Shipwreck

Астарион пристально вглядывался в глаза-бусинки мелкого рыжего кобольда. Тот, по всем признакам, смотрел на него с ликующим ожиданием. По крайней мере, он так думал, поскольку выражение морды ящера было несколько двусмысленным. Насколько он знал, сейчас ему придётся попопеть. — Да! — воскликнул Поппер. — Ты вернуться! Хотеть вкусностей? У Поппера есть вкусности! Повторяющаяся песня стоящей неподалёку каллиопы придавала Цирку Последних Дней необходимую атмосферу. Красочно неорганизованный, слегка угрожающий и раздражающе праздничный — всё в одном. Но кобольд, торгующий барахлом, был совсем другим — от его ожерелья из зубов и когтей до раскрашенной шляпы-поркпай, которая едва держалась на кривых рожках. При других обстоятельствах Астарион бы мог назвать его почти милым, если бы за день до этого не отобрал у него отрубленную руку в рваном клоунском манжете. Хальсин выглядел не менее обеспокоенным, рассматривая содержимое магазина Поппера. Немного мусора, несколько побрякушек, явно подобранных во время гастролей цирка, и странный ассортимент из чешуи, шкур и других высушенных частей животных. В этот момент друид забеспокоился, что в представлении кобольда «вкусности» — это что-то близкое к собачьей жвачке из сыромятной кожи, но только… не пойми, из чего изготовленной. Астарион же был просто счастлив, что ни Лаэзель, ни Шэдоухарт не было рядом, чтобы напомнить ему о том последнем разе с рагу… из кобольдов в «Бараньей голове». В мыслях уже почти зазвучал голос гитьянки… Нахмурившийся Хальсин пощёлкал пальцами, тем самым вернув внимание вампирского отродья к прыгающему мелкому ящеру, который, со всей своей харизматичностью, пытался продать им поводок, выглядевший так, словно его сделали из старой ковровой бахромы. — Я хочу спросить вас о вчерашнем дне, мистер… э-э-э… Поппер, — заявил он, в то время как маленький рыжий кобольд пытался продемонстрировать поводок, наматывая его на кончик своего хвоста и дёргая. — У вас была рука. Та, которая раньше принадлежала… — Капле! Хальсин кашлянул. — Да, Капле. Не могли бы вы рассказать нам, как она у вас оказалась? Поппер на мгновение растерялся, но затем оскалил зубастую ухмылку и ответил: — Капля уронил! Поппер поднял. Все товары Поппера раскупаются, потому что люди их роняют. Или забывают. Астарион усмехнулся, чем заслужил укоризненный взгляд друида. — Вы случайно не видели, кто именно заставил Каплю «уронить» руку? Кобольд задумался. — Нет, нет. Поппер никого не видел. Кругом темнота. Темнотааааа. Только слух. И запах. Хальсин напрягся и постарался сформулировать свой следующий вопрос как можно аккуратнее. — Хорошо. Что это был за звук, на что он был похож? И запах, он был сильным или слабым? — Дрожащий звук. Да. Очень высокий, плоть режет по кругу. Ням-ням, но мокрое. А потом вонь, как от протухших яиц. Как когда Поппер попробовал рыбу на слишком долго горевшем костре. Астарион моргнул. — Прости, но… ты хоть что-то понял? Хальсин выпрямился и посмотрел поверх головы кобольда на своего спутника-вампира с чувством минутной гордости. — Понимаю, что речь зверей природы тебе недоступна, но я думал, что в остальном ты умнее, друг мой. Загадки мелких, шустрых тварей и всё такое. — О, ха-ха, — саркастически ответили ему. — Просто скажи мне, что это должно означать, раз ты такой умный. Друид скрестил руки на груди. — Где в этом городе мы могли бы найти кого-то или что-то, умеющее обращаться с зазубренным ножом, предназначенным для разделки костей, у кого есть компоненты для неугасимого огня и кто источает слабый запах испорченной рыбы? — Ты серьёзно почерпнул всё это из «ням-ням, но мокрое»? — Также из осмотра руки прошлой ночью, да. — Отлично, — заявил Астарион с типичной ноткой беспокойства. — Тогда, похоже, нижние доки — наша следующая точка назначения. Не то чтобы я был удивлён. Просто мне это показалось, ну, не знаю, немного очевидным. Мы здесь, в цирке, и человек, которого мы больше всего подозреваем, опытный морской капер, собирается оставить нам сверкающую маркизу с надписью: «Смотрите сюда! Это точно был я! Это сделал я! Спускайтесь и забирайте свой приз!» Хальсин улыбнулся из-за чрезмерного переигрывания Астариона. — Нет. Судя по тому, что ты мне рассказал, наша добыча гораздо умнее и, за исключением, возможно, одной очевидной неувязки, которую сейчас пытается устранить, никогда не вызывала вокруг себя ни малейших подозрений. По крайней мере, не в глазах общественности. — Именно так. Так зачем же ему позволять кому-то оставлять следы прямо у причала? Это же глупо. — Нет, если только он не оставляет нам след к кому-то другому, достаточно близкому к нему, чтобы исчезли все сомнения. Ты же не думаешь, что Оливет лично убил бы клоуна? Не похоже на его… стиль. Астарион нахмурился, раздражённо скрежетнув зубами. — Пожалуйста, скажи мне, что нас не настраивают на какую-то нелепую гусиную охоту… Хальсин просто похлопал его по плечу и снова повернулся к Попперу, который, конечно же, внимательно следил за тем, о чём говорили эти двое. Он не совсем понимал, о чём идёт речь, но всегда знал, как выглядят мокрокожие, которые хотят получить то, чего у них нет. И это была его специальность! — Спасибо за уделённое время, мой драконоподобный друг. Но боюсь, что сегодня нам придётся попытать удачу в другом месте. Кобольд кивнул. — Ну что ж. Хотеть вкусностей?

***

Столовая была небольшой и скромной. Не грандиозный бальный зал с висячими люстрами и полом из слоновой кости, как это принято на больших торжествах, а комната, расположенная вдали от посторонних глаз, в которой дворянская семья могла бы вести конфиденциальные разговоры за ужином. Однако это не означало, что она не была до смешного роскошной, и Лирика не могла удержаться от рвотных позывов при воспоминаниях о ней. Ей вспомнилось время, когда гораздо более юная эльфийка сидела за столами, не похожими на этот. Или носила платья из фатина и шёлка, похожие на то, что было на ней сейчас. Они не обнажали её так, как это платье, с его резко выступающим боковым разрезом, идеально подходящим по размеру и форме к её левому шраму. Однако они всё равно обнажили её. Обнажили её перед холодными глазами хищников, рыскающих по окраинам аристократических владений, хотя тогда она считала себя слишком хитрой и отстранённой, чтобы стать жертвой их охоты. Какой же глупой была эта девушка. Грубо-утончённый вкус Касадора к формальной одежде также напомнил ей об Оливете. Похоже, он предпочитал те же богатые ткани и золотую вышивку, что и мастер-мореплаватель, но без более свободного покроя и драпировки пальто, которые носил её командир. Тем не менее, он был так же надменен, так же высокомерен и так же полон самодовольного ликования, потому что оно так же отражалось в каждом уголке его лица. Но не это удивило её больше всего. Что её действительно удивило и на несколько минут полностью заняло мысли, так это то, что Касадор Зарр, наделённый властью всемогущий бессмертный Повелитель вампиров из Врат Балдура… очень разочаровывал. Был… Вконец. Смехотворным. Жалким. Фигура, которая представлялась невероятно огромной в восприятии Астариона и в его рассказах о своей прошлой жизни, на деле оказалась невысоким щуплым мужчиной с некрасивой усмешкой, дебильными манерами и извращённо-вуайеристским поведением. Она почти ожидала, что он начнёт потирать ладони, рассказывая о своих планах мирового господства. Но где же та величественная и царственная фигура с развевающимся плащом и голосом, который звучал так громко, что сотрясал самые устои города? Где тот, кто возвышается над всеми его слабыми, подневольными отродьями? Она почти сразу приняла стоящее перед ней существо за очередного раба или приманку. Но тут Лирике пришла в голову неожиданная и невесёлая мысль. Почему она так удивилась, что жадный, эгоистичный, поработитель, погрязший в трясине унаследованного богатства, выглядел как-то не сильно… внушительно? Ведь правда же, что насильники в памяти жертв всегда выглядят больше, чем они есть на самом деле? Они обладают ничем незаслуженной и недостойной властью над теми, у кого её нет, только потому, что у них не было шансов против кого-то их же пресловутого размера? Именно поэтому, когда они оказывались на виду у других людей, то часто уползали прочь, слабые, какими и были всё это время. Солнечный свет, в данном случае, был тем, что не только образно раскрывал скрытую правду об их преступлениях, но и на самом деле полностью решал проблему. Тем не менее, этот мужчина, похоже, стал настоящим вампиром только потому, что какой-то заскучавший аристократ пожалел излишне драматичного неудачника с эксцентричными вкусами в декоре дома, а не потому, что тот свалил великого старейшину или древнего эльдриха. Касадор Зарр, насколько могла судить Лирика, был не столько грозным Кругом Смерти, сколько упорно пердящим облаком. Даже его голос вызывал у неё раздражение. — Знаешь, — заговорил он. — Когда Айлиль рассказал мне о тебе, я подумал, что он преувеличивает. Но должен признать, у него хороший вкус. Наверное, мне следовало этого ожидать, раз он занимает такое положение. Тебе должно быть приятно, что ты «та, которой удалось сбежать». — Он рассмеялся собственной шутке. Она ничего не ответила. Вместо этого она продолжала смотреть на фарфоровую тарелку, поставленную перед ней. Та была старая, почти не использованная, но со сколами по краям. Затем она посмотрела на кубок, наполненный красным вином. От бокала исходил затхлый запах с кислым привкусом уксуса. Пыль покрывала дно бокала, как будто его наспех протёрли, но так и не вымыли. Не дождавшись ответа, Касадор раздражённо заскрёб острыми ногтями по скатерти, едва не разорвав хрупкие нити. Она услышала, как он намеренно сделал резкий вдох. — Ну-ну. Незачем вести себя, как неблагодарная маленькая шлюшка. Ты охотно пользовалась этим ртом, ублажая моего непутёвого мальчишку во время его истерик, но ты даже не научилась нескольким приличным манерам за столом с его хозяином? Какие же вы оба бессовестные выродки! Под столом она сняла одну из выданных ей совершенно неудобных туфель, чтобы пройтись пальцами по ковру. Его недавно залатали, и не очень хорошо. Однако пол под ним был деревянным, а не каменным, как она опасалась. Пыль поднялась в воздух, когда она прошлась каблуком. К сожалению, туфля упала, и она была вынуждена прикрыть звук ответом. — Ваши оскорбления столь же устрашающи, как и ваша посуда, лорд. — Она язвительно выпятила верхнюю губу. — Если вы желаете оскорбить пирата, боюсь, вам придётся прибегнуть к более действенным методам, чем оскорбление. Что будет следующим? Блудница? Распутница? — Ах, да. — Он наклонился вперёд. — Я знаю, что этой ночью в моём обществе будет предатель. О чьём коварстве ходят легенды от островов Муншае до Побережья Мечей! Однако я считаю это восхитительным угощением. Твой бывший любовник весьма изобретателен. Взять под своё крыло и затащить в свою постель изящного морского капитана. Бесстрашную мореплавательницу с рыжими волосами, которые на ветру превращаются в бурю. А затем настроить её против торгового флота. Она совершает набеги на конвои, идущие с островов с товарами, направляющимися к Вратам Балдура, пока он в это время поднимается по служебной лестнице торговых гильдий, обещая остановить этот ужас в открытом море. И когда, наконец, достигает высшей должности в политике Дома и его назначают адмиралом Аргентаамна, он гарантирует безопасность и престиж собственного флота, обращая его против конкурентов. Шрам на груди начал болеть: его раздражало постоянное трение о декоративную отделку платья. Слова не были совсем уж неправдой, и она почувствовала, как внутри защемило от старых воспоминаний. Но они были не совсем точны. Пусть и с ошибками, но голос Оливета отозвался в её голове сквозь пару пожелтевших клыков. — Тогда объясни мне, — промурлыкал он. Этот звук выбесил сильнее из-за пронзительного голоса Касадора. — Как ты получила такое прозвище, как «Сикс-Телл» Темалир? Кажется, за ним скрывается интересная история. Оливет не ответил, когда я его спросил. Лирика, наконец, подняла голову, но лишь настолько, чтобы встретить взгляд повелителя вампиров с выражением безразличия и презрения. — Ты знаешь, что такое «телль», Касадор? — вежливо спросила она. — Чего? — он наклонил голову и поджал губы, явно не заинтересованный в том, чтобы продолжать развивать эту тему. — «Телль», — продолжила она. — Поскольку они есть у каждого — маленькие безобидные привычки, которые приобретаются то тут, то там. Совершенно бессознательно. Лёгкое подёргивание. То, как произносится то или иное слово. То, что ты делаешь со своими руками, когда нервничаешь. Они укоренены, вырезаны в твоей психике… как… как шрам. Большинство людей даже не подозревают, что они у них есть, и это делает их бесценными. Даже лучше, чем пиратские сокровища. Потому что они выдают тебя. Они выдают тебя каждый раз. Старший вампир насмешливо хмыкнул. — Понятно. Дай угадаю, именно это, по-твоему, ты и открыла во мне? Что у меня есть «телль»? Она улыбнулась, милой, нежной улыбкой, слегка наморщив нос. — Что у тебя их шесть.

***

Астарион тихонько притаился вдоль стены, выходящей на нижний причал главной городской пристани. Сейчас была ещё середина утра, и на причале было много рыбаков, выгружающих улов, и торговцев, проверяющих грузовые контейнеры. Поскольку Астарион и Хальсин гораздо лучше умели передвигаться, не привлекая к себе лишнего внимания, они решили, что вампир должен идти впереди, оставив другого прогуливаться по верхней стене. По словам Астариона, эльфийский друид с телосложением, как у лесного быка, гарантирует, что абсолютно все запомнят, что они здесь были и зачем. Хальсин нехотя согласился. После того, как они перекинулись парой слов на территории цирка, Хальсин большую часть пути в Нижний город также потратил на то, чтобы расспросить Астариона о его планах. Если след от руки Капли до рынка был подстроен, то всё, что хоть в малейшей степени было открыто, должно было вызывать подозрение. Астарион с этим согласился, хотя и не собирался раскрывать свой план. Он не стал предлагать друиду конкретики, но, по правде говоря, вампира совершенно не интересовали художественно выставленные части тела, которыми разбрасывались Орин и её ученики. Он уже встречал множество таких же, как она, маниакальных фанатиков. Больше всего ей нравилось то, что она делала, — привлечение внимания и шок. Она обожала, когда на неё смотрят со страхом и отвращением. Именно это делало её самой счастливой в вопросах веры. Его же, напротив, интересовала та адептка, которая не испытывала никакого влечения к свету, да и вообще к богам. Собственно, именно эту часть своей теории Астарион и скрыл от Хальсина. Орин Красная была слугой Баала, божества, которое упивалось убийствами. Но не просто как безумная забава из плохо написанного копеечного ужастика, а чаще как сделка, в которой жизни и души становились валютой, на которую обменивалась сила. Орин сделала то, что сделала, — жестоко и сверх меры, — чтобы намеренно выставить напоказ свои таланты и привлечь внимание Баала. Но как быть с действительно выдающимся убийцей, который, по его мнению, довёл своё ремесло до такого совершенства, что привлёк внимание Баала ненароком? Практик, которого преследует божество, а не наоборот. Именно поэтому Оливета Ингена Айлиля было невозможно разоблачить. Неожиданный окрик заставил Астариона на мгновение укрыться под низким карнизом, выступающим из причальной стены, но, убедившись, что никто не обращает на него внимания, он зашагал дальше. То тут, то там он обходил гружёных ящиками рабочих и их бухгалтеров, вглядываясь в названия кораблей, напечатанных вверху манифестов в их руках. Некоторые из них были явно кораблями Гильдии: «Султана», «Милашка Брайар», «Ревностная Виттория». Другие — «Халстарр», «Вивенхо» и «Арабис» — он узнал как иностранные торговые суда, временно привязанные для выполнения своих квот для Дома коллекционеров. Но вот, наконец, он стал проходить мимо ухоженных фонарных столбов с табличками, сообщающими о владениях флота Аргентаамна. Сперва шла «Урсула» — корабль с четырьмя огромными мачтами, украшенный развевающимися знаменами, но почти никогда не покидавший Врат Балдура. За исключением, конечно, фестивалей и речных парадов. Затем был «Кастор». В целом крепкий корабль, прослуживший в регулярной эксплуатации более двадцати лет. Но ни один из этих образцов не был тем, что, как знал Астарион, он должен найти в ближайшее время. Хальсин уже нервно вышагивал по улицам, сверяясь с солнцем и наверняка обзывая его всеми эльфийскими именами. Но хитрый вампир просто шёл, высоко подняв голову и уверенно держась на ногах, словно имел полное право идти по длинному пирсу к Дому Королевы Воды с распахнутым на ветру жакетом. Он, конечно, не обращал внимания на пение жриц и ничего не говорил усталым морякам, подходившим отдать дань уважения в надежде на новое благополучное плавание. Астариону нужна была только одна вещь, и она стояла на якоре всего в нескольких сотнях метров от гавани. Три мачты. Корпус из красного дерева, вырезанный из старовозрастной древесины Высокого леса. Фигура кракена в спиральном панцире, перекинувшего щупальца через борт. И белые паруса, очищенные от украшавших их когда-то синих виноградных лоз. «Бельютер». Её корабль.