the language of love: bittersweet memories

— Я вам точно не помешаю? — уточняет в очередной раз Сетбёль, когда они укладывают велики в кусты, чтобы дальше идти пешком. — Может, вы хотели побыть наедине? — Если бы мы не хотели никого звать, то не позвали бы, — выгибает одну бровь Чанбин, прикрывая их велосипеды ветками. Вроде как, где-то на горе есть заброшенный маяк. Непонятно, зачем кому-то понадобилось построить его посреди леса вдали от моря. Всю дорогу до тропы Катрин тарахтела о легендах, которых начиталась в интернете. Одна из них гласит, что раньше, эта территория была под водой, и маяк указывал путь кораблям. Теоретически, это возможно, но не факт, что верно. Вторая легенда рассказывает о том, что маяк служил темницей для прекрасной девушки, которую мать хотела уберечь от неравного брака со стариком, заточив дочь здесь. Это уже попахивает сказкой о Рапунцель, и достоверность тоже весьма маловероятна. Ещё одна байка говорит, что это была обычная сторожевая башня, которую взгромоздила местная шайка разбойников, чтобы отслеживать передвижение торговцев. Вид с горы открывается впечатляющий, поэтому в эту историю Сетбёль ещё может поверить. Было ещё несколько слухов про предназначение маяка, но они не такие интересные, как теория, что маяк служил ориентиром для заплутавших душ, скитающихся по земле в поисках покоя. По этой легенде именно здесь они находили своё успокоение. — Нам ещё далеко? — устало выдыхает Сетбёль, на пару секунд останавливаясь, чтобы перевести дух. Ноги уже порядком гудят, а бок периодически покалывает. Они уже достаточно высоко поднялись, чтобы Бёль почувствовала перепад давления, и теперь её немного клонит к земле, что даже торчащие из-под пожухлой листвы корни спящих деревьев кажутся довольно привлекательными для привала. Наверное, летом и в середине осени здесь невероятно красиво. Сейчас уже почти все листья опали, а те, что ещё кое-как держатся на ветвях, одиноко покачиваются на ветру, играя с солнечными зайчиками в пинг-понг. — Почти пришли, — успокаивает её Кэт, оборачиваясь. — Давай, возле маяка отдохнём, — она манит Сетбёль рукой, а у той в животе начинает урчать от одной лишь мысли, что Чанбин всё это время несёт корзину с перекусом. Ещё каких-то сто метров и за деревьями мелькает что-то, явно возведённое руками человека. Среди серых стволов засыпающих в преддверии зимы деревьев, мелькает коричневая каменная кладка. Фундамент на полтора метра покрылся мхом, а верхушка маяка пирамидальным сводом подпирает голубую вуаль чистого неба. Кажется, что если сейчас из-за соседней вершины появится облако, то оно непременно зацепится об острый пик на котором, похоже, раньше развивался флаг. Деревья в этом месте стоят слишком часто, чтобы маяк можно было использовать как наблюдательный пункт. Разве что, следить за последним лучом солнца, исчезающим в расщелине между двумя склонами — кажется, именно там запад. Деревянная дверь, ведущая внутрь маяка, завалена камнями. Чанбин уже было собирается убрать один из них, но Кэт просит его этого не делать. Жаль, конечно, что они не попадут внутрь — там ведь может храниться много всего интересного. Но пусть всё остаётся так, как есть. Вдруг башня всё же служит маяком для забредших душ — не стоит нарушить их покой. — Сторожевые башни, обычно, на возвышенностях строили. Но не в лесу, — Чанбин запрокидывает голову, чтобы взглянуть на верхнюю площадку, где, возможно, на полу валяются разбитые зеркала, под потолком птицы вьют свои гнёзда, а трухлявая мебель покрыта толстенным слоем столетней пыли. Ребята располагаются на поляне перед сооружением, умостившись на тоненький плед, который Чанбин тоже принёс с собой. Сендвичи совсем простые — хлеб, ветчина, сыр, салатный лист и майонез, который Бёль не ест в обычной жизни, но сейчас совершенно нет разницы, чем набить желудок, прежде чем спуститься к подножью горы и сесть обратно на велики. Эти бутерброды кажутся самым вкусным, что она ела. — Может, раньше тут была равнина? — предполагает Катрин, откусывая сочный кусок ароматного огурца, который никто даже не разрезал на ломтики. — Рельеф же меняется. Тектонические плиты движутся и всё такое. — Может, — соглашается Чанбин, но по его голосу слышно, что он всё же сомневается в подобной причине. — Я бы скорее подумал, что это логово разбойников. — Может, там внутри до сих пор их сокровища? — в шутку бросает Сетбёль, но во взгляде Чанбина читается одобрение. — Думаю, что крупные ценности, если они там вообще были, уже давно растащили, — абсолютно серьёзно продолжает он, дальше развивая теорию с разбойниками. — Но могли где-то заваляться монеты или старые карты. — Оружие, — дополняет Кэт. — Оружие тоже может быть, — кивает он. — Ножи, например. Или книги. — Так может, выломаем дверь? — без задней мысли произносит Бёль, и Чанбин запихивает в рот остатки сэндвича, стряхивая с пальцев крошки: — Да, — бубнит он. — Раз пришли, давайте проверим. Он резко поднимается на ноги и уже собирается подойти к замурованному входу, как Катрин успевает перехватить его руку, останавливая. — Бин, давай не будем вандалами? — мягко произносит она, сплетая их пальцы. — Пусть это место остаётся нетронутым. Катрин, с её бирюзовыми волосами, заплетёнными в две французские косички, в мягком свитере с высоким горлом нежно-персикового цвета и лёгким румянцем на щеках похожа на лесную нимфу или фейри, оберегающую здешние земли. Чанбин не сопротивляется её воле, опускаясь обратно на плед и получая ягодку винограда, которую Кэт заботливо кладёт ему в рот, как бы награждая за благоразумие. За ними так приятно наблюдать со стороны: счастливые и влюблённые по уши. Сетбёль даже не раздражает, когда они время от времени обмениваются мимолётными поцелуями. Хочется также ощущать бабочек в животе при каждой встрече. Скучать, если расстались на несколько часов, улыбаться, видя входящее сообщение напротив знакомой аватарки. А вместо этого Бёль ощущает себя старой тёткой с мужем пьяницей, что каждая минута расставания для неё как подарок. Сухо особо сильно не пьёт, но если уж дорвётся. В общем, обычно это заканчивается не весёлой пьяной игрой, а настоящим скандалом. До рукоприкладства не доходило пока, поэтому Бёль и не видела раньше в этом ничего такого. Но теперь ей кажется, что это лишь дело времени. Надо что-то делать, а страшно. Страшно остаться одной, ведь она не помнит, каково это — ощущение, что даже не знает. Все эти годы они были вместе — это стало рутиной. Оборвать все связи и выбросить на помойку их совместные годы, которые не все были пропитаны придирками, нежеланием секса и ссорами — очень сложно. Но мысли о том, что если Бёль сама это не прекратит, то на всю жизнь увязнет с ним в одном болоте, не даёт ей покоя. Она ведь уже увязла — настолько, что трясина подступает к горлу, и скоро нечем будет дышать. Цепь велосипеда поскрипывает как маленькая певчая птичка, отвлекая и не давая мерзким мыслям окончательно укорениться подкоркой. Чудесная прогулка в компании Чанбина и Кэт подходит к своему завершению, и они уже катят велосипеды к домику, обсуждая дохлого ужа, которого встретили десятью минутами ранее. Чанбин утверждает, что он умер, а Кэт говорит, что он впал в спячку. Их перебранка похожа на ссору милых кроликов, и Сетбёль не может сдержать улыбки, совершенно не думая о собственных рушащихся отношениях. Маяк в лесу, похоже, выстоял не одно столетие. Так почему некоторые людские отношения не могут выдержать несколько десятилетий? Наверное, потому что всеми забытую башню давно оставили в покое, позволяя ей обрастать уютным мхом и не будоража, вламываясь в самое нутро. Кажется, Бёль пора вознести свою кирпичную стену — защитить себя и своё будущее. Не факт, что будет легко — она понимает это. Но разве может стать хуже, чем есть уже сейчас? Может, когда-то и её крепкие стены тоже покроются заботливым мхом — как знать. Время близится к обеду, и, поставив велики обратно в сарай, ребята идут к беседке, где уже собрались все остальные. Из еды у них остатки вчерашнего барбекю, лениво порезанные овощи и пиво, которое Феликс уже распивает во всю, не дождавшись вечерних посиделок. Нари о чём-то спорит с Хёнджином, а Дана, как и следовало ожидать, сидит рядом с Джисоном, с открытым ртом слушая его рассказ про один из концертов, когда Сынмин припёрся с кучей засосов на шее, которые чудом удалось скрыть. — Как поездка? — Нари охотно отводит внимание от Хёнджина, не дослушав его на полуслове. Она уже выглядит более бодрой, чем утром — даже голову помыла. — Нашли, что искали? — Нашли, — гордо заявляет Кэт, усаживаясь на свободное кресло. — Зря вы не поехали, в горах просто чудесно. — Мы приехали отдыхать, а не заниматься треккингом, — цокает Феликс, делая глоток пива. — Пара часов на свежем воздухе пошла бы тебе на пользу. Что толку от выпивки? — Чанбин кивает на банку в его руке, и на лице Феликса появляется кислая гримаса: — Воздуха и тут полно, — закатывает глаза он, приподнимая банку. — А это мой отдых. Каждый отдыхает по своему, и кажется Ли Феликс предпочитает пассивный вариант — его нельзя за это судить. Многочасовые тренировки с дикой физической активностью, вечные перелёты и бесконечные концерты — выматывают не на шутку. Если он получает удовольствие от ничего неделания с банкой пива в руках, то он имеет на это полное право. — Еда ещё осталась? — Сетбёль с надеждой поднимает одну из салфеток, которой прикрыто несколько кусочков обжаренной говяжьей вырезки. — Кое-кто хотел всё съесть, — противно тянет Нари, бросая на Хёнджина многозначительный взгляд. — Да там есть нечего, — оправдывается он. — Тут Чанбину на один зубок. Нари уже раскрывает рот, чтобы что-то сказать, как Чанбин останавливает её, вставая из-за стола: — Я заварю себе рамён, — пресекает их перебранку на корню. — Кто-то ещё будет? — он окидывает взглядом сидящих. — Я у тебя чуть-чуть украду, — Кэт поднимает указательный палец вверх. — Знаю я твоё «украду». Съешь всё и не моргнёшь, — усмехается он. — Не правда! — насупивается она, но вместо каких-то колких слов получает лишь поцелуй в лоб. — Во что сегодня будем играть? — Дана нетерпеливо ёрзает на скамейке, как бы случайно задевая бедро Джисона своим. — Может «десять вопросов, чтобы влюбиться»? — предлагает она, почему-то глядя в упор на сидящую напротив Сетбёль. — В кого влюбиться? — едкая усмешка слетает с губ Хёнджина. — В тебя, что ли? Приторная улыбочка испаряется с лица Даны, как и утреннее похмелье у всех присутствующих. Кроме Феликса — он уже активно зарабатывает новое. — Хён, зачем так грубо? — Джисон неодобрительно смотрит на него, а Сетбёль чувствует неприятное потягивание под ложечкой. — Ну, а чего она ерунду предлагает, — как будто даже обиженно отвечает Хёнджин, случайно сталкиваясь взглядами с Сетбёль. — Я не прав? — вскидывает брови вверх, как бы ища поддержки у Бёль, но на самом деле подавая ей знак, который понятен лишь им двоим и кричащий «не щёлкай варежкой, а то из-под носа уведут». — У меня есть Уно, — вмешивается Феликс, и все переключаются на обсуждение правил, пока Хёнджин до последнего буравит Бёль взглядом. Она первая разрывает этот контакт, чувствуя всё же какую-то неловкость за вчерашний вечер. Не стоило с ним разговаривать, определённо не стоило. И пока все оживлённо обсуждают планы на остаток дня, Сетбёль с Кэт опустошают тарелки с оставленной для них едой. Внезапно мобильник, который Сетбёль по привычке вынула из кармана и положила на стол, начинает вибрировать, и Бёль вздрагивает от неожиданности, глядя на незнакомый номер. — Алло? — снимает трубку она, слыша в ответ незнакомый голос. — Это Чон Сетбёль? — А кто спрашивает? — всегда, когда незнакомцы называют полным именем, вводит её в ступор. — Вы опекун Ким Сухо? В горле резко встаёт неприятный ком, который Сетбёль не в силах сглотнуть. — Да, — её голос ломается даже на коротких звуках. Спросить, что случилось, уже нет сил. Ещё ни разу ей никто не звонил и не просил подтвердить опекунство. За все те годы, что они с Сухо вместе, и что он участвует в дурацких гонках, её номер стоит у него в телефоне на быстром наборе на случай чепэ. И, к сожалению, Сетбёль уже сейчас может предположить, какое чепэ могло произойти с её горе-парнем. — Господин Ким Сухо попал в автоаварию. Вы должны приехать и подписать за него бумаги. Услышанные слова холодят кровь в жилах. Сразу становится так стыдно, что весь сегодняшний день Сетбёль мусолила мысли о их расставании. Последние месяцы они часто ругались, мало проводили времени вместе и совсем не говорили друг другу слова любви. А теперь с Сухо непонятно что, и Бёль чувствует вину, что вместо того, чтобы поехать поддержать его на гонки, она всё чаще предпочитает побыть наедине. Может, откажись она от этой дурацкой поездки, то с ним бы ничего не случилось? Может, тогда бы Хан Джисон не смог окончательно пробраться в её сердце?

***

— Тебе не обязательно было ехать, — Бёль усаживается поудобнее, сжимая в руке телефон. Вдруг ей ещё раз позвонят? Вдруг состояние Сухо станет критическим. Доктор не уточнил, что с ним. Сказал лишь, что Бёль как опекун должна приехать и поставить свои подписи. На посторонние вопросы он отказался отвечать, бросив лишь дежурное «в госпитале вам всё объяснят». — Пиво почти закончилось, я всё равно собирался до ближайшей заправки, — Хёнджин выруливает на просёлочную дорогу, не поворачивая взгляда на Сетбёль. — Или ты хотела, чтобы Джисон тебя подкинул? — Нет, только не он, — тяжело выдыхает она, откидывая голову на подголовник. Он ведь отчасти виновен в её плачевном состоянии — им сейчас лучше не оставаться наедине. — Бесишься? — Хёнджин выглядит равнодушным, но если бы ему было плевать, то вряд ли бы он продолжал их неловкий диалог. — Из-за чего? — трезвая Сетбёль более осторожная, чем под градусом. Если Хван думает, что сейчас ему так же ловко удастся манипулировать её словами, то его ждёт облом. — Ты мне скажи. — Я не хочу это обсуждать, — закатывает глаза Бёль, отворачиваясь к окну. — Что именно? — Хёнджин бросает мимолётный взгляд на пассажирское сиденье, не получая никакой реакции. — То, что Дана всё же вешается на шею Джисона, как я и говорил? Или что из-за своего парня ты вынуждена оставить их наедине? Чёрт, какой же он пронырливый хорёк — так точно подобрать слова надо ещё уметь, но у него это выходит практически виртуозно. — Думаешь, что всё знаешь? — Бёль решает, что лучше расставить все точки прямо сейчас, чем позволять Хёнджину и дальше учить её жизни. — Думаешь, что уже раскусил меня? Или что я сейчас выверну перед тобой душу наизнанку? — она видит лёгкую усмешку на его лице, и это бесит ещё сильнее. — Мы с тобой в первый раз встретились. Если ты айдол, то это ещё не значит, что я буду терпеть твои подколы. Или что ты вообще в свои слова вкладываешь? — она действительно не понимает, к чему вся эта его заинтересованность её личной жизнью. — Не знаю, что там тебе показалось, но забудь об этом. У меня есть парень. И если Джисону нравится, что Дана висит у него на шее, то мне до этого нет никакого дела. Тебе ясно? — А тебе ясно? Или всё же ты запуталась? — ловко парирует он, чем ужасно выводит из себя. — Айщ, как же ты бесишь, — цокает она, снова отворачиваясь. Слева раздаётся едкая усмешка: — Ты запуталась, — твердит он. — Не запуталась. — Да брось. Ты можешь сколько угодно пытаться убедить себя в том, что ничего между вами не происходит. Но я слишком давно знаю Джисона. Так что лучше не отказывайся от советов его близкого друга. Да что этот чёрт о себе вообще возомнил? Легко учить других жизни — самому жить жизнь намного сложнее. Хотя Сетбёль практически не знает Хёнджина. Может, он счастлив в своих тайных отношениях? Но он такая язва, что Бёль сочувствует этой несчастной. Теперь ей абсолютно понятно, почему Нари его заклято ненавидит. — Мне нет никакого дела до Джисона и Даны. Проехали это, — она пытается пресечь этот разговор, пусть и не на корню, но хотя бы обрубить завязывающееся соцветие. — Ты хоть сама своим словам веришь? — Хёнджин заводится не на шутку. Складывается ощущение, что он сейчас сетует о любимой паре из сериала, который он смотрит по четвергам в восемь вечера. Да какая ему, господи, разница? — Верю, — твёрдо отрезает она, снова поворачиваясь на Хёнжина, чтобы он убедился в её словах. …или она сама для начала должна в них убедиться? — А я не верю, — ему что в лоб, что по лбу. Какой же упёртый баран. — Ну и не верь, мне то что с этого, — ядовито скалится она, скрещивая руки под грудью. Наконец-то он заткнулся. Сетбёль ждёт секунду, другу, пятую, десятую — тишина. Кажется это её первая победа — жаль, что шампанского нет, и хорошо, что вся текила уже выветрилась. — А Джисону поверишь? — неожиданно подаёт голос он. — В каком это смысле? — не понимает Сетбёль. — Ну, если Джисон подойдёт и скажет тебе «крошка, мне кажется или я тебе нравлюсь?», что ответишь? Господи, Сетбёль уже жалеет, что всё же не согласилась на предложение Джисона сесть за руль. Или у неё и выбора-то особо не было? Хёнджин настоял на том, чтобы поехать за выпивкой. Но ощущение, что он это сделал только ради того, чтобы накапать Бёль на мозги. — Фу, какая ещё «крошка», — морщится она. — А что? Вполне в стиле человека, который на полном серьёзе использует слово «свэг» в обычной жизни, — пожимает плечами Хёнджин, уже выезжая с просёлочной дороги на трассу. — Что-то не слышала от него такого. — А вы много общались? — удивляется он, даже поворачивая голову на Сетбёль, ведь прежде смотрел практически всегда лишь на дорогу. — Ну-у-у, — она задумывается. Для пары недель они действительно успели провести достаточно времени вместе. Ночевали под одной крышей, съездили к побережью, катались на канатке, поцеловались. Последний пункт портит всё то, что Бёль могла бы назвать дружбой. — Да, немало. — Да ты точно ему нравишься, раз он от этой херни даже отказался. Не хочет показаться перед тобой идиотом, — смеётся Хёнджини, и что самое страшное — вполне искренне. — Прекрати. Я ему не нравлюсь. Они с Даной ночью гуляли около озера, пока ты пьяный мне язык заговаривал. Ну всё же очевидно: Дане нравится Джисон, Джисон не против женского внимания и, кажется, не против самой Даны. Мнения Сетбёль, естественно, никто не собирается спрашивать. А если даже — вдруг — спросят, она ответит, что Хан Джисон волен общаться и встречаться с кем захочет. Они с Бёль друг для друга лишь приятели — другого и быть не может. …это ранит, но это правда. — Ой, ну давай теперь я буду виноватым, что они там по кустам ночью таскались, — раздражённо цокает Хёнджин, бросая на Бёль недовольный взгляд. — Ты не виноват, и Дана не виновата, и Джисон не виноват, — из её рта льётся поток слов, а из груди выплёскивается то, что бурлило всё это время. — Тут только я виновата, доволен? Нравится ли мне Джисон? Возможно. Нравлюсь ли я ему? Не знаю, но и знать не хочу. У меня есть парень, мы давно в отношениях и сейчас он в больнице в непонятно каком состоянии. Я вся на нервах из-за этого, а ты — настоящий садист. Теперь доволен? Она всё это буквально выплёвывает на него, ожидая получить в ответ победный смешок или вязкую улыбку. Но Хёнджин спокоен как удав, чем очень удивляет Сетбёль. — Вполне. — Так зачем мучаешь меня? — обессиленно спрашивает она, чувствуя, как накал их диалога только что прошёл, а напряжение в салоне резко начало спадать. Хёнджин переводит дыхание, будто собирая мысли в кучу, а затем спокойно произносит: — Потому что я уже видел, как одна такая же блондинка-идиотка бегала от своих чувств, вредя в первую очередь самой себе.