то ничего страшного. Это бы напрягло большинство людей. — Уильям слегка морщится; они, всё же, живут в Юте, и он очень старается не думать о том, чем по жизни занимаются мормоны. Но он слышал разные истории.       Много историй. В основном граничащих с жанром ужасов.       Скотт на мгновение замолкает, а затем вздыхает, пожимая плечами.       — Знаешь, Уильям, я осознаю это. Осознаю, что мне, вероятно, должно быть не всё равно. Но мне без разницы. Или, возможно, меня больше волнует то, что следует сделать, чтобы Майкл и Винсент были счастливы. А Майкл сейчас кажется намного счастливее.       — Верно. — соглашается Уильям, и Скотт отступает от двери, чтобы пропустить мужчину вперёд.       Винсент, наморщившись и нахмурившись, сидит на диване, положив телефон на плечо и устремляя свой взгляд в потолок. Любой обычный человек прижал бы телефон прямо к уху, чтобы слышать собеседника, но Винсент держит его так, что динамик направлен в потолок, время от времени подёргивая ухом. Такой вот слух у гибридов. Он, вероятно, может отчётливо слышать Клару даже лучше, чем слышал бы Уильям по телефону, плотно прижав трубку к себе.       Когда мужчина заходит в гостиную, уши Винсента вздрагивают, и он наклоняет голову ровно настолько, чтобы Уильям мог заметить его взгляд. Затем он хватает телефонную трубку.       — Клара, Уильям уже здесь. Можешь поговорить с ним. Приятно было с тобой познакомиться, но сегодня я крайне занят.       Швырнув трубку Уильяму, он выбегает из гостиной.       — Извини, что заставил тебя ждать, Клара, — говорит мужчина, садясь на диван и сжимая телефон одной рукой. — Очень трудно было—...       Женщина тут же обрывает его, прежде чем он успевает сказать что-либо ещё.       — Знаю, знаю, Винсент уже сказал мне, что ночью Майкл заболел, и ты пришёл проведать его. Мог бы потрудиться и сам мне сказать, куда, блять, ты намылился, и уведомить, что ты просто оставишь меня с Эваном и Элизабет наедине.       — Я думал о ребёнке, который нуждался во мне в тот самый момент, — о том, которого его жена хочет от него забрать. — Кстати, я был прав насчёт температуры. Дай мне знать, если у Эвана или Элизабет появятся какие-либо признаки простуды.       Ложь даётся легко; Уильяму даже не нужно об этом задумываться. Даже Кларе невозможно было не заметить румянец на скулах Майкла и сделать из этого вывод о том, что он, скорее всего, болен. И, действительно, если бы он был реально болен, лучше, чтобы его не было дома, ведь из-за него могут заболеть Эван и Элизабет. Клара никогда не должна узнать, зачем Уильям пришёл в эту квартиру, и что он сделал с их сыном.       Чувство вины внутри скапливается всё сильнее. Так, что он начинает откровенно чувствовать это. Он в самом деле пришёл посреди ночи, чтобы лишить девственности своего сына, который даже не смог бы здраво обдумать, на что вообще соглашается, даже если бы захотел. Как не может и сейчас.       — И почему тебе обязательно нужно быть в этом доме, чтобы проведать Майкла? Твой брат и его… Партнёр… Не подходят для этой задачи? — голос Клары, как ему кажется, слишком долго задерживается на слове «партнёр». Просто, сука, прекрасно.       Ему нужно будет поговорить с Винсентом после этого звонка. Извиниться. Прояснить всё и исправить.       — Прошлой ночью ему стало очень плохо, и он испугался, что это случилось так внезапно. По-твоему я должен был полностью проигнорировать телефонный звонок и позволить ему страдать? Он только-только познакомился со Скоттом и Винсентом. Думаю, он всё-таки заслуживает отцовского утешения, если нуждается в этом.       — А если бы что-нибудь случилось с Эваном, пока тебя не было? — огрызается на него Клара, и Уильям закрывает глаза. Опять это. Опять этот проклятый разговор.       — Если бы Эван узнал, что я оставил больного и напуганного Майкла наедине с людьми, которых он едва знает, он бы вряд ли так легко простил мне это, если бы простил вообще, — и Клара не знает этого. Она этого не понимает; даже Уильям едва ли может это понять. Не знает, как бы он чувствовал себя на месте Эвана, но мальчик в самом деле так нежно любит Майкла. Он всего лишь хочет вернуть своего старшего брата. — И если бы Эван правда нуждался во мне, я был бы рядом.       Клара усмехается.       — И если бы тебе пришлось выбирать между ними, кого бы ты выбрал? Я-то знаю ответ на этот вопрос. И ты тоже.       Челюсти Уильяма сжимаются.       — Я не собираюсь выбирать. Они оба мои сыновья.       — Но если бы тебе всё же пришлось выбирать, ты бы каждый раз выбирал Майкла, — вот так просто говорит она. Так легко повисают в воздухе эти фразы, и хотя Уильям открывает рот, чтобы ей возразить, словам не удаётся слететь с его губ. — Да поняла я, Уильям, правда. Я не знаю, что произошло там, в Англии, потому что ты никогда не говорил со мной об этом…       Какого хера?       — Это не имеет вообще никакого отношения ко всему этому—...       Резкий, горький смех.       — Нет, всё же имеет, правда? Я думала об этом, но, поговорив с твоим братом, кажется, теперь я всё лучше понимаю. Ты многое проецируешь на Майкла из-за того, что случилось с твоими родителями. И я это полностью понимаю.       Плотно сжав челюсти, Уильям чувствует, как держащая трубку рука начинает дрожать. Зрение слегка затуманивается по краям; Клара понятия не имеет, о чём говорит. Представить даже не может, каково было расти с родителями Уильяма. В этой ёбаной семье Афтонов со всеми её ценностями.       Он делает глубокий вдох и выдыхает.       — Мои отношения с родителями и с братом не имеют ничего общего с Майклом, кроме моего желания не повторять очевидных ошибок, которые совершили они, воспитывая нас двоих.       — Ты, кажется, не осознаёшь, насколько это важно, — возражает Клара, и Уильям прикусывает внутреннюю сторону своей щеки. Спокойно. Нужно расслабиться. Если он сейчас выйдет из себя, развод пройдёт намного труднее. — Кого ещё из родителей ты знаешь, кто бы так ухватился за возможность вырастить ребёнка-гибрида, Уильям?       — Любого, у кого есть душа, Клара. Я не знаю… И поверить не могу, что ты, очевидно, не чувствовала того же все эти годы и ещё тогда не потрудилась раскрыть мне всю эту информацию. — но он знает. Он знает, что она этого не сделала, потому что Уильям был так сильно взволнован рождением Майкла, и тот момент, когда он впервые взял мальчика на руки, изменил всё.       Он был таким крошечным, его тонкие кудряшки прилипали к его голове, а уши прижались к макушке, когда он жалобно, но так мило скулил. Майкл появился на свет не с воплями, а с широко раскрытыми глазами и хватающим ртом воздух, ища кого-нибудь, кто бы мог его утешить.       И Уильям — тот самый человек. Всегда был этим человеком. И останется таковым до тех пор, пока Майкл будет в нём нуждаться, и ничто никогда этого не изменит. Ни Эван, ни Элизабет. Ни Клара. Ни общество с его проклятыми правилами и законами о гибридах, о том, как с ними следует обращаться. Как о них следует «заботиться».       — До того, как он чуть не убил Эвана… Не знаю… Я смогла бы с этим жить. Он был хорошим мальчиком, — дыхание Клары слегка сбивается; Уильяму следовало отвести её к психотерапевту. Может быть, пускать всё это на самотёк и оставлять её с этим наедине было неправильным шагом с его стороны. — Но ты видел, что он сделал. И ты не можешь как-то это отрицать. Мы никогда на самом деле не узнаем, хотел он этого или нет. Мы не можем читать мысли. И никогда не узнаем, захочет ли он сделать это снова, пока он это не сделает.       — Ты говоришь прямо как твоя мать. Она повела себя так, словно Майкл был диким животным, как только услышала, что у нас родился ребёнок-гибрид. — и Уильяма бесит, что он вообще думает об этом подобным образом. Его приводит в бешенство осознание того, что Клара в итоге оказалась такой же, как и её родители.       Как он мог этого не видеть? Как он мог не заметить этого раньше?       — Может, она была права, — Клара шмыгает носом, и мужчина борется со свирепым желанием швырнуть телефон через всю комнату, просто чтобы её невыносимый голос больше не звучал у него в ушах. — Мне всё равно, что ты там делаешь, Уилл. Позаботься о Майкле. Именно он ведь тот, о ком ты заботишься больше всего. Делай всё, что считаешь правильным. Но когда ты вернёшься домой, мы серьёзно поговорим о том, как жить дальше. Потому что лично я уже с этим не справляюсь.       — Что ж, тогда ты можешь просто—...       И затем линия, кажется, резко обрывается.       Уильям открывает глаза и обнаруживает, что он больше не один в комнате; мужчина совсем не заметил, как к нему кто-то присоединился. Майкл стоит рядом со столиком, нажимая на кнопку выключателя у аппарата. Он сам сбросил звонок.       Некоторое мгновение он машет хвостом, а затем берёт телефон из рук Уильяма и ставит трубку на место. Парень, завёрнутый в одно лишь одеяло из гнезда, выглядит неуверенно, со слегка откинутыми назад ушами. Один его конец свисает так, что Уильям может рассмотреть шрамы на бедре Майкла в солнечном свете, льющемся в комнату, и от этого зрелища у него сводит живот.       Нахуй это всё. Ему всё равно, правильно это или нет. Если этот мальчик хочет его, хочет всего, что Уильям может ему дать, тогда он это получит. Всё, что он хочет.       Одна лишь мысль о том, чтобы отказать ему после всего этого… Вызывает тошноту.       — Пахнешь… расстроенно, — говорит Майкл, протягивая ему руку. Мужчина, не задумываясь, берёт её, нежно сжимая пальцы сына. — Давай. Пойдём приляжем. Кажется, скоро снова начнётся. Похоже на то.       О, дорогой…       — Конечно, — Уильям встаёт и идёт впереди, увлекая парня за собой и минуя короткий коридор. — Ты слышал что-нибудь из всего этого?       В ответ Майкл лишь цокает языком, а затем прижимается к мужчине, словно хочет полностью погрузиться в его тело.       — Слышал, — говорит он, и Уильям слегка вздрагивает. — Но мне всё равно. Я просто хочу тебя.       Хоть это будет и неприятный развод, но, Боже, он точно того стоит.