fortunate son

      «Семейная закусочная Фредбера» не работает до самого полудня. В утренние смены всё время обычно тратится на уборку залов и подготовку кухни, что даёт Уильяму и Генри достаточно времени для осмотра и ремонта аниматроников. Чтобы точно убедиться, что механизмы с пружинными замками функционируют должным образом, и что во время носки этих костюмов никто не пострадает, Фредбер и Спринг Бонни нуждаются в ежедневных проверках. В целом, пока всё в порядке. Дела идут настолько гладко, насколько это возможно.       Остальные аниматроники требуют меньших забот, чем первые двое, поэтому, как только Уильям и Генри закончат оформлять необходимые документы, их потребуется перевезти уже на новое место. «Закусочная» приносит достаточно прибыли для своего уровня, однако Генри мечтает о чём-то более грандиозном и лучшем, о чём-то более ориентированном на семьи, чем то, что у них имеется на данный момент, и Уильям согласен с этим, ведь пока дела идут отлично. Чем больше денег он сможет принести домой своей семье, тем лучше.       К одиннадцати, за час до открытия, техобслуживание аниматроников было успешно завершено, и Уильям уже подумывает быстро проскользнуть в подсобку, чтобы продолжить работу над новыми аниматрониками, однако Генри, прочищая горло, смотрит на него с выражением лица, не предвещающим для них обоих ничего хорошего. Ну конечно. Конечно, он хочет о чём-то поговорить.       — Даже не начинай, — говорит Уильям в момент, когда Генри уже открывает рот, игнорируя выступившее недовольство на лице друга и проходя мимо. — Сегодня у меня нет никаких намерений обсуждать с тобой какие-либо личные вопросы, Генри, а я точно могу сказать, что разговор как раз-таки будет именно об этом.       Генри следует за ним, проходя через небольшую зону за кулисами в их личный кабинет. Это был их общий офис с двумя письменными столами, которые остались ещё с тех времён, когда они арендовали это место, поэтому, пока Генри полон решимости поговорить с Уильямом о чём-то, ему крайне редко удаётся, если удаётся вообще, по-настоящему здесь расслабиться.       И, похоже, в последнее время у Уильяма на лице чётко написано, что в семье происходит что-то неладное, ведь Генри не перестаёт спрашивать о происходящем у него дома. Расспрашивает об Эване, о Кларе… И, упаси Боже, о Майкле.       — Не знаю, почему ты вечно думаешь о худшем, — говорит Генри, как только дверь кабинета закрывается, оставляя их вдвоём в комнате. — Что плохого в том, что я спрашиваю о тебе, Уильям? Ты ведь мой лучший друг.       — Но это ничего не значит. Если бы я хотел поговорить с тобой о чём-то подобном, я бы сам затронул эту тему. — а после вчерашнего вечера и сегодняшнего утра Уильяму абсолютно не о чем говорить.       На мгновение он задумывается, всё ли в порядке с Майклом. Последние несколько дней его поведение было совершенно необычным — и это вдобавок к тому, что сам по себе он был тихим и отстранённым, держась подальше от семьи. Что бы с ним ни происходило, Уильяму неизбежно придётся рано или поздно об этом позаботиться, и если сын и вправду болен, но соврал ему об этом… Да поможет ему Бог.       Уильям не может позволить себе долго терпеть выходки тех, кто ему лжёт.       Генри садится за свой стол, в то время как Уильям подходит к картотеке, рядом с которой он поставил свою сумку, роясь в её содержимом и пытаясь найти схемы, которые он заканчивал прошлой ночью, чтобы обсудить их с Генри. Хоть он бы и предпочел быстрее приступить к работе, но Уильям слишком хорошо знает своего друга и понимает, что отказать в разговоре ему будет не так просто.       Ожидаемо, Генри сразу же начинает по новой.       — Вчера ты ушёл домой пораньше и сегодня тоже сказал мне, что уйдёшь в то же время. Это на тебя не похоже. Ты упоминал, что вы с Кларой спорили по этому поводу, но я не думал—       — Если по приезде Клары и детей домой после школы я уже буду дома, так будет лучше для них. Тот инцидент напомнил мне о том, что моё время с ними ограничено, вне зависимости от всяких несчастных случаев, — Уильям садится за свой стол и поворачивается на стуле лицом к своему единственному другу. — И я совсем не хочу сожалеть о том, что не провёл с ними время, когда у меня была такая возможность. Они ещё такие маленькие.       Какое-то время Генри ничего не говорит. Затем его брови слегка сдвигаются вместе, как раз в тот момент, когда Уильям осознаёт ошибку в своих словах.       — Ты про Лизу и Эвана.       Не про Майкла.       — После того, что случилось, думаю, это самое меньшее, что я могу сделать, чтобы быть рядом с ними. Травма Эвана после этого инцидента… Он прекрасно и быстро поправляется, но это никак не может оправдать его отца-трудоголика в том, что он почти никогда не бывает дома, чтобы проводить время со своим сыном.       — Я и не говорю, что ты не должен проводить время со своими детьми, — Генри откидывается на спинку стула, складывая руки на животе; Уильям уже привычно готовится к ещё одной лекции о том, как нужно управлять делами в собственной семье. — Хорошо, что у тебя есть такое желание. Мы работаем намного больше, чем следовало бы, и я солидарен с тобой. Я вижусь с Чарли не так часто, как мог бы.       Это правда. Он мог бы проводить с ней время и почаще.       — Нужно определиться, какой персонал нам нужен для того, чтобы заменять нас, чтобы мы могли уходить пораньше. У нас совсем нет причин бывать здесь так часто.       — Не спорю. Просто… — пока Уильям берёт себя в руки и наконец достаёт готовые схемы аниматроника, которого он назвал Цирковой Бейби, Генри некоторое время покачивается вперёд-назад на своём стуле. — Ладно, скажу прямо. Я знаю, что у вас с Майклом в отношениях возникли некоторые проблемы после того, что случилось—       Ну вот, началось.       — Я не хочу говорить о нём сейчас.       — Ты никогда не хочешь говорить о нём. Господи, раньше ты вообще о нём не замолкал, — Генри протягивает руку, чтобы взять схемы, и Уильям отдаёт их, а затем переключает своё внимание на Баллору, чувствуя, как его желудок начинает скручивать. — Я знаю, ты не хотел бы говорить со мной об этом. Я бы думал так же. Но… Ты ведь предпочёл не выдвигать обвинений в суде.       Уильям берёт карандаш из банки на своём столе, постукивает ластиком по нижней губе, обдумывая эти слова и пробегая глазами по чертежам перед ним.       — Государство слишком жестоко к гибридам. Ты это знаешь.       — Так и есть, но это не значит, что ты должен держать его дома, если не хочешь, чтобы он был со всеми вами. — Генри наклоняется вперёд — Уильям откидывается назад, вновь ощущая неприятные покалывания в животе. Он совсем не хочет думать об этом.       — Когда я говорил, что не хочу, чтобы Майкл был с нами? Дома он в безопасности. Ты даже представить себе не можешь, что этот мир сделал бы с ним лишь за то, что он такой, каким родился, — но Уильям может. Уильям видел это. То, что они с братом больше не разговаривают, не значит, что он не провёл все те годы с ним, наблюдая, что именно происходит с гибридами в этом мире, считающим их отвратительными. — Мы разберёмся в своих отношениях. Это потребует времени. Невозможно всем просто взять и прийти в себя после того, что он сделал.       Выражение лица Генри смягчается, тревожная озабоченность сменяется жалостью — именно это Уильям ненавидит больше всего. Ему не нужны ничьи сожаления.       — Ты же знаешь, что он не хотел делать этого.       — И это не оправдывает того, что он сделал. Не оправдывает шрам, который Эван будет носить всю оставшуюся жизнь. — настоящий шрам на лице. Воспоминание о том, что сделал Майкл. Показательный символ того, что Уильям недостаточно внимательно следил за мальчиками, что он не вмешался, когда было столь очевидно, что ему следовало сделать это.       Слишком занятый работой. Слишком занятый бизнесом. Слишком отвлечённый от своей жизни в семье, чтобы понять, что лёгкие поддразнивания Майкла переросли во что-то гораздо более жестокое и опасное. В нечто, закончившееся страданиями и болью для всех, кого это коснулось. Если бы Уильям спохватился хотя бы на секунду или две позже, Эван был бы мертв.       И он не знает, что бы в таком случае было с Майклом.       Генри слегка стучит пальцами по своему столу.       — А что насчёт твоего брата? Знаю, что вы двое не разговариваете, но, может быть, он был бы не против приютить Майкла на некоторое время. Может, хотя бы всего на неделю.       — Винсент — последний человек, которому я бы доверил ребенка. Он гораздо более безответственен, чем Майкл в своё время. Думаю, если бы я отправил его к нему, то Майкл вернулся бы домой в разы опаснее для всех. — к тому же, это было бы, мягко говоря, как-то неловко. Звонить своему брату спустя месяцы с их последнего разговора — и ради чего? Вот этого?       Он всё ещё не в курсе об инциденте. Он не знает, что произошло. Если бы Уильям случайно проговорился, Винсент немедленно бы приехал за Майклом, и как же он сомневается, что когда-нибудь снова увидел бы своего сына. Он лучше, чем кто-либо другой, знает, что Винсент только и ждёт повода, чтобы забрать Майкла и сбежать с ним, не доверяя двум обычным родителям воспитание гибрида.       Конечно, у него есть на то свои причины. Уильям не может винить его за это.       — Тогда какова же альтернатива? — спрашивает Генри, и Уильям поднимает на него взгляд, сжимая губы в тонкую линию и откидываясь на спинку стула. — Это ведь не приносит никакой пользы ни ему, ни тебе, ни всей вашей семье в целом. Необязательно говорить об этом, Уильям. Молчание говорит о намного большем, чем ты думаешь.       — Мальчик — не твоя забота. С ним всё в порядке. Он просто стал немного отстранённым. — Уильям заставляет себя снова склониться над своими схемами. Нужно просто продолжать работать. Просто игнорировать Генри, и, может быть, тогда это всё закончится и этот день не станет ещё хуже.       Боже, чего бы он только не отдал за один день без необходимости беспокоиться о ком-то из своих детей. Чего бы он только не отдал за то, чтобы всё вернулось на круги своя, хотя бы всего лишь на один грёбаный день в его жизни, чтобы он мог получить для себя немного заслуженного покоя.       Генри качает головой, но всё равно обращает своё внимание на чертежи.       — В этом нет ничего постыдного, Уилл. Я знаю, ты думаешь, что должен принять всё то, как оно есть и извлечь из этого максимум пользы, но Майкл сейчас уже подросток. Думаю, он бы понял, если бы ты захотел, чтобы он ненадолго уехал из дома.       Беда в том, что так бы оно и было. Майкл бы понял его и ушёл без какого-либо сопротивления, и тогда Уильям, возможно, привыкнув к его отсутствию дома, не захотел бы, чтобы он возвращался обратно. Он давно смирился с тем, что по мере взросления Майкл станет более независимым. Сначала будет реже появляться дома, готовясь к поступлению в колледж, а потом просто съедет, и Уильям, возможно, больше никогда его не увидит. Может, Майкл решит, что Уильям не был хорошим отцом, и отплатит Уильяму тем же, установив дистанцию между ними. Всё же это было бы нормальной частью жизни во взрослении ребёнка, в отличие от нынешней ситуации.       Но кто сказал, что Уильям вообще хотел бы, чтобы Майкл возвращался домой? В том доме, который покинет его сын, семья Афтонов могла бы просто закрыться без него — это было бы так легко, так просто, так заманчиво просто… Отправить его отсюда навсегда.       — Я не понимаю, почему нет! — подрагивали губы Клары, машущей брошюрой у него прямо перед носом; Уильям выхватил её из рук жены, прежде чем проклятое название этого заведения вновь смогло бы привлечь его внимание. — После того, что он сделал, — возможно это именно то, через что ему нужно пройти, чтобы он исправился! Он не может находиться в одном доме с нашими детьми.       Возможно, позвонить Винсенту всё же было бы неплохой идеей. Просто спросить, как дела.       В течение примерно следующего часа до открытия Генри и Уильям вместе работают в относительной тишине в своём офисе, пока остальные сотрудники заканчивают все оставшиеся в заведении дела. Генри возвращает Уильяму схемы Цирковой Бейби со своими заметками, чтобы Уильям мог ознакомиться с ними, а он, в свою очередь, передаёт ему чертежи с Баллорой. Во время работы они редко, если вообще говорят друг с другом, к тому же прямо сейчас напряжение между ними чересчур велико.       Внезапно в углу кабинета звонит телефон, заставляя их обоих вздрогнуть.       Уильям встаёт, чтобы ответить на звонок, радуясь возможности на минутку размять ноги и, возможно, отвлечься от мыслей о своей семье; Генри возвращается к работе. Он без колебаний поднимает трубку, делая глубокий, размеренный вдох.       — «Семейная закусочная Фредбера». Уильям Афтон у телефона. Чем могу вам помочь?       — Мистер Афтон? — звучит до боли знакомый голос на другом конце провода, отчего, услышав его, Уильям зажмуривается. Боже, только не это. — Мы сожалеем, что вынуждены связываться с вами через ваш рабочий телефон, но вы указаны как первый родительский контакт, ваша жена — как второй. Всё верно?       — Да, верно. — Уильям прислоняется спиной к стене и ловит брошенный на него взгляд Генри, который всё же возвращается к работе. О, Генри наверняка захочет поговорить об этом — что бы это ни было, — но Уильям абсолютно не хочет участвовать в этом.       Женщина, чьё имя он напрочь не помнит, но которая, насколько он знает, работает в администрации Старшей школы Харрикейна, немного прокашливается.       — Я звоню по поводу вашего сына, Майкла Афтона. Сегодня утром произошёл инцидент, и, думаю, вам стоит приехать и забрать его домой.       Инцидент. Боже, блять, мой, только не ещё один инцидент.       — Конечно, я скоро прибуду. Могу ли поинтересоваться, что именно произошло сегодня утром?       На другом конце провода повисает многозначительная пауза, и Уильям прикусывает нижнюю губу почти до крови. Если Майкл поднял руку на другого школьника, то Уильяму, возможно, действительно придётся уже подумать о том, чтобы на время поселить его где-нибудь в другом месте. Он может это устроить; если то, что Майкл сделал с Эваном, было несчастным случаем, и не должно было зайти так далеко, то вот это… Он не может смириться с тем, что в его доме будет жить жестокий и неуравновешенный ребёнок.       Это небезопасно для Элизабет и Эвана, это небезопасно для людей, с которыми Майкл ходит в школу. Твою мать, утверждения о том, что дети-гибриды необычайно жестоки, должны были оставаться всего лишь стереотипами.       — Мы обсуждали это ранее. Очевидно, что кто-то из других учеников будет… Время от времени говорить всякое об… особенностях вашего сына, — внезапно говорит женщина, и Уильям слегка моргает, вновь прикусывает губу, теперь уже прокусывая её насквозь. — Но, похоже, сегодня всё зашло немного дальше. Другие родители уже также были вызваны, мы проведём собрание.       В ту же секунду внутри него что-то щёлкает, и Уильям чувствует странный, скручивающий импульс вины в себе за то, что подумал, будто именно Майкл был виновником этой ситуации. После того, что случилось, в их отношениях всё было так сложно, но он знает, что ему стоит быть менее строгим по отношению к мальчику. Что Майкл до вечеринки не был склонен к подобным поступкам. Что в глубине души у него нежное и доброе сердце, и что бы то ни было причиной его издевательств над Эваном, Уильям должен для начала разобраться именно с этим, прежде чем пытаться выяснить что-либо ещё.       — Понимаю, — он не знает, что ещё сказать. Харрикейн — не самый маленький город, но, насколько Уильям осведомлён, других гибридов здесь нет. — Я сейчас приеду, чтобы забрать его. У него есть какие-то травмы?       — Травмы? — спрашивает Генри у него за спиной, но Уильям демонстративно игнорирует его.       — Ничего серьёзного, лишь несколько царапин и ушибов, — ещё одна пауза; Уильям сжимает зубы. Почему и как Майкл вообще мог пострадать? — Конечно, против Майкла не будет предпринято никаких мер за то, что он просто защищал себя. Но он выглядит довольно потрясённым и немного нездоровым, поэтому нам кажется, что было бы лучше, если бы он отправился домой.       Уильям сжимает пальцами переносицу и делает медленный, глубокий вдох, чтобы успокоиться. Приходить в школу в бешенстве — плохая идея и это сделает всё только хуже; Винсент мог превратиться из совершенно спокойного и расслабленного парня в такого же взбешённого и сердитого, как и Уильям, если он врывался в дом в плохом настроении без предупреждения. Гибриды — не люди, и они гораздо более эмоционально чувствительнее их. Важно об этом помнить.       Наконец успокоившись, Уильям продолжает говорить.       — Тогда скоро я буду на месте. Передайте Майклу, чтобы он взял с собой все свои вещи, мы сразу поедем домой. И учитывая его состояние, в котором я смогу убедиться, когда окажусь с ним лицом к лицу, я думаю, что завтра он также будет отсутствовать в школе. Ему нужен полноценный отдых.       — Конечно, мистер Афтон. До встречи. — в голосе женщины слышится едва заметный намёк на раздражение, но Уильям не обращает на это внимания.       Он вешает трубку и поворачивается лицом к Генри, потирая рукой подбородок, по растущей вдоль него щетине, и тяжело вздыхает. Затем он проводит руками по волосам — они стали уже длинными, слишком длинными — и стягивает их сзади в маленький хвост с помощью резинки, которая всегда находится на его запястье. Элизабет подарила её ему, как только его волосы стали достаточно длинными, чтобы их можно было завязать сзади. На всякий случай.       — Мне нужно забрать Майкла из школы, — говорит он, и Генри кивает, откидываясь на спинку стула — тёплые карие глаза явно обеспокоены новостями и тем, что он, должно быть, успел подслушать. — Какие-то придурки над ним поиздевались. Я отвезу его домой и останусь там с ним. Уверен, что сейчас он явно не в лучшем состоянии.       — Ты же не думаешь, что это были дети, с которыми он раньше дружил, да? — спрашивает Генри, и Уильям поджимает губы. У него не было времени обдумать это, но не то чтобы он слишком удивится, если окажется, что так оно и есть.       Через некоторое время после вечеринки Майкл перестал говорить о них. Они были обычными мальчиками, которые довольно хорошо к нему относились, и, если он не бывал дома, то это означало, что Майкл определённо гулял с ними. Уильям был знаком с их родителями и в целом был не против, чтобы его сын проводил с ними время, но теперь… Что ж. Их репутация в школе, скорее всего, явно пошатнулась, поэтому он бы не удивился, если бы они стали мстить.       Какая-то часть его всё же надеется, что это не так. Это было бы слишком жестоко.       — Понятия не имею, — признаётся он. — Но я заберу его и отвезу домой. У него ушибы и царапины — для моего беспокойства этого достаточно.       Генри посвистывает и качает головой, отмахиваясь от Уильяма рукой.       — Давай, иди и забери его. Сегодня мы сможем позаботиться о заведении и без тебя. И… Я знаю, Уилл, ситуация тяжёлая, но будь с ним помягче.       — Поверь мне, таким я и буду. — по крайней мере, на этот раз они оба могут согласиться друг с другом в одном.       Быть может, Уильям и Майкл танцуют вокруг сплошной напряжённости, порождённой ошибками его сына, в их отношениях, но Уильям не будет излишне жесток. Что бы ни произошло в школе, администрация уже сказала, что это была самооборона, и они бы явно не стали врать об этом, если бы это всё же было неправдой, учитывая то, что его сын был гибридом. Майкл ни в чём не виноват, и Уильям не собирается наказывать его за это.       Но чем скорее он уйдёт, тем лучше. Поэтому Уильям собирает свою сумку, оставляя Генри наедине с чертежами, и в спешке покидает заведение.       Лучше не заставлять Майкла ждать его слишком долго.

| | |

      Старшая школа Харрикейна — расположенное в пригороде невзрачное двухэтажное кирпичное здание, окружённое асфальтированной автостоянкой. Уильям паркуется у входа в школу и выходит из машины за считанные секунды, проходя широкими и быстрыми шагами через стеклянные двери в саму школу. Резкий белый свет флуоресцентных ламп до боли ему знаком; он бывал в этом здании не один раз: забирал Майкла из школы, отвозил его сюда, встречался с учителями, посещал школьные мероприятия.       Обычно этим занимается Клара, но Уильям также делил с ней эту обязанность пару раз.       Кабинет находится сразу справа от входа, и он без лишних предисловий заходит внутрь. Другие родители уже сидят в мягких креслах или стоят ровно, прислонившись к стенам, но Уильям не обращает ни на кого из них внимание, подходя к письменному столу. Нужно просто расписаться и забрать Майкла домой.       За столом сидит женщина, которая говорила с ним по телефону; он узнаёт её аккуратно подстриженные светлые волосы и бросает взгляд на бейдж с её именем, наконец подойдя к столу и встав перед ним. Маргарет Вудс. Точно. Он помнит её.       Она поднимает глаза, когда чувствует, что мужчина смотрит прямо на неё, и тут же вскакивает на ноги, нервно сцепив руки друг с другом перед собой.       — Мистер Афтон, добрый день. Извините, что пришлось вот так вызвать вас сюда. Знаю, что… Следовало сделать это по-другому.       — Я бы хотел обойтись без любезностей и забрать Майкла домой, — говорит Уильям настолько терпеливо, насколько может. — Если не возражаете, миссис Вудс.       Маргарет кивает головой и исчезает за дверью в другом конце офиса, отделённой от остальной части комнаты столами. Пока Уильям ожидает женщину, он оглядывается назад, не совсем уверенный, хочет ли видеть лица других родителей в комнате. К его облегчению, нет — никого из них он не узнаёт. Значит, это были не бывшие друзья Майкла, вдруг решившие объединиться против его сына.       Это хорошо. Хороших вещей в данной ситуации и так не столь много.       Дверь вновь со скрипом открывается, и Уильям оборачивается, видя, как Маргарет подталкивает Майкла пройти в комнату. Его волосы растрёпаны, а на скуле уже красуется синяк, при виде которого кровь Уильяма начинает закипать. Всего один раз за всю его жизнь он ударил Майкла, но даже тогда не оставил на нём подобного следа. То, что это получилось сделать у какого-то грёбаного шпанья, приводит его в бешенство.       — А вот и он! — Маргарет пытается улыбнуться. — Готов отправиться домой, Майкл?       Майкл не поднимает голову. Склонив её, он стоит, обхватив руками рюкзак, сжимая губы настолько сильно, что от напряжения дрожит даже подбородок. Когда его осторожно проталкивают через единственное отверстие между передними столами, он молча, но покорно подходит к Уильяму. Руки, обнимающие рюкзак, сжимают его так крепко, что белеют костяшки пальцев.       Так не пойдет. Однако Уильям ничего не говорит ему; он берёт ручку, прикреплённую к длинному серебряному шнуру, чтобы расписаться на планшете с бумагой.       — Миссис Вудс, надеюсь, директор школы отнесётся серьёзно к данному происшествию?       — Конечно, — Маргарет складывает руки перед собой, в то время как Уильям заканчивает расписываться, откладывает ручку и затем слегка берёт Майкла за плечо, чтобы притянуть парня к себе поближе. — Мы проведём собрание со всеми родителями, как только прибудут оставшиеся несколько человек. Мы крайне серьёзно относимся к данному инциденту.       Уильям кивает, проводя большим пальцем по плечу Майкла и осматривая его. Уши сына полностью отведены назад и прижаты к голове, его хвост время от времени раздражённо подрагивает; Уильям тихо вздыхает. Это будет долгая и трудная пара дней, но ему всё же придётся с этим разобраться.       Он снова обращает своё внимание на Маргарет, и её неуверенная улыбка исчезает, как только она, без сомнения, замечает серьёзность в его взгляде.       — Тогда я надеюсь, что этого никогда больше не повторится. Для Старшей школы Харрикейна было бы крайне неприятно оказаться участником судебного процесса из-за того, что их единственный ученик-гибрид несправедливо подвергся нападкам со стороны других детей. Позаботьтесь о том, чтобы моему сыну никто и никогда более не причинил вреда.       — Отец. — голос Майкла низок, настолько тих, что его почти не слышно; он едва двигает губами, произнося каждый звук. Его глаза — широко раскрытые и испуганные, окружённые темными кругами — молча встречаются с глазами Уильяма, с написанной на лице мольбой.       Он просто хочет поехать домой, и Уильям не может винить его за это.       — Передайте директору, что я свяжусь с вами, если потребуется. — с этими словами Уильям приобнимает рукой Майкла за плечи и выводит его из офиса.       По дороге к машине ни один из них не произносит ни слова. Майкл забирается на заднее сидение, всё ещё крепко прижимая к себе рюкзак, и отпускает его лишь для того, чтобы пристегнуть ремень безопасности. Он выглядит хуже, чем сегодня утром; румянец на его щеках стал более заметен, отчего Уильям хмурится. Что бы ни говорил Майкл, что-то точно не так. Его сын явно болен.       Прежде чем начать разговор на актуальную тему, Уильям кладёт тыльную сторону ладони на лоб Майкла. Его кожа тёплая. Чересчур тёплая.       — У тебя жар.       — Я не чувствую его, — Майкл медленно ставит рюкзак между своими коленями, потирает ладони о джинсы и делает медленный, прерывистый вдох. — Прости, что им пришлось вызвать тебя в школу. Я не думал, что всё зайдёт так далеко. Обычно просто… Ну, знаешь. Люди болтают всякое.       Уильям откидывается назад на спинку сиденья и пристёгивается сам, аккуратно положив руки на руль автомобиля.       — Ты не виноват, Майкл.       — Ну, открыв на них свой рот, я не шибко помог разрешить эту ситуацию, — Майкл немного потирает синяк на лице, слегка морщась и опуская руку обратно на колени. — Я говорил им, что не стоило звонить тебе. Я бы не сказал, что уж прям так сильно пострадал.       — С их стороны это было правильным решением — сообщить мне о том, что произошло. Если бы они захотели, чтобы ты остался в школе, я бы всё равно наложил вето на подобное решение и приехал за тобой, — Уильям позволяет повиснуть тишине между ними, после чего вставляет ключ и заводит автомобиль. — Поехали. У тебя есть ещё почти целый день, чтобы заняться тем, чем хочешь. Что хочешь поделать?       Майкл не отвечает. Однако, когда он наконец это делает, Уильям не то чтобы удивлён, скорее разочарован.       — Просто хочу приехать домой и немного поспать.       — Хорошо. Отвезу тебя домой. Можем обсудить то, что произошло сегодня, после того, как отдохнёшь. — Уильям наблюдает, как уши Майкла снова подёргиваются, но всё равно остаются прижатыми к макушке на протяжении всей дороги до дома.       Да будет так. Разве может он сделать что-либо большее, если Майкл не хочет позволить ему себе помочь.