pariahs

      — Юнги, — зовёт парня Чонгук, робко толкая в плечо. Если тот спит, то надо его разбудить. Если он обижен на что-то, то всё равно стоит заставить его встать.       Чонгук испытывает непривычную для себя необходимость вынудить Юнги покушать. Ведь каждый раз, когда он смотрел на его лицо, на нём ярким синяком демонстрировалась чужая поддержка к нему. Чонгук хочет отплатить за неё, неосознанно переживает, ощущает странную колкость внутри от того, что в лагере стало до омерзения тихо и холодно. Размолвки между ними были с первого дня, Чонгук сам был их инициатором. Однако сейчас, по истечении стольких дней, они кажутся неправильными между ними.       — Юнги, — вновь бормочет Чонгук, ощущая, как начинают побаливать ноги от того, что он долго сидит на корточках, — ты должен покушать. Ты целый день ничего не ел, — заботливым тоном произносит следом, продолжая осторожно сжимать его худое плечо. — Тебя Чимин обидел, да? Хочешь я надеру ему зад? — добавляет с усмешкой, и эти слова оказываются действенными.       — Нет, не надо, Чонгук! — в неприкрытой панике отвечает Юнги, присаживаясь на месте, и озабоченно раскрывает на него глаза.       Тот лукаво улыбается, совсем не обижаясь, что Юнги мог поверить в то, что Чонгук всё ещё готов махать кулаками. Только в сторону Ли и его людей. Он как никто знает, каково тут каждому из них, Чонгук больше не позволит своим демонам управлять им и причинять дорогим ему людям боль. То, что ребята стали для него дороги, он понял во время тихого обеда, отчего скребло на душе так неприятно, что хотелось встать на ноги и что-то сделать, лишь бы они разговаривали так же, как это делали до этого.       Как так получилось, что дождь смог их сплотить, а какие-то ублюдские письма — разделить?       — Он не обижал меня, — поняв уловку Чонгука, говорит Юнги и опускает вниз глаза. — Наверное, он прав, и я не должен так легко прощать родителей, — произносит он задумчиво, чем вводит младшего в замешательство.       На обмен откровенностями с этим тихим и замкнутым парнем он никак не рассчитывал, из-за чего внутри становится тепло от того, что ему доверяют, не боятся осуждения и просто делятся мыслями. Чонгук ощущает себя одним из. Не отщепенцем или изгоем, который не смог вписаться ни в одну из компаний, куда попадал.       — Знаешь, я солидарен с Чимином, однако… — начинает Чонгук, не уверенный в том, достаточно ли он зрел для того, чтобы раздавать советы, — разве это не выбор каждого из нас, как относиться к собственным родителям? Ведь тебе же с ними жить и уживаться, а не Чимину. И если ты считаешь, что готов простить их или попросить прощения, — добавляет, краем глаз поглядывая на любующегося закатным солнцем Тэхёна, прислонившегося к одному из деревьев, — то сделай это.       Юнги вымученно улыбается, осознавая, что ему говорят такую незамысловатую истину, до которой можно было бы и самому додуматься. Просто он так привык подстраиваться под других, так старался понравиться, быть ведомым чужими решениями, что и забыл о том, что его мнение важно. Ведь именно этому его тут научили. Даже Чимин, не согласный с его решением, был одним из тех, кто пытался внушить ему то, что мысли Юнги имеют право на жизнь.       — Намджун вернулся? — спрашивает он, берясь за миску с рисом, в которой была щедрая порция кусочков сосисок.       — Нет. Он, скорее всего, потерялся, и его сожрали волки, — без смеха отвечает Чонгук и сразу же получает хмурый строгий взгляд от старшего. — Ладно, не так печально. За ним пошёл Сокджин. Или он тоже потерялся и был съеден волками, или же они где-то тусуются.       — Так, это нехорошо, — настороженно произносит Юнги, не успев положить в рот хотя бы одну ложку риса, и пытается встать на ноги.       — Нет, нехорошо то, что девочки ушли к реке, отказавшись от сопровождения кого-то из парней, — говорит Чонгук, так же поднимаясь на ноги, и тяжело вздыхает.       Юнги вновь хмурится, вопросительно сводя брови, пытаясь понять, чем это хуже.       — Это было три часа назад, — объясняет Чонгук следом.       — Ты надыбал где-то часы? — с беззаботной ухмылкой спрашивает подошедший к ним Чимин и старается не сталкивается глазами с озадаченно помрачневшим Юнги.       — Научился считывать время по солнцу, — ядовито иронизирует Чонгук, закатывая глаза.       В лагере остались только их четвёрка и Хосок, которого он с трудом остановил от того, чтобы не побежать за Суён и другими девочками.       — Юнги, проснулся? — обращается к нему Хосок, быстрыми шагами подходя к его спальному мешку. — Всё, пошли к речке, — приказным тоном говорит и нагло хватается за его локоть, чтобы потянуть в сторону проложенной ими тропинки.       — Подожди, надо найти Намджуна, — вмешивается Чимин, цепляясь пальцами за кисть Хосока, чтобы его остановить от насильного дёрганья худощавого Юнги, который недоумевает от того, что от него требуется.       — Потом поищем его. Девчонки в приоритете, скоро стемнеет, — всё не унимается Хосок и продолжает болезненно тянуть Юнги.       — Хочешь сказать, мальчики не важны? — теперь к ним подходит Тэхён, которому, на самом деле, так-то плевать кого первым идти искать, однако поспорить хочется.       — Перестаньте все! — устало прикрикивает Чонгук и пытается разъединить пальцы Хосока одной рукой и пальцы Чимина другой. — Хён, ты хотя бы не добавляй масла в огонь. — Чонгуку не верится в то, что именно ему приходится быть тем, кто показывает старшим, как глупо они сейчас ведут себя, совсем не вовремя ссорясь между собой. Лучше бы молча подрались и успокоились. Но это тоже не вариант, ведь ребят реально нужно искать. — Юнги, ты самый умный из оставшихся, как нам быть? — обращается он к удивлённо распахнувшему глаза парню, который, освободившись от крепкой хватки на локте, коротко вздыхает, чтобы принять правильное решение.       Так вот как себя ощущал всё это время Намджун.       — Мы не можем разделяться, — говорит он в первую очередь на случай, если у кого-то в голове пронёсся такой план. — Кто-то должен остаться в лагере, — добавляет следом, оглядывая каждого из парней, чтобы решили между, кто это будет. Само собой, Юнги будет тем, кто пойдёт искать ребят, потому что его топографические навыки не раз подмечали.       — Пусть это будет Тэхён, — предлагает Чимин, не глядя на самого Тэхёна, которому совсем не нравится, что его вновь завуалированно обозвали слабым.       — Я не хочу, — вырывается из него вместе со сжатием кулаков, от которого трясутся руки.       — Хён, ты же… — Чонгук тихим голосом пытается убедить его в правильности данного решения и настороженно смотрит на Тэхёна.       — Ты будешь нас задерживать в дороге, — озвучивает горькую правду Хосок, который не хочет тратить время на обсуждение такой глупости, ведь солнце уже хочет сесть за горизонт.       — Хосок! — сквозь сжатые зубы произносит Чонгук, готовый защитить Тэхёна от его неуместных заметок, пусть даже правдивых.       Если надо будет, Чонгук понесёт Тэхёна на спине, не пожалеет своих иссякших сил, не позволит ему оставаться одному в лагере и ощущать собственную никчёмность.       — Обязательно, чтобы кто-то оставался в лагере? — спрашивает Чимин у Юнги, не зная, как с ним разговаривать после их маленькой ссоры. Не первой и, наверное, не последней, отчего внутри будоражится от осознания того, что у них с Юнги может быть общее будущее.       — Да. Вдруг кто-то из ребят вернётся, а никого нет, — аргументирует Юнги, но Хосок вновь вызывается на роль того, кто будет оглашать правду.       — Ты хотел сказать, вдруг Дахе вернётся и что-то опять украдёт, — с короткой усмешкой говорит он, нетерпеливо качая головой. — Знаете, что? Вы решайте, кто останется, а я пойду, — произносит следом и, не дожидаясь ни от кого ответа, направляется в сторону тропинки, ведущей к реке.       — Ну что за упёртый болван, — сердито шепчет под нос Чимин и смотрит на Юнги с выжиданием.       Он не хотел бы подвергать его такому давлению. Чимин знает, как тот не готов к ответственности и всячески бежит от неё. Но, может, оно и к лучшему. Юнги пора смириться с тем, что он больше не зависим от других. В частности, от своих родителей.       — Я останусь, идите.       — Чимин, — едва слышно бормочет Юнги, обеспокоенно уставившись на него, но Чимин кривит уголки губ в понимании и приближается к парню, чтобы показать ему, что всё в порядке. Однако вместо этого коротко целует его в губы, слегка погладив ладонью мягкую щёку.       — Оу, вот это что-то неожиданное, — присвистывает Тэхён, который догадывался о том, что Чимину нравится Юнги, но не знал, насколько это взаимно.       — Ой, замолчи. Сам-то усмирил самого строптивого из нас, — усмехается Чимин, расслабившись от того, как широко заулыбался Юнги.       Ему казалось, что Чимин зол и обижен на него, ему казалось, что сам он не должен так легко его прощать. Но прощение — это проще, чем ему всегда казалось. И с родителями он хотел бы именно таких отношений.       — Кто тут строптивый, эй! — злобно переспрашивает Чонгук, делая шаг к закатывающему глаза Чимину, который, ничего не отвечая, подходит к костру, чтобы в случае чего, быть готовым к защите. От лесных зверей или неожиданно посетивших их людей господина Ли.       — Шушу, — сдержанно зовёт Чонгука Тэхён и, зная о том, что тот не хотел афишировать их отношения, берёт его за руку.       Чонгук понимает, что ведёт себя ровно так, как сказал Чимин, однако не может совладать со своими чувствами и молча идёт за Тэхёном, направляющимся к тропинке.       — Чимин, если что-то случится, — негромко обращается к нему Юнги, который не может ничего с собой поделать и волнуется об этом парне. Он бы с удовольствием остался вместе с ним в лагере, — кричи.       — Уж кричать я умею, — нежно усмехается Чимин и отмахивается ладонью, чтобы шёл уже, пока другие парни не потерялись за пять минут ходьбы.

: : :

      Они догоняют Хосока на полпути, когда он стоит, согнувшись пополам, и тяжело дышит, явно пытаясь привести дыхание в порядок, чтобы вновь побежать по тропинке.       — Хосок, подожди нас! — зовёт его Тэхён, стараясь не выдавать своей слабости, и, превозмогая боль в лёгких, делает быстрые шаги к с раздражением в глазах оглянувшегося на них парню.       — Мы найдём их, не волнуйся, Хосок, — подбадривает его Юнги, подойдя ближе, и кладёт в поддерживающем жесте ладонь ему на плечо.       Уже не так сложно посмотреть на себя со стороны и поймать на том, что он кого-то обнадёживает, пусть и годами питался безысходностью и пессимизмом.       — Я не должен был отпускать её, — сквозь тяжёлые вдохи шепчет Хосок, лицо которого искажается в страхе. — Я не должен был ей такого говорить.       — И Намджуну тоже, — как бы невзначай подмечает Чонгук, не имея каких-либо намерений больнее уколоть.       — Чего ты испугался, Хосок? — внезапно спрашивает Тэхён и пристально смотрит на застывший неморгающий взгляд.       — Того, что я слишком тупой для Суён, — через минуту молчания признаётся Хосок, сам того не осознавая. Не с теми людьми и не в том месте он решил быть откровенным. — Что я… идиот, который даже школу не закончил, не смогу дать ей интересную успешную жизнь. Что взять с денег, если ты не умеешь ими пользоваться? Если они не сделают её счастливой, на что ещё я буду способен?       Подобному откровению со стороны Хосока никто не был готов. Чонгук даже удивлённо таращится на Тэхёна, мысленно подмечая его мистические способности вынуждать людей исповедаться перед ним, и, может, не такие уж они и чужие друг другу люди. Бояться разочаровать близких и желать угождать им — это ведь так обычно.       — Раз она выбрала быть с тобой, — начинает Тэхён, по-доброму улыбаясь кусающему губу с болью во взгляде Хосоку, — значит, ты достоин её внимания, Хосок. Да и никогда не поздно измениться, — говорит то, что на самом деле ощущает.       То, что понял сам; то, к чему пришёл не без чужой помощи. Тэхён поворачивает голову на Чонгука, кивая ему, и получает в ответ не менее довольную улыбку.       — Можешь вновь вернуться в школу, — предлагает Юнги, не зная, насколько это правильно, если сам он перестал её посещать из-за страха перед людьми.       Можно ли считать его всё ещё актуальным после всего того, что они тут пережили? Мысль о том, что в школе рядом с ним будет Чимин, с которым ему непривычно комфортно, утешает Юнги.       — Будешь делать за меня домашку? — горько усмехается Хосок, в ответ кладя свою тяжёлую ладонь ему на плечо, отчего тот чуть горбится.       — Могу только научить её делать, — отвечает ему Юнги и получает в ответ разочарованное оханье.       — Ну и правильно. Лучше научить пользоваться удочкой, чем откармливать рыбой, — одобрительно кивает Тэхён, отчего Чонгук громко смеётся, толкая его плечом, чтобы перестал уже вести себя как долбанный мудрый священник. Сам же сказал, что тот ещё двоечник.       Они продолжают свой путь по тропинке, пока Юнги обдумывает слова Хосока. Не про то, чтобы его использовали в выполнении домашнего задания, а в том факте, что тот не так явно шутил, когда говорил об этом. Словно хотел бы продолжить общение и после спасения. Как друзья. Юнги кажется, что других отношений у него с Хосоком не могло бы быть. Привычные паттерны "бездельник" и "ботаник" после пережитого в лесу их не коснулись бы.       — Надо было взять с собой факел, — устало подмечает Чонгук, медленно шаркая ботинками по земле, чтобы с трудом плетущийся за ними Тэхён не сильно отставал от них.       Несмотря на уговоры Чонгука понести его на спине, тот всячески отказывался от его помощи и неубедительно пытался уверить парней в том, что он в порядке.       — С факелом опасно, мы же это обсуждали, Чо… — Юнги запинается на полуслове, когда прислушивается к глухим всхлипам. Слишком знакомым, принадлежащим конкретно одной из девушек. — Вы слышите? — шепчет он, вострив уши. К всхлипам присоединяется хорошо ему знакомое ворчание Асоль.       Хосок долго на одном месте не стоит и устремляется в сторону звуков, с трудом различая перед собой чёрные деревья, которые луна не торопится освещать, чтобы облегчить им путь.       — Суён! — кричит он во всё горло, и, к счастью, его слышат.       — Мы здесь! — слышится им в ответ, и другие парни торопливо бегут за Хосоком.       Девушки сидят у протоптанной тропинки недалеко от холма, на который они поднимаются, чтобы добраться до речки.       — Что случилось? — испуганно спрашивает Юнги, догнав Хосока, который, упав на колени перед сидевшей на земле Суён, крепко её обнимает.       — Дахе, — говорит Асоль, показывая взглядом на девушку рядом с собой, а затем тычет носом ей в ногу, — растянула лодыжку и не может идти.       — Чёрт, — лопочет под нос Юнги, собирая пальцы в слабый кулак.       Всё становится только хуже. Ведь для того, чтобы справиться с растянутой лодыжкой, им определённо понадобятся медикаменты. Это не просто синяки и раны обмоченной в холодной воде тряпкой заживлять. Хотя не факт, что даже через эти ранки не попала какая-нибудь инфекция. Что ещё должно случиться, чтобы их наконец выпустили на свободу?       — Садись, — говорит Чонгук, усаживаясь на корточки спиной к ревущей Дахе, которая отрицательно качает головой.       — Не могу, больно, — ноет она, не желая как-либо сдвигаться с места.       — Да сядь ты уже! — кричит на неё раздражённо Асоль, вставая на ноги, чтобы вынужденно усадить девушку на широкую спину.       Из-за неё они без того просидели в глухом лесу несколько часов в ожидании того, что за ними кто-то придёт.       — Хватит на неё кричать, — устало вздыхает Суён, освободившись наконец от объятий Хосока, которого в порыве испуга и волнения обнимала с не меньшим беспокойством.       Думать о своей к нему обиде и о том, что он на ровном месте приревновал её, не было времени. На мгновение Суён серьёзно было страшно за их жизни.       — Давайте ей поможем, — говорит Тэхён, не ощущая должного укола ревности, ведь эта спина была лишь его паланкином.       Даже сквозь кромешную темноту он видит, как искажено лицо Дахе от сильной боли. Он буквально ощущал такую пару дней назад. И внутри что-то неприятно ёкает от того, что один из них в опасности.       Тэхён встаёт возле Чонгука, размеренно кивая всё ещё не желающей сдвигаться с места Дахе, пока Хосок с другой стороны осторожно держит её за тонкий локоть.       — Ну же, — подталкивает девушку Суён, встав за её спиной, чтобы чуть подтолкнуть её к спине Чонгука.       — Не наступай на больную ногу, — уже не так сердито добавляет Асоль, которая на самом деле всё ещё была раздражена, но не из-за того, что Дахе умудрилась повредить себя и отказывалась идти дальше.       Её нервировал сам факт того, что нельзя просто взять и вызвать скорую, и вины Дахе в этом, само собой, не было. На её месте могла бы оказаться сама Асоль, если бы ей не сломали каблуки.       Когда Дахе прижимается грудью к крепкой спине и свешивает руки с плеч Чонгука, тот осторожно встаёт на ноги, выпрямляя колени, и хочет схватиться за её бёдра, чтобы прижать по бокам.       — Нет! — прикрикивает она и, смутившись, прячет лицо в затылок опешившего парня.       — Ты не сможешь долго держать ноги на весу, Дахе, — объясняет ей Тэхён, поджимая губы в нетерпении.       — Дахе, смотри сюда, — несдержанно цедит Асоль, встав возле плеча Чонгука, и та вынужденно поднимает голову, чтобы, кусая нижнюю губу от боли, посмотреть на неё. — У тебя есть братья?       — Двоюродные есть, да, — непонимающе кивает Дахе.       — Так вот. Представь, что Чонгук — твой кузен. Сможешь?       — Но…       — Представь. Он ничего тебе не сделает, потому что он твой родственник и желает тебе только добра. Понятно? — перебивая её, уже в более твёрдом тоне говорит Асоль, насупив брови.       Этого становится вполне достаточно для того, чтобы Дахе послушно кивнула и, обвив ноги вокруг талии Чонгука, прижалась пятками в балетках к его торсу.       Чонгук робко берёт её за тощие ляжки, поудобнее устраивая на себе, и, не ощутив или услышав какого-либо сопротивления, с облегчением выдыхает.       — Веди, Юнги, — говорит он следом, и тот молча идёт по тропинке, ориентируясь больше по внутреннему чутью, чем по едва различимой в вечерней темноте тропинке.       — Можешь же, когда хочешь, — тихо озвучивает Тэхён то, о чём успел подумать каждый из них.       — Что могу? — бурчит в ответ Асоль, не поднимая головы на парня.       — Не быть стервой, — неприкрашенно произносит Суён, получая от Хосока, обнимающего её за плечи, тихую усмешку.       — Я не стерва, я просто… не очень люблю людей, — отвечает Асоль, всё ещё пряча взгляд в земле под ногами.       — Вот мы и решили, за что тебя сюда выбросили, — задорно выносит свой вердикт Хосок, не подразумевая ничего серьёзного, однако не на шутку озадачивает девушку, которая останавливается на месте и широко распахивает глаза во весь их объём.       — Нет, это не так… — шепчет она, отрицательно качая головой в нежелании так легко верить в то, что отец мог намеренно отправить её сюда.       — Тебе не нужно думать о том, за что ты тут оказалась, Асоль, — утешает её Юнги, подходя ближе, и хмурит брови на пожимающего плечами Хосока.       Им сегодня же нужно прекратить обижать друг друга, специально или случайно.       — Намджун же сможет осмотреть мою лодыжку? — спрашивает Дахе, наконец поуспокоив свои слёзы, которыми испачкала Чонгуку весь загривок.       — Если найдётся, — отвечает он в спокойном тоне, и его слова останавливают девушек на месте.       — Мы пойдём за ними, когда проводим вас до лагеря, — объясняет Юнги, не понимая, почему эти парни не думают перед тем, как пугать других.       — Не волнуйтесь, Юнги у нас следопыт, — со смешком, но без лести хвалит его Тэхён, ощущая новый прилив энергии от той атмосферы, которая вновь виснет между ними.       Несмотря на эти подколы друг над другом, непреднамеренные попытки ранить, бездумно выпаленные обижающие фразочки, несмотря на всё это, он ощущает к этим ребятам сильную привязанность. Не такую, какая у него была с теми, с кем он делил один косяк на нескольких парней и девушек, таких же зависимых как он. От тех якобы его друзей он всегда ждал предательства, сам бы их предал за дозу, не раздумывая. Этим же ребятам хотелось помочь, защитить, пойти против собственных принципов ради общего блага.       — Я решил не извиняться перед родителями в письме, — тихо осведомляет он Чонгука, но его прекрасно слышит и Дахе.       — А ты разве хотел извиниться? — с удивлением спрашивает она и, на самом деле, не знает, поможет ли им как-либо их извинения. Дахе про себя решила написать то, что они решат общим собранием.       — Да, — кивает Тэхён и уставляет задумчивый взгляд в сторону полумесяца, что медленно появляется за горизонтом, запоздало освещая им путь.       — Почему ты передумал? — интересуется Чонгук, не зная, как реагировать на то, что Тэхён так часто меняет своё мнение по этому поводу. Не может определиться со своими чувствами или пытается соврать самому себе ради спасения?       — Мне тут хорошо, не хочу, чтобы меня спасали, — недолго думая, отвечает Тэхён, и из Чонгука вырывается высокомерный смешок.       — Тебе нехорошо, если ты считаешь, что тебе тут хорошо, хён.       — Он прав, — вмешивается Суён, словив краем уха их разговор.       Границы личных бесед давно уже были стёрты между ними. После общих туалетов, спален, столовой и даже ванной в виде речки. Не осталось ничего личного и утаённого друг от друга.       — Тебе нужно лечение, Тэхён, иначе ты можешь серьёзно заболеть, — произносит она настороженно, и, когда до них доходят отдалённые лучи освещающего лес костра, можно заметить на лице девушки волнение.       Тэхён хочет поспорить на эту тему, однако сейчас не время. Чонгук недолго смотрит на него с желанием высказать своё мнение, но Дахе на его спине вынуждает его торопливо подойти к костру. Уложить её аккуратно на один из спальников и как-либо помочь облегчить ей жгучую боль, которую она открыто демонстрирует тем, как протяжно воет.       — Что случилось? — в панике спрашивает Чимин, садясь рядом с девушкой, и при свете огня замечает синеватую припухлость на её лодыжке.       — Подвернула ногу, — коротко оповещает его Асоль и опускается рядом, не зная, как помочь горько ревущей Дахе.       Она успела уже наслушаться её нытья, но от этого не легче. Дахе по-настоящему жалко.       — Нужно приложить лёд, — говорит задумчиво Хосок, уже в свете замечая то, что дела реально плохи, ведь лодыжка Дахе выглядит совсем не обнадёживающе.       — Да, иди достань из морозильника, пожалуйста, — плюётся сарказмом Чимин, осуждающе качая головой, и делает то, что сильнее всего удивляет Юнги. Нескольким рывками рвёт свой единственный рукав и снимает его с руки. — Надо перевязать лодыжку. Идите ищите Намджуна, а я и Тэхён останусь с девочками.       — Я не… — начинает было тот, ощущая то, что сильно устал за почти часовую дорогу.       — Ты останешься, хён, — приказным тоном перебивает его Чонгук, смотря решительно исподлобья, и берёт его за ладонь, уже не боясь того, что остальные могут их увидеть.       Сейчас он больше всего боится за Тэхёна, который щурится и дует обиженно губы, не принимая того, что физически он всё ещё слаб для подобных прогулок.       — Послушайся, пожалуйста, — шепчет Чонгук, кладя ладони ему на плечи, и всматривается часто моргающие глаза, — ты нужен им здесь.       Тэхён машинально улыбается одним уголком губ, не желая как-либо отнекиваться от того, что он может помочь, не имея выдающихся физических данных.       — Не подерись там с медведем, если встретите, — отвечает он и бесстрашно обнимает парнишку, укладывая руки на его талию.

: : :

      Чонгук и Хосок уходят под предводительством Юнги, вооружившись всё-таки факелом, сделанным из просмоленной ткани, которую использовали из испорченной частым эксплуатированием платком Чимина. Сам он, пожертвовав своим рукавом, обвязал его вокруг лодыжки Дахе, чтобы зафиксировать ушиб.       — Надо приготовить ужин, — произносит Асоль, когда Дахе наконец успокаивает свои слёзы и в какой-то степени даже привыкает к боли, которая чуть облегчается после самодельной повязки.       — Но Джина же нет, — настороженно отвечает Тэхён, уже привыкший к тому, что этим делом занимается именно он.       — Я ему помогала. Я могу приготовить, — неуверенно произносит Асоль, удивляя не только ребят, которые впервые видят, чтобы она вызывалась самолично заняться каким-нибудь полезным делом, но и саму себя.       Потому что последние несколько дней занималась готовкой вместе с Сокджином. Это было интересно. С Джином ей интересно и не так тревожно, как это было всегда в реальной жизни.       — Хорошо, — кивает Чимин, не планируя как-либо издеваться над изменившейся девушкой или подкидывать ей очередных подколов. Они уже совсем не в том положении, чтобы глумиться друг над другом. — Я помогу тебе, — вызывается он решительно и не получает ожидаемого отказа.       — Спасибо, — с неприсущей себе вежливостью улыбается Асоль, когда садится на корточки перед котелком, куда высыпает рис, на глаз определяя нужное количество.       Тэхён, сидевший рядом с Дахе, поглаживает её по спине, пытаясь утихомирить её боль так, как это делали ребята, когда он страдал от неё. Не сказать, что она совсем исчезла, однако он смог отвлечься и на время позабыть о ноющем внутри дискомфорте. Даже словил себя на мысли о том, что сегодня думал о наркотиках во много раз реже, чем обычно.       — Знаешь, если повторять себе, что тебе не больно, то тело тебе поверит и перестанет болеть, — говорит он девушке, которая недоумевающе молчит, смотря на Тэхёна, как на идиота.       — Это правда, — поддерживает его сидевшая по другой бок Дахе Суён, понимая, что Тэхён хочет научить её самовнушению.       — Зачем вы мне помогаете? — задаёт Дахе вопрос, который мучал её с того самого момента, когда она ещё вчера призналась в клептомании. — Я же… воровка. Я могу просто взять и украсть опять эти спички или что-нибудь ваше. Твой крестик, например!       — Ну украдёшь и украдёшь? Он не имеет никакой ценности, — беззаботно пожимает плечами Тэхён, тепло улыбаясь. Ровно такой вопрос он задавал ребятам, когда те возились с ним. — Мне ни холодно, ни жарко от того, что он там висит. Это просто вещь. Важнее не то, в кого или во что я верю, а верю ли я в целом.       — Ты не воровка, Дахе, — поддерживающим тоном произносит Суён, вызывая у Дахе к себе чувства, как если бы та была её старшей сестрой, которой у неё никогда не было. Дахе всегда была одна. — Это болезнь по типу… простуды, и она лечится. И ты обязательно излечишься.       — Если ты это сделаешь, я подарю тебе крестик, — улыбается во всю ширь своего рта Тэхён, следя за тем, как Дахе повторяет за ним его улыбку.       Не потому что той так сильно хочется обладать этим непримечательным украшением, а то, что он даёт ей надежду на то, что впредь она не будет страдать от одиночества, что и вызвало её клептоманию, потому что душа жаждала внимания.