fortunate son

      Утром Майкл просыпается от чудесно соблазнительного аромата, наполняющего нос и горло, в обнимающих его сильных и тёплых руках. Мысли в голове туманны и несвязны; он не в курсе, где и почему лежит, но, кажется, это не его постель. Конечно, ведь Майкл не помнит, чтобы приводил кого-то к себе наверх прошлой ночью, ведь об этом он бы точно не забыл.       Одна из его рук неприятно затекла. Он чувствует слабое покалывание в ней, когда проводит пальцами по чьей-то спине; прикосновение к шершавой ткани заставляет его немного вздёрнуть нос наверх. Вся одежда, в которой он спит, намного мягче, чем та ткань, к которой он сейчас прикасается, однако Майкл уже сообразил, что к чему: должно быть, он заснул в чьих-то объятиях. И не в своей постели. Ну и где, мать вашу, он находится?       Он снова вдыхает, подёргивая носом, и прижимается к чьей-то обнажённой коже. Да, он знает этот запах; то самое сочетание мыла, лосьона после бритья и лёгкого шлейфа одеколона, но ни один из этих запахов не силён настолько, чтобы замаскировать древесный и в то же время какой-то мягкий, тёплый и тяжелый аромат за ним. Запах, который Майкл знал бóльшую часть своей жизни и, если ему не изменяет память, самый первый запах, который он по-настоящему почувствовал ещё ребёнком.       Отец. Дыхание Майкла слегка сбивается при этой мысли, но он совсем не может заставить себя откинуться назад и проверить свою гипотезу. Это объяснило бы, почему у него так сильно затекла рука под таким углом, и как он мог обнимать кого-то настолько большого.       Получив ответ на первый вопрос, Майкл протягивает руку назад, прикасаясь пальцами к знакомой для себя ткани. Значит, он спал на диване, обвив руками своего отца так, будто тот может сбежать, если Майкл не удержит его. Это довольно… Странно. Что он тут вообще забыл?       Воспоминания о прошлой ночи покрыты пеленой, будто странно отобраны. Он помнит, как был в своей спальне и собирал рюкзак, который планировал взять с собой к дяде Винсенту, а затем он вспоминает… Что-то. Побуждение. Притяжение. Какой-то инстинкт. Тот, что вывел его из комнаты, чтобы что-то найти.       «Что-то» — это что? На этот вопрос у Майкла нет ответа.       Он зевает, прижимаясь ртом к горлу отца, и немного откидывается назад, чтобы лучше оценить ситуацию. Бледно-серый утренний свет просачивается сквозь шторы в гостиной, хотя в комнате всё ещё достаточно темно — настолько, что Майкл, возможно, не смог бы разглядеть многое без своего острого зрения. Он несколько раз моргает, чтобы рассмотреть всё получше, а затем видит перед собой спящее лицо отца. Гораздо более умиротворённое, чем то, которое Майкл видел за последние месяцы.       На самом деле, может даже за последние годы. Отец слишком часто переживает из-за работы.       Бросив быстрый взгляд через плечо, парень обнаруживает, что огонь в камине, должно быть, потух ещё ночью, и с облегчением вздыхает, а затем снова обращает своё внимание на отца. Его глаза закрыты, а длинные ресницы отбрасывают заметные тени на скулы, губы едва приоткрыты. Грудь мужчины медленно поднимается и опускается с каждым вдохом, и сейчас он выглядит крайне расслабленным.       Хоть Майкл и не знает, зачем делает это, но он устраивается поудобнее и прижимает руку прямо к груди Уильяма. Туда, где бьётся его сердце.       Каждый удар ощущается сильным, ровным, уверенным. Майкл закрывает глаза и прислушивается, его дыхание звучит в унисон с дыханием отца; напряжение в собственных мышцах спадает и он наконец успокаивается. Парень не в курсе, как и почему сюда попал, но совсем не имеет ничего против… Приятно снова быть рядом с отцом.       Ему не хватало этого. Очень жаль, что получить то самое «это» он смог лишь сейчас, когда его собираются отправить из дома в другое место; но, как говорится, «бери, пока дают».       Майкл медленно вытаскивает руку из-под отца; предплечье покалывает чуть ли не до боли. Он потирает кожу, слезая с дивана, и аккуратно подскакивает на ноги. Хоть прошлой ночью он и не очень хорошо спал, но сейчас чувствует себя лучше, чем обычно. Совсем не уставшим.       И какая-то небольшая частичка внутри него крайне недовольна тем, что диван с отцом пришлось покинуть.       Стоя вот так на ногах, Майкл может разглядеть его лучше. Он видит, что отец всё ещё одет, его галстук стянут, а пара пуговиц на рубашке расстёгнута — это та же рубашка и брюки, в которых он вчера забирал Майкла из школы. Его волосы распущены, несколько длинных прядей лежат на щеке; Майкл, сам не зная зачем, протягивает руку, чтобы убрать их назад.       Пальцы проводят по изгибу отцовской челюсти вниз к подбородку, и, вздыхая во сне, губы Уильяма слегка приоткрываются. Отец утыкается носом в мягкую подушку у себя под головой, и Майкл чувствует… Странное умиротворение, смотря на это.       Затем он слышит характерный звук движения сверху и отступает от дивана, не желая быть застигнутым врасплох за.… Чем бы это ни было. Что бы ни происходило.       Лучше притвориться, что он ничего не знает, и не брать на себя никакой ответственности.       Поэтому Майкл решает действовать быстро. Берёт бутылку с алкоголем со столика и относит её в отцовский шкафчик для спиртных напитков, пряча её там, где, по его мнению, она и должна стоять, а грязный стакан — на кухню. Сам стакан отправляется в посудомоечную машину, и, зная, что отцу с утра понадобится свежий кофе, он ставит варить его, а сам открывает холодильник, чтобы решить, что съесть на утро.       В животе слегка урчит. Есть совсем не хочется, и, видит Бог, как же он нервничает перед встречей со своим дядей; однако утром не следует оставлять желудок голодным.       Понравится ли он дяде Винсенту? Точно ли он соглашается на это из добрых побуждений?       — Уильям? — доносится голос матери с лестницы, и, уже дотянувшись до молока, Майкл слегка вздрагивает. Хлопья сейчас подойдут как нельзя лучше. — Ты там, внизу? А то не припомню, чтобы ты приходил спать в комнату ночью.       Майкл решает промолчать. Он ставит молоко на столешницу и тянется к шкафчику за миской, а затем направляется к буфету, где стоят хлопья. От вида такой сладости у него почти сразу урчит в животе, поэтому он хватает коробку «Чириос» и несёт её обратно к столешнице. Как раз вовремя — Майкл замечает, как мама спускается по последним ступенькам в гостиную.       Ну, она хотя бы молчит. Отец ведь всё ещё спит, ради всего Святого.       Как только Майкл убирает молоко и закрывает коробку с хлопьями, на кухню заходит мама, выглядящая слегка раздражённой.       — Сколько твой отец уже спит на диване? — спрашивает она отрывистым и напряжённым голосом.       — Не знаю. Я только минуту назад спустился вниз, — легко лжёт Майкл. Он кивает головой в сторону хлопьев, но мама отмахивается от них, поэтому парень поднимает коробку, чтобы вернуть её в буфет. — Он ещё и в одежде, так что, видимо, просто заснул здесь ночью. Он казался крайне усталым, когда пришёл в школу за мной.       — Точно. Мы говорили об этом вчера вечером. Полагаю, ему было над чем подумать. — мама подходит к кофейнику, но затем колеблется, увидев, что с него уже капает. Будто Майкл не может выпить чашечку кофе.       Он берёт свою миску с хлопьями и ест, прислонившись спиной к столешнице. Закончив трапезу, у Майкла появляется твёрдое намерение вернуться в свою комнату и пробыть в ней до тех пор, пока за ним не приедет Винсент. Не хочется слишком задерживаться на этой мысли и делать себе хуже, но… Сегодня тот самый день. И почему-то сейчас Майкл чувствует себя менее расстроенным из-за этого, чем вчера, когда разговаривал с отцом.       Да что, блять, такое произошло прошлой ночью? Почему он не может ничего вспомнить? Должно быть, что-то важное для него, раз он заснул в объятиях отца.       Мама вздыхает и проводит руками по лицу.       — Я пойду приму душ, а потом уже разбужу Эвана и Элизабет. Думаю, Уильям пока ещё может поспать. Только не дай ему пропустить работу, хорошо? Разбуди его потом.       — Да, мам. — Майкл не собирается делать этого. Отцу сегодня не нужно идти на работу; он может остаться дома и справиться со своим похмельем здесь.       Но этот ответ устраивает маму, и она возвращается наверх; Майкл спокойно доедает свои хлопья, а запах кофе — крепкого и чёрного — наполняет кухню, пока он настойчиво пытается вспомнить вчерашний вечер. Вспомнить всё, что возможно.       Но на ум ничего не приходит. Это его инстинкты так заставили искать отца? Чтобы быть ближе к нему? Наверное, он уже спал, когда Майкл спустился, чтобы найти его, но что он сделал дальше? Забрался к нему и прилёг рядом? Возможно, просто хотелось близости и тепла, которых он жаждал с тех пор, как всё это началось. Несмотря ни на что, Майкл не может лгать себе; он скучает по своим прошлым хорошим отношениям с отцом.       Доев хлопья, Майкл ставит миску с ложкой в посудомоечную машину и поворачивается, чтобы уйти с кухни и, возможно, подняться наверх. Но путь ему преграждает навязчиво знакомое лицо, и он с трудом сглатывает, борясь со внезапным приступом тошноты в горле. Похоже, сегодняшний день будет… Трудным.       — Доброе утро, — слабо произносит он, стараясь казаться равнодушным к подобной встрече. — Мама сказала, что пошла принимать душ. Она разбудила тебя первым?       Стоя в дверях кухни, Эван качает головой, громко зевает и проводит рукой по лицу. Его пальцы едва касаются шрама, и в животе Майкла вдруг всё сжимается.       — Нет, я только-только проснулся. А ты что здесь делаешь?       — Бессонница, — врать легко; Эван, возможно незнакомый с данным понятием, слегка морщит нос, и Майкл поясняет. — Я довольно поздно ложусь спать, с трудом засыпаю и рано встаю. Такое вот проклятье Афтонов.       Эван слегка кивает.       — Ох, ладно. Эм, ты в порядке? Мама что-то упоминала по поводу того, что тебя не стоило беспокоить вечером, потому что в школе что-то случилось.       — Да ничего особенного. Со мной всё в порядке, — тем не менее, Майкл, признаться, рад, что мама попросила брата и сестру оставить его в покое. Вчера он был не в том состоянии, чтобы общаться с кем-либо из них. Если честно, он и так до сих пор не в нём. — Не знаю, сказала ли она тебе об этом, но я уезжаю ненадолго. Это, знаешь, что-то вроде небольшого отпуска. Я собираюсь немного пожить у брата отца.       — Оу. Я не знал об этом. Я даже и не думал, что у папы есть брат. — Эван слегка морщится, и Майкл не может винить его. Конечно он не знает.       По правде говоря, Майклу кажется, что единственная причина, по которой он узнал о существовании Винсента, — то, что отец упомянул его в их разговоре пару раз. Оба гибрида. Оба лисы, если уж на то пошло; в их жилах течёт кровь Афтонов, поэтому Майкл и в курсе. Ничего другого, стоящего внимания, он не знает.       Впрочем, это нормально. Отец бы не отправил бы его к кому-то жестокому, так?       Эван слегка прислоняется плечом к холодильнику, его тёмные глаза на мгновение встречаются с глазами Майкла.       — Они же не… Отправляют тебя туда из-за меня, да? Я знаю, что они… Они спорили об этом, но они бы не стали так делать.       — Эй, ну что ты, нет, дело не в тебе, — Майкл с трудом сглатывает из-за кома в горле и подходит к Эвану, присаживаясь перед ним на корточки. Сейчас он ближе всего к нему с тех пор, как… Ну… — Дядя Винсент — такой же гибрид, как и я, вот и всё. Отец говорит, что мне пора познакомиться с ним поближе.       Ещё одна ложь, но необходимая. Эван не заслуживает того, чтобы чувствовать себя виноватым, когда всё это было выбором Майкла, его ошибкой и её последствиями, с которыми ему пришлось столкнуться. Только монстр мог так сильно ранить Эвана, а затем заставить страдать его ещё больше.       К счастью, Эван даже не дрогнул от такой близости.       — Но почему? Папа никогда не рассказывал о нём, иначе мы бы все знали, кто он такой. Почему ты должен уйти? Это потому, что они сейчас так часто ссорятся? Майк, это ведь неправильно.       — Обещаю тебе, что всё не так, — Майкл колеблется, но затем аккуратно кладёт руку на плечо Эвана. Он не прикасался к нему ещё со времён вечеринки. — Просто с возрастом у меня появились крайне странные боли. Но это проблемы гибридов. Дядя Винсент — такой же лис-гибрид, как и я, так что мне будет полезно провести с ним немного времени.       Маленькая, но всё ещё тёплая рука Эвана крепко сжимает предплечье Майкла.       — Ничего… Ничего страшного, Майк, я в порядке. Им не нужно тебя куда-то отправлять, ладно? Со мной всё хорошо. Это же просто шрам.       Боже, он ведь совсем не глупый ребёнок, и иногда Майкл забывает об этом. Раньше, когда он мучил Эвана со своими друзьями, было легко притворяться, будто он просто глупый маленький мальчик, которым легко манипулировать и пугать. На которого можно было не обращать внимания. И даже тогда Майкл всё равно чувствовал себя плохо. Каждый раз, когда Эван начинал рыдать, Майклу становилось плохо. Это тягучее, скручивающее ощущение в животе, которое нарастало всё сильнее и сильнее каждую ночь, когда он оставался совсем один, без своих друзей.       Он проводит кончиками пальцев по шраму на лбу Эвана, а затем нежно взъерошивает волосы брата.       — Дело совсем не в этом, Эван. Дело во мне.       — Но почему именно сейчас? Почему мы никогда не встречались с дядей Винсентом? То, что ты говоришь… Я не понимаю, — Эван сжимает его руку чуть крепче. — Я знаю, что дома у нас проблемы, но… Но не всё же так плохо!       — Достаточно плохо. — говорит Майкл мягким голосом. Может быть, лгать нет смысла, если Эвану виднее. Может быть, ему просто следует быть честным с ним.       Эван качает головой.       — Не настолько. Я ведь даже больше не обижаюсь на тебя.       — Но должен, — произносит он, не задумываясь; нужно сказать Эвану правду прямо сейчас. Выложить всё напрямую, потому что в глубине души он знает, что может и не вернуться домой. Даже если отец сказал, что Майкл вернётся через неделю, на самом деле он может и не вернуться, и тогда всё будет напрасно. — Я чуть не убил тебя, Эван. Мне всё равно, был ли это несчастный случай или нет. Ты мог умереть. Ты бы погиб.       — Я не умер. Просто поранился. И ты ведь не хотел, чтобы это случилось, верно? — говорит Эван почти требовательным голосом, но в нём слышатся те самые нотки. Нотки неуверенности.       И Майкл понимает это. Боже, конечно он понимает это. Как кто-то может пройти через то же, что и Эван, и не испытывать каких-либо сомнений? Как кто-то может пройти через что-то настолько травмирующее, хотя бы немного не задумываясь об этом?       — Конечно нет. Но это же не значит, что этого не произошло. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вспоминаю, что натворил. И не имеет значения, что или почему я пытался сделать. Важно лишь то, что ты пострадал, и это была полностью моя вина. И я никогда не смогу забыть об этом.       Чем дольше он думает об этом, тем тяжелее становится на душе. Тем больше разных мыслей он прокручивает в своей голове. Эван выжил, но всё могло бы обернуться и иначе. И даже учитывая то, что сейчас он жив, теперь мальчик будет ходить всю оставшуюся жизнь со шрамом, который ему оставил Майкл. Каждый раз, когда он будет смотреться в зеркало, каждый раз, когда кто-то будет видеть и спрашивать о нём, Эван будет вспоминать, что с ним сделал Майкл.       Как у них вообще могут быть нормальные отношения после этого? Как они могут быть нормальными вообще у кого-то? Не могут. Майкл знает это. И именно это разрушает их семью, и всё это — его вина. Только его вина, и он совсем не знает, как это исправить.       Может быть, неделя вдали от дома — это и вправду именно то, что ему нужно.       — Эван? — звучит мягкий голос, и спустя мгновение Майкл снова оказывается на ровных ногах, сердце в груди бьётся слишком быстро, слишком сильно. — Тебе пора собираться в школу. Позавтракай после того, как оденешься.       — Да, отец. — Эван ещё раз поднимает взгляд на Майкла, после чего отходит от дверного проёма кухни и возвращается к лестнице, оставляя Майкла наедине со своим уже бодрствующим, но заметно уставшим отцом.       Какое-то время они оба смотрят друг на друга; на языке Майкла вертятся слова сожаления, но он проглатывает их. Парень делал всё возможное, чтобы как можно чаще избегать Эвана после того инцидента, но он мало что мог сделать, и… Так игнорировать ребёнка, когда Эван явно хотел привлечь его внимание и нуждался в утешении, — кажется гораздо худшим поступком.       Однако, к его удивлению, отец просто зевает и легонько похлопывает его по плечу.       — Доброе утро, Майкл. Ты сварил кофе? Если да, то спасибо.       — Оу. Да. Эм, — Майкл поворачивается вокруг себя, наблюдая, как свободно и непринуждённо отец подходит к кофейнику. Он всё ещё расслаблен. — Я убрал алкоголь, чтобы мама не узнала, что ты пил. Не думаю, что она обрадуется такому.       — Ты хороший мальчик, — отец говорит это так легко, так буднично, но что-то в груди Майкла всё равно начинает разгораться, словно пламя. — Думаю, сегодня я останусь дома, пока мы ждём твоего дядю. Как твоё лицо после вчерашнего?       Рука Майкла поднимается к тому месту, где на щеке остался синяк; он действительно жалеет, что открыл вчера в школе свой рот.       — Я в порядке. Ты…?       — Со мной всё хорошо, — отец открывает шкафчик и достает чистую кружку; Майкл сцепляет пальцы за спиной, нервно подёргивая хвостом. Ну, по крайней мере, у отца нет похмелья. Это хороший знак, верно? Должно быть, он чем-то занимался до того, как начал пить. — И спасибо тебе за вчерашний вечер. На какое время ты хотел назначить наши ежедневные звонки?       Ежедневные…? Майкл моргает пару раз.       — Думаю, в любое удобное для тебя время.       О чём это он? Майкл не помнит ни о каких ежедневных звонках, но от этой мысли что-то между его рёбрами всё равно болит чуть меньше. Ему не нравится мысль о том, что придётся покинуть дом, но если он сможет поддерживать связь с отцом, это, по крайней мере, заставит его чувствовать себя немного лучше. Зато не будет похоже на то, будто он полностью оторвался от семьи.       Что бы то ни было прошлой ночью, отец, кажется, всё помнит. Майкл — нет.       — Тогда определимся. — отец наливает себе кружку кофе и прислоняется спиной к стойке точно так же, как и он, когда ел хлопья. Свободной рукой он подзывает Майкла поближе… И Майкл слушается.       Что бы сейчас ни происходило — это выше его понимания, но он всё ещё хочет близости с отцом, поэтому идёт на поводу. В тот момент, когда он оказывается в пределах досягаемости руки отца, мужчина берёт его за плечо и притягивает ближе, и Майкл без сопротивления поддаётся. Он не знает, почему так легко прижимается к отцу или почему обнимает его за талию, прижимаясь щекой к отцовскому плечу, но это приятно. Даже как-то естественно.       Щека отца на мгновение касается его макушки.       — Хороший мальчик.       Так они стоят до тех пор, пока Уильям не допивает кофе и не уходит наверх готовиться к новому дню. Взволнованный, сбитый с толку и странно смущённый Майкл направляется в свою комнату, чтобы попытаться понять, что со всем этим делать.       Возможно, у дяди Винсента найдутся для него ответы.

| | |

      Мама отвозит Эвана и Элизабет в школу, и через некоторое время после того, как дверь снизу у входа захлопывается и машина выезжает с подъездной дорожки, Майкл тихо спускается вниз. Под мышкой он держит свой Волкмэн и книгу; хотя соблазн остаться наверху, пока Винсент за ним не приедет, до сих пор силён, этого делать он не хочет. Быть может, это означает, что ему хочется сказать или сделать что-то, что спровоцирует отца на эмоции перед его отъездом на целую неделю, и, возможно, это даже опасно, но Майклу всё равно.       Желание побыть рядом с отцом до сих пор достаточно сильно, поэтому он проскальзывает в гостиную, не совсем уверенный, должен ли находиться здесь в данный момент.       Отец успел принять душ; его влажные волосы снова собраны сзади в небольшой хвостик, чистая лавандовая рубашка на пуговицах заправлена в пару чёрных брюк с ровно застёгнутым ремнём. На мгновение Майкл задаётся вопросом, не решил ли он всё же пойти на работу, однако для этого сейчас уже слишком позднее время, ибо обычно отец выходит из дома раньше.       На столике перед ним расположилась дымящаяся чашка кофе и свёрнутая газета, но как только нога Майкла опускается на скрипучий пол, он тут же поднимает взгляд.       Долгое время оба пребывают в тишине. Молчание, повисшее в воздухе, заставляет желудок Майкла скрутиться, и он, желая загладить свою вину за вторжение в личное пространство отца, уже почти собирается извиниться и умчаться обратно наверх. Однако вместо этого отец протягивает руку и бросает одну из подушек на стул, освобождая Майклу место рядом с собой, если вдруг он захочет присесть с ним.       Так Майкл и делает. Он убавляет громкость в плеере, чтобы не беспокоить отца, и утыкается носом в книгу, которую принёс с собой, хотя сам едва ли может сосредоточиться на словах, написанных в ней. Кажется, ему достаточно и того, чтобы просто побыть рядом с отцом.       Чем дольше он сидит с ним, тем больше рационально пытается всё это объяснить и осмыслить, однако сосредоточиться крайне трудно. Может быть, на самом деле всё просто, и желание быть поближе к отцу обусловлено тем, что сейчас между ними, кажется, стало намного меньше напряжения. В конце концов, через несколько часов Майкл должен уехать, и кто знает, какими будут их отношения после его возвращения домой? Возможно, никаких отношений к тому времени уже и вовсе не будет.       Отец читает газету, а затем выбирает и достаёт книгу со своей полки, в то время как Майкл изучает роман, который взял в школьной библиотеке. Никто из них ничего не говорит, но этого и не нужно. Такой мирной обстановки вполне достаточно.       Когда на часах пробивает пять вечера и в доме до сих пор царит тишина, Майкл начинает подозревать, что мама, возможно, специально задерживается где-то с братом и сестрой. Но спустя четверть часа его уши вдруг вздрагивают, улавливая звук шин по асфальту и хлопки закрывающихся автомобильных дверей; к дому приближаются шаги.       Что ж, вот и всё. Пора уезжать.       На плечо аккуратно ложится рука; отец встаёт и направляется к входной двери, в то время как Майкл выключает свой плеер и осторожно снимает наушники. Было трудно найти гарнитуру, которая бы подходила под его уши, и он сделал всё возможное, чтобы купить такую. Не то чтобы у него был большой выбор.       Входная дверь со скрипом открывается, и затем в дом влетает какая-то цветная сущность.       Секунду спустя Майкл осознаёт, что уже стоит на ногах, а сердце бешено колотится о рёбра; отец, спотыкаясь, отступает на пару шагов и протягивает руку к шкафчику у стены, чтобы сохранить равновесие. Почти сразу он замечает, что сейчас на отце висит, закинув свои руки на плечи, какой-то человек; мужчина заливается разносящимся эхом по комнате смехом, и вся напряжённость Майкла спадает.       Голос, наполовину усталый и наполовину удивлённый, произносит:       — Винсент, ты его задушишь.       — Да ничего подобного, — висящий на отце мужчина, тем не менее, отпускает его, выпрямляется и тут же обхватывает лицо отца обеими руками. — Вот и ты, засранец. Ну что, как твои дела? Столько времени с Рождества прошло!       Отец немедленно отталкивает от себя его руки.       — Отвали, Винсент.       Винсент. Майкл пристально смотрит на мужчину, который стоит перед его отцом; руки сжимаются в кулаки, но вскоре расслабляются, когда Винсент улыбается широкой клыкастой улыбкой, обнажающей обманчиво острые зубы. На первый взгляд, он совсем не такой, каким Майкл себе его представлял. Он не знал, какой взрослый человек может вырасти из подобного хулигана, но даже и не представлял себе такого.       Быстро мотающийся и подёргивающийся от радости хвост, которым бешено виляет Винсент, кажется… Фиолетовый?       — Ну что ты, нельзя так приветствовать своего брата, которого ты вечно прятал ото всех и притворялся, будто у тебя его нет. Особенно когда я пришёл оказать тебе услугу.       — Этого ты и заслуживаешь, — говорит отец и оглядывается, находя своими проницательными голубыми глазами Майкла, всё ещё стоящего перед диваном. — Майкл, подойди сюда, всё в порядке. В основном он безобиден. Это твой дядя, Винсент Аф-…       — Бишоп, — Винсент отходит от отца и направляется к дивану, протягивая Майклу руку для рукопожатия. — Наконец-то я смог познакомиться с тобой.       Винсент Бишоп совсем не такой, каким Майкл ожидал его увидеть. Конечно, он понятия и не имел, чего ожидать, но предполагал, что это будет кто-то больше похожий на отца, что бы это конкретно ни значило. Тем не менее, человек, которому отец позвонил, чтобы тот приехал за ним, выглядит совсем не так, как представлял Майкл, даже если он действительно понятия и не имел, чего следовало в первую очередь ожидать.       Например, он ниже, чем отец. Более худощавого телосложения — кажется, он словно тонет в своей чёрной кожаной куртке, наброшенной на его худые плечи. Куртка прикрывает фиолетовую потрёпанную футболку с метал-группой, — глаза Майкла расширяются; Винсенту нравится Motley Crue? — а на ноги надеты поношенные чёрные джинсы с сильно изодранными коленями. Но футболка — не единственная фиолетовая вещь в его образе; волосы Винсента окрашены в глубокий фиолетовый оттенок, переходящий в чёрный, и собраны сзади в растрёпанный хвост с несколькими длинными прядями, падающими на его лицо, которое, кстати, оказалось привлекательнее, чем ожидал парень.       И его уши и хвост — такие же лисьи уши, такой же лисий хвост, как и у Майкла, — также окрашены в фиолетовый цвет. Белые кончики, как и у Майкла, остались нетронутыми, но вся остальная часть его меха соответствует цвету волос на макушке.       На протянутой ему руке красуется чёрная кожаная перчатка без пальцев, и она, со смущением осознаёт Майкл, явно сочетается с ошейником на его шее.       — Боже, ты только посмотри на себя, — восклицает Винсент, когда парень в ответ берёт его за руку, и слегка подаётся вперед, когда Винсент грубо пожимает ее. — Да ты же точная копия Уилла, но, очевидно, намного лучше, ведь ты такой же, как и я. Чтоб меня.       Майкл не знает, что ответить. Он всё ещё не осознает, что старший брат его отца, гибрид, о котором он почти никогда не упоминал, не только здесь, стоит перед ним во плоти, но и на самом деле крут. На лице воодушевлённого подобным открытием Майкла ненароком выступает улыбка.       — Приятно, эм… Приятно познакомиться с тобой, дядя Винсент.       — Взаимно. Я долго ждал нашей встречи, — Винсент не разъединяет их руки, пока резко не запрыгивает на столик перед диваном и спускается прямо перед Майклом, растягивая губы в ещё одной широкой, зубастой улыбке. — Поверить не могу, что Уилл держал нас порознь так чертовски долго.       Отец издаёт раздражённый вздох.       — Не наступай на мебель.       Но Винсент игнорирует его, всё ещё держа Майкла за руку, поднимая затем другую, чтобы провести пальцами по волосам парня.       — Господи, ну ты посмотри. Ты действительно выглядишь точь-в-точь как Уилл. Будто снова в прошлое вернулся. Сколько тебе сейчас лет?       — Шестнадцать, — говорит Майкл, и Винсент слегка кивает ему, проводя кончиками пальцев по краю уха парня и заставляя его дёрнуться. — Ты уверен, что всё в порядке? Ничего, что я приеду и останусь с тобой? Неделя — это, всё же, долгий срок.       Винсент усмехается и прижимает Майкла к груди, упираясь подбородком ему в плечо и обнимая так крепко, что приходится хрипеть.       — Ты мог бы остаться со мной на всю оставшуюся жизнь, и я бы не сказал ни слова. Ты даже не представляешь, как я рад познакомиться с тобой, Майк.       Семья или нет, но Винсент — чужой человек, и то, что его так внезапно стиснули в объятиях, немного смущает. Но Майкл вдыхает, пытаясь набрать побольше воздуха в лёгкие, и запах Винсента ударяет ему прямо в нос — вдруг он понимает, насколько этот запах отличается от всего, что он когда-либо нюхал раньше, ведь Майкл никогда ещё не был рядом с другим гибридом.       Что-то в этом запахе мгновенно успокаивает, и он в ответ обнимает своего дядю, утыкаясь лицом в шею Винсента, чтобы как следует его понюхать. Ладно, нахер это. Он — тоже член семьи. И больше никогда не будет чужим.       К удивлению Майкла, Винсент издаёт тихий урчащий звук прямо ему в ухо.       — Всё в порядке, — говорит он, и Майкл сжимает его чуть крепче. — Теперь я рядом, и, что бы ни происходило, всё будет хорошо.       Винсент совсем не понимает, о чём говорит — это Майкл знает лучше, чем кто-либо другой. Но, стоя здесь, в гостиной, впервые обнимая своего дядю, Майкл почти что и вправду верит, что всё будет хорошо.