Новая модель

Мораль для нас в этой ванили гитарной - Номер один никогда не сможет быть парой. Всё что могу тебе я дать - это пустое место, Пустое место в моём одиноком сердце! Johnyboy, Одинокий Нью-Йорк©

Пятнадцать дней. С самого начала они знали, что у них есть только пятнадцать дней, потом Кристине нужно будет вернуться в Лион, чтобы сдать в своём университете ещё два экзамена, защитить пройденную практику, а там и новый семестр начнётся. Знали, но не обсудили, что будет дальше: ни всерьёз, ни в шутку, ни иносказательными полунамёками, не поговорили о том, кто они друг другу. Точно как когда-то в школе. Они просто были. Без статуса и озвученного будущего. Не казалось нужным что-то обсуждать, не возникало мысли об этом. Но сейчас, когда настал последний день и неумолимо тёк к своему завершению, перешагнул уже обеденную отметку, такая необходимость появилась. Вопросы и слова повисли над ними грозовым облаком, делая воздух разряженным и тугим. Но они лежали в постели и молчали. Кристина смотрела в потолок, и он не казался сейчас белоснежным и высоким, он давил. Она не хотела уезжать, но понимала, что должна. Пришло время покинуть сказку, где чувства на разрыв и из окна видно Эйфелеву башню, и вернуться в свой мир, в свою жизнь, в которой у неё всё отлично, в которой есть всё: семья, друзья, учёба, увлечения, планы. Но нет Его. И одно это «нет» обдавало серостью всё прочее. Она, которая всегда была современной и независимой, хотела выучиться и реализоваться в профессии, сейчас готова была бросить всё, остаться и рожать ему детей, если попросит. Да хоть завтра! Троих! И неважно, что это невозможно. Но он не просил. И это, конечно, правильно. Она должна уехать сейчас. Просто бы знать, что ещё что-то будет, что они не потеряются. Она больше не хотела его терять, не могла, сама мысль об этом причиняла боль и вызывала протест сроднившейся с ним, подсевшей на него души. Но как заговорить об этом, как подобрать слова? Они никогда не обсуждали то, кем являются друг для друга, никто из них ни разу не говорил о своих чувствах. Кристина не хотела говорить «люблю», но хотела, чтобы он больше никогда не исчезал, чтобы рядом или на расстоянии, но был частью её жизни, солнечной нитью, пересекающей дни. Джерри и видел, и чувствовал, что Кристина о чём-то молчит, но делал вид, что не замечает этого и не облегчал её муку. Не нужно ничего обсуждать, это только всё усложнит. Минута за минутой время бежало вперед – неумолимо, жестоко и безразлично. И в конце концов Кристина заговорила: - Джерри, я сегодня уезжаю домой, - взглядом скользила по потолку. Она не составляла в голове план разговора, просто нужно было как-то начать. - Я знаю, помню. - И что будет дальше? Джерри повернул голову, посмотрел на неё внимательно и серьёзно и спросил в ответ: - Кристина, ты хочешь, чтобы я попросил тебя быть моей девушкой? - Я бы была не против. - Я тоже. – Джерри сел. – Но для этого сейчас совершенно неподходящее время. Ты сегодня вернёшься в Лион и будешь занята учёбой, и это правильно, это твоя жизнь. А у меня совсем скоро начнётся работа, у меня новый этап в жизни – выход на американский рынок, я тоже буду несвободен и не смогу вырваться в любой момент. - Да, ты прав, - покивала девушка и также села. – У тебя своя жизнь, у меня своя. Я в Лионе, ты в Париже и во всём мире… Это неудобно. Но мы можем поддерживать связь? – посмотрела на Джерри. - Меня по-прежнему нет ни в одной соцсети, - он виновато улыбнулся. - А по телефону? Дашь свой номер? - Это не имеет смысла, я часто меняю номера, - врал. – Но ты можешь дать свой. Джерри вырвал из блокнота листок и протянул Кристине вместе с ручкой: - Лучше так. Чтобы не получилось как в прошлый раз. Он снова улыбался, и Кристина улыбнулась в ответ, только губами, взяла предложенные вещи. Джерри опустил глаза, смотря на цифры, появляющиеся из-под её руки. У неё остался прежний номер. - Заходи в гости, если будешь в Париже, - произнёс он, когда Кристина закончила и подняла голову, - адрес у меня останется этот же. И я зайду, если окажусь в Лионе. Джерри был готов к тому, что Кристина пошлёт его за такое предложение. Так было бы даже лучше – проще. Но она не послала. Она дописала к телефону свой новый адрес и сказала: - Позвони заранее, чтобы я отправила куда-нибудь соседку. - Обязательно. Кристина помолчала, кусая губы, и попросила: - Не исчезай больше. Мне тебя не хватало. - Не исчезну, - усмехнулся и широко заулыбался Джерри, обесценивая её искреннюю серьёзность и нотки затаённой горечи в глазах. – Если захочешь меня увидеть: вбей в поисковик моё имя и узнаешь, что сейчас происходит в моей жизни. Поезд, в котором Кристина должна была отправиться домой, отходил в восемь часов вечера и шестнадцать минут. Джерри не поехал с ней на вокзал, а провёл только до дверей своей квартиры. Не нужно лишних сантиментов и соблазнов. Эти пятнадцать дней стали сказкой, прекрасной песней. Но, как и всё прекрасное, эта история должна была окончиться резко, без послесловий. По-живому. - До встречи, - проговорила Кристина и невольно зацепилась взглядом за его губы, но не поцеловала, прекрасно помня о том, к чему приводят поцелуи, и чувствуя, что сейчас точно не удержится. Опоздает и останется. - Пока. До встречи. Закрыв за Кристиной, Джерри остался стоять спиной к двери, сжимая в ладони дверную ручку. Сейчас он впервые почувствовал себя по-настоящему живым, безукоризненно, потому что в груди болело то нематериальное, что делает человека человеком. Кажется, он любит. По-настоящему. Если альтер-личность вообще способна любить. Если у альтер-личности вообще есть душа. Сейчас он чувствовал, что есть, и она болела [совершенно иначе, чем болит что-либо другое, физическое], тянулась следом и разрывалась, кровоточа. Разрывалась та связь, которая незаметно стала столь же неосознанно необходима, как следующий вдох. Джерри не вспоминал Кристину на протяжении прошедших лет, не мог сказать, что испытывал к ней тогда, в школе, какие-то особые чувства. Она была для него такой же удобной, каким теперь был Гарри. Но за эти пятнадцать дней что-то изменилось, что-то изменилось в нём в тот самый момент, когда попросил поцелуй на прощание, а потом предложил ей остаться. И действительно хотел, чтобы она осталась, без мыслей «зачем?» и «почему?», просто этого просила душа – её присутствия. Эти пятнадцать дней, в которые, думал, будет мучиться от одиночества, негаданно стали самой яркой сказкой, счастливым раем только для двоих. С ней он был другим: улыбался искренне, шёл на поводу порыва, не думал о последствиях, пил, смеялся в голос от души, делал глупости и совершал красивые, но бессмысленные и даже рискованные для него самого поступки. С ней он был живым. И, если подумать, с ней, с Кристиной, так было всегда. С ней он напивался на лавочках в парках и скверах, не сильно заботясь о том, что Паскаль узнает, и будут проблемы. К ней он лазил в окно и прыгал из него же, со второго этажа, ещё и красовался, мол, для меня это пустяк и легко, и не думал о том, что может покалечиться, сломать себе что-то. А ведь запросто: это сейчас он тренированный, а тогда всё, что у него было, это абсолютно неспортивное тело мальчишки-подростка, в жизни ничем не занимавшегося, кости да кожа. И в том числе из-за неё продолжал и накалял войну с «элитой класса» и гордо терпел побои, исхитряясь всякий раз, чтобы выйти если не победителем, то не проигравшим, не сломленным. Ему бы и роль тихони и жертвы сгодилась, неважно, что о нём будут думать, главное, шкурку свою сохранить – но Кристина в него верила, видела в нём революционера и героя, и он хотел быть и был этим героем. И она так неумело и приятно жалела его, когда ему в очередной раз попадало. Получается, он полюбил её ещё тогда, случайно и непонятно для себя, влюбился в её голубые глаза, в их общение, в её отношение, в то, каким был с ней. Просто был слишком юным, чтобы это понять. Или дело в том, куда он на самом деле исчез, когда в новый понедельник не пришёл в школу и вообще больше не пришёл, покинул беззаботное детство. Хотел ли Джерри, чтобы Кристина осталась? Очень хотел, настолько, что не мог разжать пальцы и отпустить дверную ручку, вместе с которой отпустит её. И боялся, что Кристина захочет послать всё и остаться или вернётся – потому что был совершенно не уверен, что сумеет ей отказать. Ей и себе. Джерри однажды прочитал у одного автора, имени которого не запомнил: «Любовь – это Солнце, и каждый человек должен найти его в своей жизни, чтобы не сгинуть во тьме». Так вот, он нашёл своё Солнце. Но не мог его оставить. Кристина делала его сильнее, с ней он мог всё, превращался в сумасшедшего героя, который живёт одним днём, одной – настоящей секундой. Но эта сила делала его слабым. С Кристиной Джерри не думал о последствиях и не был осторожным, не думал о своём плане и о Них, он даже не думал о Томе. Он жил без оглядки и был счастливым, был настоящим. Джерри подарил себе эти пятнадцать дней света, но теперь должен был остановиться и погасить своё Солнце. Потому что некоторые вещи лучше делать в тени. Такова судьба крысы – быть во тьме. Даже если он на самом деле любит, это ничего меняет, Кристина не станет для него самой важной. Потому что его сердце уже занято. В отличие от Тома, который, думая о том, что Джерри где-то у него внутри, всегда имел в виду голову, Джерри носил его в сердце, он так чувствовал. И шрам на груди, безмолвно напоминающий о том, как Том к нему относится, был не в силах этого изменить. Ничего было не в силах. Что бы ни лежало на другой чаше весов, Том всё равно будет важнее. Джерри не мог с ним так поступить, не мог предать его и забыть – забить на него. Каков бы ни был выбор, Джерри всегда выберет Тома, осознано или нет - не столь важно, Джерри не дано этого узнать. Том – это по умолчанию. Младший братик, которого у него никогда не было. И Кристина была не той. Джерри подбирал людей, которых оставлял в своей жизни, с таким расчётом, чтобы они могли справиться с Томом и правильно [для них правильно] себя повести в ситуации, если появится он. Джерри был уверен в Бо, она не создаст проблем и станет для Тома проводником в его новую жизнь и помощником-подсказчиком, если, конечно, он догадается к ней обращаться. Он был уверен в Гарри, пусть его наличие станет для Тома глубочайшим шоком, в некотором смысле ему это будет даже полезно. Гарри хороший человек и очень понимающий, он не обидит Тома и позаботится о нём. Джерри даже был уверен в Карлосе – тот, хоть и напугает Тома своей неуёмной эмоциональностью и неиссякаемым желанием обниматься и прикасаться, но тоже точно не причинит вреда и не заподозрит дурного – правду. И в Чарли, своём агенте, Джерри был меньше, чем во всех остальных, но тоже уверен. В худшем случае он отвезёт Тома в клинику неврозов, решив, что он, Джерри, немножко тронулся головой на почве стресса тяжёлого рабочего графика. В клинике Тома прокапают успокоительными, и всё будет хорошо, ещё и расслабится. Если только Том не скажет правду и не перейдёт на более серьёзное лечение. Но он скорее умрёт, чем сделает это. Джерри был уверен в своём окружении, они не подведут. А Кристина другая, она едва ли справится с появлением Тома так, как это необходимо. Она – только для него, что и радостно, и печально, и отчасти фатально. Но даже если представить, что он наплевал на риск, Кристина осталась, и они живут вместе, счастливы, как долго может продлиться идиллия? Как это будет? Если Кристина будет рядом на постоянной основе, рано или поздно она начнёт задавать вопросы и приблизится к его тайне, и однажды Джерри может не отовраться. Джерри вообще не хотел ей лгать, впервые в жизни ему было неприятно это делать. Но разве он может не врать? Может. Но что это будет, если он расскажет правду – что он альтер-личность? Кристина попросту ему не поверит. А единственный способ доказать – съездить в центр и принести ей подтверждение своих слов. Но он его не принесёт, потому что его там и закроют. А если Кристина поверит, то, скорее всего, она по незнанию попытается помочь и отправить его лечиться, и история повторится. Нет даже одного процента вероятности, что она поверит, поймёт и примет его правду. Но если допустить эту вероятность, то как это будет, как они будут жить? Уж точно не так, как жили до этого. Совместными усилиями будут стараться сделать так, чтобы сон малыша-Тома был вечным? Будут вместе искать четырёх ублюдков, Кристина будет подавать ему патроны и помогать потом избавляться от тел? Сумасшествие какое-то. Это больше чем нереально. Так бывает только в романтических фильмах в духе «двое и их любовь против всех», которым Джерри не уделял внимания, но которых вдоволь, как и прочих, пересмотрел Том. Джерри не хотел такого помешательства. Не хотел давать Кристине место в своей жизни, пока не сможет дать ей гарантий и себе тоже заодно. А пока он их дать не мог. На той тренировке, когда подметил, что у него появилась девушка, Криц сказал одну вещь: «Женщинам на войне не место. Потому что, если Она будет рядом, ты будешь защищать не Родину или что-то другое, не себя, а её и очень быстро погибнешь. А если Она будет где-то там, ты пройдёшь ад и вернёшься, чтобы ещё раз её увидеть». Он был абсолютно прав. То, как Джерри забывал обо всём, в том числе о собственной безопасности рядом с Кристиной, служило ярким тому подтверждением. Джерри пройдёт свою войну и вернётся к ней свободным победителем, если всё сложится так, как в самых смелых планах, или не вернётся вовсе. И тогда у них будет «долго и счастливо» и прекрасная песня на повторе. Джерри отпустил дверную ручку, поставил чайник кипятиться и, сев за стол, закурил. А в своей съёмной квартирке сидела над телефоном, сжимая пальцы до белизны, Бо. Она хотела позвонить Джерри, а ещё лучше приехать, просто узнать, как он. Но не было повода. Бо ненавидела нерабочие периоды, пусть и получала и за них тоже зарплату, поскольку личная помощница всегда должна быть на подхвате, но её готовность сорваться в любой момент не пригождалась. Она бы предпочла без денег, но чтобы рядом, хоть мельком участвовать в его жизни. Неважно, что делать, она бы с радостью согласилась на любую просьбу: сходить за него за продуктами, привезти вина в четыре утра, даже убраться в квартире, как раз, она знала, Джерри так и не нанял постоянную прислугу. Просто чтобы видеть, что он в порядке, чтобы просто поговорить. Джерри ведь мог обращаться к ней по любому поводу, многие так делают со своими личными помощниками. Но Джерри никогда её не эксплуатировал, как только кончалась работа и необходимость её присутствия, телефон Бо замолкал. Она тоже должна была отдыхать, когда отдыхает он. А она маялась, сохла и считала дни до очередного рабочего рывка. Смотрела на его фотографии и даже в туалет ходила с телефоном. И прочёсывала интернет, изучая, что о нём пишут, не пишут ли чего, во что нужно вмешаться, и нет ли каких-то новостей. Как так получилось? Она же всегда была умницей. Телефон молчал уже два месяца. Бо гадала, чем Джерри сейчас занимается, где, с кем? Есть ли у него кто-то? И невольно задумывалась, как бы отреагировала, если бы он попросил её привезти презервативы. Это же она какая-то неправильная, что в свои двадцать пять ещё ни-ни и целовалась всего три раза. А он нормальный. Он красивый, умный, обаятельный, богатый и знаменитый. Он удивительный. Глупо было бы думать, что он до сих пор девственник. Наверняка у него кто-то есть, втайне, и Бо склонна была полагать, что это девушка, кто бы там и что о нём ни говорил. Ответ на этот вопрос прост – примчалась бы в ответ и на такую просьбу, и неважно, как защемит внутри, когда он закроет перед её носом дверь, чтобы вернуться к той, которая по-любому лучше её во всём. Бо изначально ни на что не претендовала, даже подумать об этом не могла, потому что невозможное – невозможно. Джерри нужна такая же, как он: красивая, успешная и совершенная. А ей нечего предложить, кроме ума и собачьей преданности. Ей бы просто знать, что он жив, здоров и счастлив. Просто участвовать в его жизни и разговаривать. Это не больно, видеть его и знать, что – никогда, это в радость – иметь хоть что-то. Бо упёрлась лбом в стол, сцепив руки над головой.