pariahs

      — Ты не устал? — спрашивает Тэхён через несколько минут обмена колкостями, после которых хотелось не задушить друг друга, а по-идиотски смеяться от произнесённого Чонгуком «обдолбанный святоша».       — Что? Хочешь поменяться местами? — усмехается тот и чуть припрыгивает на месте, заставляя Тэхёна глухо ойкнуть.       Ему слишком комфортно на крепкой спине, а Чонгуку чересчур уютно от тяжести на плечах и надавливаемых костлявым телом болезненных синяков.       А ещё от того, что Тэхён всё же не злится на него за произошедшее утром. Что не боится его, что не обвиняет в неадекватности, что не пытается излечить или изгнать из него дьявола.       — Нет, просто хочу посчитать, на сколько тебя хватит. Лес кажется вообще нескончаемым, — честно отвечает Тэхён, который крепче прижимается к горячей шее.       На самом деле, колени начинают болеть от пальцев Чонгука, а бёдра от попыток не соскользнуть со спины. А ещё почему-то становится реально жалко парня под собой, который за все те полчаса, что Тэхён присосался к нему паразитом, ни разу не упрекнул его в том, что он злоупотребляет его терпением. Попытка ли искупить вину или реальное желание облегчить Тэхёну поход по лесу, он не понял, но всё равно благодарен ему за это.       — Я, в отличие от тебя, силён телом. Не волнуйся, — надменно фыркает Чонгук и для демонстрации своих сил ускоряет шаг, плавно превращающийся в бег.       — Стой! Ты что делаешь?! — обеспокоенно прикрикивает Тэхён, у которого кружится голова от его темпа.       Но он всё равно не может сдержать своего смеха, потому что это слишком весело. Позабытое чувство с детства, когда всё кажется таким красочным и ярким. Сейчас оно посещает его лишь при употреблении нескольких таблеток экстази.       Чонгук, крепко придерживая уставшими руками ноги Тэхёна и прижимая их по бокам, небыстро бежит вглубь леса. Он уже понял, что выход из него или хотя бы дорогу до лагеря, у них уже не получится найти. И скорее всего, они с Тэхёном доживают свои последние часы, потому что таким ребятам, как они, заблудиться в глухом лесу равносильно смерти.       Он бежит вдоль деревьев, впервые ощущая приятную эйфорию от внезапно посетившего его чувства свободы. Когда бежишь не от банды, с которой только что дрался, когда бежишь не к матери со страхом того, что отец мог с ней что-то сделать, а просто плавно мчишься, словно дикий конь из прерий.       Чонгук любит лошадей. Однажды отчим даже возил его на ипподром, ещё в первый год его отношений с матерью, когда пытался подружиться с напуганным одиннадцатилетним мальчишкой, не привыкшим к доброй улыбке старших. Тогда мужчина пообещал маленькому Чонгуку купить ему лошадь, а может, в будущем и целую конюшню. Это обещание кануло в Лету, когда он увидел в сыне своей жены её бывшего мужа.       Агрессивного, злого, разбитого и разбивающего других.       — Ты же слышишь голоса, Юнги? — в радостном тоне прикрикивает Чимин, и у него захватывает дыхание от того, что он вот-вот увидит город, ведь шум становился всё ближе и громче.       Но улыбка моментально сползает с лица, вводя его в сокрушающее разочарование. Перед ним появляется Чонгук, замедляющий свой бег. На спине он держит Тэхёна, который быстро сползает с него и подбегает к одному из деревьев.       — Да, я… — начинает было Юнги, добежав наконец до Чимина и морщит нос от отвращения, заметив то, что нет тут никакого города.       Лишь с удивлением смотрящий на них Чонгук со сбитым дыханием и Тэхён, которого выворачивает наизнанку.       Он отворачивает голову в сторону, не желая смотреть на это неприятное зрелище и тяжело вздыхает, понимая, что слышали они голоса этих парней. По его геометрическим расчётам они не должны были бы пересечься, а стало быть или эти парни завернули не туда, или из этого леса невозможно самостоятельно выбраться.       Чонгук с не меньшим омерзением отходит от Тэхёна, сдерживая собственные рвотные позывы, потому что того тошнит слишком громко и подозрительно долго. Непротивно лишь Чимину, для которого такие сцены являются частью его ежедневной рутины.       Он подходит к Тэхёну, не совсем зная, что облегчило бы ему его состояние. Ведь самому Чимину никто не помогает, когда он в полном одиночестве засовывает три пальца в глотку, вызывая у себя рвоту. Осознание того, что съеденный обед или ужин не задержится в его теле — главное для него облегчение.       — Всё хорошо, Тэхён, — говорит он продолжающему блевать уже слюной парню и, встав рядом, поглаживает ладонью по спине.       — Я… я не знал, что его затошнит от лёгкого бега, — произносит в своё оправдание Чонгук, виновато смотря на побледневшего Тэхёна, который не может даже голову поднять, еле придерживаясь ладонью за ствол дерева. Он опять облажался перед ним, и ему вновь хочется извиниться за свой поступок.       — Думаю, дело не в беге, — вмешивается Юнги, пряча глаза в сторону, и больно кусает губы, потому что сильно разочарован.       Твёрдая уверенность в том, что они с Чимином нашли выход из леса, заменилась угнетающей пустотой. Изначально, когда они выходили из лагеря, он несильно надеялся на то, что их недоэкспедиция обернётся успехом, однако Чимин заразил его гнусной надеждой на то, что выход очень близко, осталось просто протянуть к нему руку.       Юнги ненавидит ждать что-то хорошее, потому что оно никогда не сбывается. У Юнги не бывает красивых хэппи-эндов, и ему проще жить в пессимизме, не ожидая совсем ничего.       — У него ломка. И тошнота — один из симптомов, — объясняет он следом, получив от Чонгука вопросительный взгляд.       Чего-чего, а утешения от Юнги тот не ожидает. И его ответ никак не утешает. Даже когда Тэхёна наконец отпускает, и он чуть выпрямляется на месте, тяжело дыша и вытирая рукавом рубашки рот.       — Дальше только хуже, — почему-то добавляет Юнги, смотря на то, как Тэхён пытается скривить улыбку, которая должна бы показать им, что с ним всё в порядке.       Юнги знает, что это не так.       Он, хоть и никогда не встречал наркоманов, пытающихся слезть, но насмотрелся всяких роликов на Ютубе. В те самые бессонные ночи, когда часами мог смотреть рекомендации о том, как наркоманы от боли лезут на стенку, неестественно изгибаясь пополам, или, например, видео-туториалы о том, как изготовить стул из дерева.       — Надо срочно вернуться в лагерь. Тэхёну нужно выпить воды, — тревожно произносит Чимин, разрешая Тэхёну облокотиться на себя. — Эта сучка Асоль не дала нам даже бутылку с собой взять, боясь, что мы выпьем весь запас воды, — зло добавляет и старается не смотреть на парня, еле удерживающегося рукой за его шею.       Бледность смуглой кожи и покраснения внутреннего края век пугают его сильно. Чимин отчётливо видит, как потеет тело Тэхёна, что рубашка взмокла так, словно он пробежал несколько километров, и в то же время покрывается мурашками от ледяной температуры его пальцев, еле касающихся шеи.       — Я понесу его, — вызывается Чонгук, делая шаг к Тэхёну, и старается не думать о том, что сказал Юнги.       Если дальше хуже, то что происходит с ним прямо сейчас?       — Не надо. От тебя у него одни только проблемы, — сердито бурчит на него Чимин, показывая взглядом на раны на изнеможденном лице.       Эти слова заставляют Чонгука автоматически попятиться назад, как если бы в руке у него было опасное оружие, способное убить человека. Нижняя губа сильно дрожит от обиды и от беспрекословного принятия того, что Чимин прав.       Чонгук и есть опасное оружие, уничтожающее всё, к чему бы не прикасался. Ему лучше держаться подальше от Тэхёна, который почему-то продолжает вымученно улыбаться уголком губ.       — Как хорошо, что мы вас встретили. Я думал, мы тут подохнем, — произносит он и всем телом висит на Чимине, пока они медленно идут по направлению, которое им указывает Юнги, двигающийся впереди всех.       — Рано радоваться, — саркастично усмехается Чимин, уже через пять минут уставший нести на себе Тэхёна.       Он уверен в том, что с лёгкостью дотащил бы его до лагеря, однако сильная усталость и голод не дают ему на это никаких шансов.       — Чимин, у тебя самого нет ломки? — внезапно спрашивает у него Чонгук, идущий рядом, но отстранившийся на недалёкое расстояние на случай, если нужно будет срочно подхватить упавшего Тэхёна.       Кажется, его боли в ногах были серьёзнее, чем он до этого говорил.       — Что?! Охренел, что ли? — возмущается Чимин, насупившись, и крепче сжимает руку Тэхёна на своих плечах, не зная, как попросить его не отключаться.       Потому что кажется, что Тэхён то и дело теряет сознание на секунду и вновь просыпается.       — Чонгук, сможешь взять Тэхёна? Но уже без игр с бегом, — произносит Юнги низким задумчивым голосом, остановившись на месте и посмотрев на парней за собой.       Чонгук прав в своих догадках, ведь Чимин выглядит лишь чуть лучше Тэхёна.       Такая же побледневшая кожа и уставший взгляд. Наверное, со стороны у всех у них болезненный вид, и, когда они дойдут до лагеря, Юнги выскажет всё-таки Намджуну своё мнение об этой дурацкой затее пойти искать несуществующий выход из леса.       — Нет, он же…       — Чимин, — строго перебивает его Юнги, сводя брови вместе, и подходит ближе, чтобы помочь Чонгуку взять Тэхёна на руки.       Тот уже еле различает реальность, ощущая себя в полусне, в котором провёл всю ночь. Тэхён чувствует, что его куда-то несут, осторожно придерживая ладонями под коленями и подмышкой. Он рефлекторно обвивает одну руку вокруг напрягшейся шеи, ставшей уже ему родной, словно подушкой в его постели дома, а пальцами другой сильно сжимает ткань футболки, боясь упасть куда-то в пустоту. Всё тело пронзают лезвия жуткой боли, то и дело останавливающиеся и продолжающие свои рывки с большей скоростью.       Тэхён уже проживал такое. В реабилитационной клинике, но под наблюдением врачей и под облегчающими его состояние медикаментами. Он и забыл, какое же это безобразное состояние, из-за которого было сложно бросить, когда в Тэхёне одно время сидело это призрачное желание.       Он трётся носом об твёрдую тёплую грудь Чонгука, тихо постанывая в желании что-либо ему сказать. Ему стыдно перед ним. Перед другими парнями. Им приходится видеть его в таком омерзительном состоянии и помогать ему. Тэхён ощущает себя голым, обезображенным, вывернутым наизнанку не только физически, но и ментально. Словно все его гнилые мысли, грязные фантазии, потайные переживание стали достоянием общества. Тэхёну как никогда хочется спрятаться от мира, укутаться во что-то и на время притвориться мёртвым.       Он укутывается в Чонгука. Прячет в нём прикрытые глаза, тяжело дышит в учащённо поднимающиеся грудные мышцы, вытирает влажные глаза о грязную футболку и шепчет ему о том, чтобы он его не отпускал.       Чонгук совсем не слышит его слов. Но всем телом ощущает то, что в нём нуждаются. Нагло обнимают, пользуются его силой, а ещё заставляют волноваться за себя и осторожно ускорить шаг, чтобы как можно быстрее добраться до лагеря.       Ведь ему сказали, что дальше только хуже.       — Чимин, — тихо зовёт его Юнги, чуть замедлив шаг, чтобы сравняться с ним.       Тот идёт, недоверчиво уставившись в спину Чонгука, и думает о том, что, может, этот парень не такой и плохой, раз держит Тэхёна с такой опаской, словно боится сломать в руках, как очень дорогой фарфор.       — Если ты скажешь, что я нехорошо выгляжу, я тебя обматерю, — сразу же предупреждает Чимин, смерив его раздражённым взглядом, потому что за двадцать минут ходьбы успел уже не раз принять на себе его оценивающее рассматривание.       Чимину не нужны попытки других найти в нём изъяны. Они и ему самому хорошо известны.       Юнги глотает слюну, пряча взгляд в грязные носочки домашних тапочек, и решает отмолчаться о том, что он не видит во внешности Чимина ничего нехорошего.       — Я хотел тебя попросить кое о чём, — неуверенно лепечет Юнги, иногда косясь в спину Чонгука с надеждой на то, что они с Тэхёном достаточно далеко, чтобы не услышать его слов.       — Да, что угодно, — отвечает Чимин на автомате, смягчаясь в лице, и совсем не подозревает о том, что у Юнги захватывает дыхание от такого невзначай сказанного «что угодно».       Сказанное человеку, которого он знает всего два дня и с которым после освобождения не будет продолжать общения.       — Не мог бы ты… эээ… не говорить ребятам о том, что у меня… боли? — спрашивает он, запинаясь чуть ли не на каждом слове, потому что не знает, как объяснить Чимину своё состояние.       Потому что никак не смог признать того, что у него депрессия, нуждающаяся в профессиональном лечении. Другим не нужны его проблемы, никто не будет с ним возиться. Им достаточно ломки Тэхёна, агрессии Чонгука, истерик Асоль и тупых шуточек Хосока. Они слишком чужие друг другу люди, чтобы волноваться ещё о том, что у Юнги бывают приступы неконтролируемых слёз и желание похоронить самого себя в мягкую землю, дабы стать невидимым.       Да что там. Даже нечужим людям нет до него дела, и, стало быть, платить за него выкуп родители не будут.       — Почему? — интересуется Чимин, замечая то, как хаотично бегают по сторонам глаза парня, явно стесняющегося того, что плакал из-за болей и желания вернуться домой. Но Чимин не собирался об этом сплетничать, ведь понял, что для Юнги это очень деликатная тема, связанная не только с физическим недомоганием. — Может, кто-нибудь из них смог бы тебе помочь, — объясняет, чтобы Юнги не подумал, что Чимин так и ждёт момента, когда они дойдут до лагеря, чтобы сделать всем такое важное открытие.       Он уверен, что каждый из ребят, в душе или прилюдно, согласится с тем, что они хотят домой. К родителям, в школу, к друзьям.       — Не смогут, — качает головой Юнги и коротко улыбается Чимину с грустью на лице. — Ты мне уже помог. Спасибо.       Чимин обожает это слово. Получать благодарность никогда не являлось мотивом его поступков, которые на самом деле не всегда были хорошими. Однако то, с какой искренностью у Юнги получается произнести это слово и с какой признательностью всматривается в его лицо, может заставить самого Чимина разрыдаться, как ребёнка.       Ведь у него получилось хоть кому-то как-либо помочь. Не изуродовать своим присутствием чужую красоту, облегчить переживания, стать частичкой чьего-то горя, которое хотелось бы полностью вычистить голыми руками, без того уродливыми.       — Ты только часто этим не занимайся. А то можешь не заметить того, что говоришь, как сапожник, — тихо смеётся Чимин и смущается от того, как Юнги с улыбкой кивает его словам.       Чимин не уверен в том, будет ли тот реально практиковать такой способ облегчения болей, а Юнги понимает, что ругаться матом в одиночестве ему будет не так приятно, как с этим парнем.       — Мы дошли, да? — Чонгук поворачивает к ним голову и готов раскричаться от огромной волны счастья, когда слышит тихие голоса. Ещё вчера они его раздражали до желания убивать, сейчас он как никогда рад слышать этих назойливых идиотов. — Слушай, Юнги, а ты реально хорошо ориентируешься в лесу, — добавляет он и от радости чуть сжимает пальцами уже не так сильно дрожащего в его уставших руках Тэхёна.       — Он прав, — поддерживает его Чимин, следя за тем, как Чонгук подбегает к костру, чтобы уложить Тэхёна на один из спальных мешков.        Юнги вновь отворачивает взгляд, чтобы скрыть своего смущения от такого комплимента. Слышать от других людей похвалу за свои ранее непроявленные способности слишком приятное чувство, к которому Юнги не хотел бы так легко привыкать.       Их группы были первыми, кто вернулся в лагерь, и Чимин хотел, чтобы рядом был хотя бы Намджун, который смог бы придумать что-нибудь для облегчения болей Тэхёна. Чонгук неуклюже укладывает его на спальник, закрывая за ним замок, и уже в этом он проваливает задачу.       — Нет! — прикрикивает Тэхён, отталкивая от себя верхнюю часть мешка из полиэстера. — Жарко… — добавляет более тихим и уставшим голосом.       — И почему только он попёрся с вами? — недовольно бурчит Асоль, укоризненно качая головой, и, хромая, подходит к парням с бутылкой воды.       Видеть то, как малознакомый парень в поту ворочается из стороны в сторону, слишком невыносимо даже для её хладнокровности. Уверенность в том, что они доживут до спасения, с каждым разом становится всё более сквозистой.       Чимин берёт с руки девушки бутылку, поднося её к искусанным до крови губам Тэхёна, который сначала промахивается и разливает на себя немного воды, чуть облегчающую жар на его коже. Сделав несколько глотков, от которых раскалённые внутренности лишь сильнее развариваются, Тэхён пытается присесть на месте. Пару секунд он осматривает по-разному уставивших на него взгляды ребят и ощущает себя как никогда отвратительным самому себе.       Это не та любовь, которую он испытывал к наркотикам.       — Может, потушим костёр? Он же потеет, как свинья, — тревожно произносит Дахе, сидя рядом с другими ребятами, которые не знают, как ещё можно помочь человеку, что самостоятельно вогнал себя в такое состояние.       — Нет, вы что! — возмущается Асоль, когда видит согласный кивок Чимина. — Спичек и без того мало. Нельзя тушить огонь, который мы потом можем и не достать.       — То есть ты согласна с тем, что за нами ещё долго никто не придёт, да? — ядовито усмехается Дахе, которая провела в обществе этой девушки целый час, за который Асоль не оставляла попыток зачем-то убедить её в том, что за неё первой заплатят выкуп.       — Я на всякий случай, — уже не так уверенно бормочет та под нос и отворачивает голову к Тэхёну, пытающемуся расстегнуть трясущимися пальцами пуговицы насквозь мокрой рубашки.       Но у него не получается сделать это дальше первой, поэтому Чонгук, придерживающий его рукой за спину, теряет терпение и отбирает у него из пальцев вторую пуговицу. Не совсем такой он ожидал возможность, что могла бы быть его искуплением за очередной приступ агрессии, однако на Тэхёна слишком сложно смотреть. Чонгук не привык к таким чувствам.       Единственная, за кого он привык переживать, так это его мать. И Тэхён, словно зная, на какие кнопки внутри Чонгука нужно надавить своим жалким видом, беспрерывно щёлкал по ним без страха сломать. Команда пожалеть слабака и переживать за его состояние повторялась каждую миллисекунду, не давая Чонгуку передышки и времени на обдумывания того, что он не должен волноваться за незнакомого торчка.       — Я справлюсь, ребята, — произносит Тэхён, усмехаясь так, что никому не хочется верить его словам. — От абстиненции ещё никто не умирал.       — Вообще-то умирал, — грубо произносит Юнги, сердясь на этого парня за то, что тот ещё пытается казаться сильным.       Тэхён обречённо опускает глаза, потому что знает, что это так. В клинике он слышал о смертях молодых ребят, которые умудрялись кончать собой во время ломки, смертельно заболевать из-за неё или у которых тупо отказывали органы. Тэхён ясно всё это видел и равнодушно не стал желать себе жизни лучше. Не захотел исправляться и пошёл на поводу своих слабостей.       Всё-таки Чонгук был прав. Он слабак.       Наверное, именно об этом и думает сейчас этот парень, робко расстёгивая пуговицы его рубашки. Чонгук не поднимает на него глаза, и лицо его самого уже блестит от выступающей на израненной, расцарапанной и покрытой гематомами коже испарины.       Тэхён хотел бы спросить то, зачем он это делает. Ведь он не держит на него зла за утро. Ведь Чонгук не выглядит, как человек, которому вообще нужно чьё-то прощение. Пальцы неосознанно касаются подушечками одной из капелек пота на виске, останавливая её дальнейшее растекание по лицу.       Это прикосновение заставляет Чонгука резко посмотреть ему в глаза и понять, что лицо Тэхёна находится слишком близко. Достаточно для того, чтобы ударить его со всей силы за такое. Наказать за очередное нарушение границ. Но пальцы не сжимаются в кулак. Они стягивают с ослабшего тела мокрую рубашку, неосознанно касаясь горячей кожи, которая, кажется, могла обжечь Чонгука, и он был бы не против. Ожоги его, как и синяки, совсем не пугают.       Чимин помогает Тэхёну избавиться от рубашки, снимая его другой рукав, и чуть подувает ему на шею, думая, что это могло бы хотя бы как-то облегчить жар в теле.       — Так вы всё-таки решили устроить оргию? И без папочки? Как не стыдно, — Хосок громко оповещает о своём возвращении в лагерь и придерживает ладонью уложенный на плече походный брезент ярко бирюзового цвета.       Сокджин, идущий рядом с ним, демонстративно закатывает глаза и оглядывается. Намджуна ещё нет. Это нехорошо.       — Что это? — спрашивает Чонгук, показывая на плечо Хосока, и вскакивает на ноги, чтобы Тэхён перестал его трогать.       Так как сжать в кулак его дрожащее запястье и сломать ему пальцы у Чонгука совсем не получается себя заставить.       — Хрень какая-то, которую мы увидели по дороге. Сокджин сказал, что надо взять, но почему-то, — на этих словах он с недовольством косится на пьющего из бутылки воду парня, — заставил меня её тащить.       — Нам эта хрень может понадобиться, чтобы скрываться от палящего солнца или дождя, — задумчиво говорит Юнги, подходя к парням, и помогает Хосоку уложить брезент на землю.       Он старается не спрашивать у ребят их мнение о том, откуда в этом глухом лесу походный маст-хэв, чтобы зазря не обнадёживать их на то, что тут могут быть туристы. Юнги обязательно обсудит это с Намджуном, а пока проверяет брезент на наличие дырок.       — Если мы тут, конечно же, задержимся, — добавляет Хосок, опередив Асоль в её фразе, которую она уже устала так часто повторять.       — А с ним что? — спрашивает Сокджин, перестав осушать бутылку, когда Дахе неуверенно просит его экономить воду и не выпивать её так, словно она у них течёт прямо из-под крана.       Он вопросительно смотрит на полуголого Тэхёна, который дрожит и глухо ноет Чимину в грудь, при этом всё его тело настолько влажное, что парень, придерживающий его за плечи, умудряется так же намокнуть.       — Наркотическая ломка, — коротко оповещает его Асоль и вновь неодобрительно качает головой.       Она никогда не поймёт того, как можно так пренебрежительно относиться к своему телу. Один только вид её израненных и испачканных в земле ступней вызывает у неё такую же эмоциональную боль и истерику.       Сокджин, услышав ответ, заглатывает слюну, ведь никогда в жизни не видел такого. В видеоиграх не показывают такой реальности, она никогда не глядит на тебя влажными глазами, полными нежелания жить и сильным порывом остановить испытываемые муки. Именно так на него смотрит Тэхён и вновь закрывает глаза, когда тело пронзает очередная волна боли.       — Так, прекратите на него пялиться, — холодно приказывает Чонгук и встаёт перед Тэхёном, загораживая своим телом вид на него.       Навряд ли кому-то хотелось, чтобы на него в такие моменты смотрели, как на циркового фрика. И, к его счастью, Чонгука слушаются.       Хосок отходит к дереву, у которого они держат продукты, с вопросами о том, что из съедобного у них осталось. Юнги находит свой спальный мешок, чтобы улечься в него, пока они ждут Намджуна. Сокджин уже отвлекается от Тэхёна и расспрашивает девушек о том, приходил ли тот.       — Я клянусь, если Намджун что-то сделал с Суён в лесу, то я… — цедит сквозь сжатые зубы Хосок, когда в его голову вкрадываются плохие мысли, и не успевает Джин встать на защиту Намджуна, как слышит за спиной голос девушки.       — Что? Что ты сделаешь? — злобно усмехается Суён, медленно подходя к ним, и первым делом садится на пень, чтобы снять поднадоевшие туфли, к счастью, оказавшиеся достаточно удобными, чтобы Намджуну не пришлось тащить её на спине. Да и ходили они не настолько долго.       — Я уже шёл тебя спасать от его мерзких лап, — отшучивается Хосок и недостаточно звучно кусает яблоко, которое уже размягчилось из-за своей несвежести.       Он не хочет при всех говорить Суён о том, что на самом деле приревновал её, когда она выразила своё желание быть в команде Намджуна.       — А где он? — спрашивает у неё Юнги, у которого не получилось осуществить свой план немного полежать, и вынужденно встаёт рядом с ней, внимательно всматриваясь в ту сторону, откуда Суён пришла.       — Идёт, — коротко отвечает она и качает головой, когда Дахе предлагает ей бутылку с водой.       — Почему у тебя мокрые волосы? — внезапно интересуется у неё Асоль и, встав перед девушкой, скрещивает руки на груди.       Парни, ранее не замечавшие этого, с вниманием поворачивают на неё головы. Волосы Суён и вправду влажные, как если бы их недавно помыли.       Девушка загадочно улыбается уголками губ, явно чего-то недоговаривая, и молча смотрит на насторожившиеся лица, с любопытством ждущие от неё ответа. В лагере висит тишина, нарушаемая лишь пением птиц и тихими стонами Тэхёна, которого единственного не волнует то, что Суён могла найти хоть что-то кроме бесконечных лесных деревьев.       Он знает, что никакое спасение не облегчит его состояние. Его личный ад находится у него внутри, как бы ни менялась вокруг обстановка.       Но не успевает Суён вдохнуть в лёгкие воздуха, чтобы обрадовать ребят хорошей новостью, как из глубины леса слышится глухой радушный возглас:       — Мы нашли речку! — восторженно кричит Намджун, подбегая к ним. Его волосы такие же влажные, как у Суён, а лицо истощает неимоверную радость, как если бы они нашли не речку, а заветный выход из леса. — Она практически в двадцати минутах ходьбы отсюда. Вы представляете?       Его ликование оказывается на удивление таким заразительным, что они громко восторгаются, улыбаясь и смеясь от такого открытия. Хосок на автомате обнимает Сокджина, кидая фразочку о том, что это тебе не брезент найти, а Юнги не может сдержать широкой одобрительной улыбки, обращённой на гордо вскинувшего вверх кончик носа Намджуна. Асоль, игнорируя дискомфорт в ступнях, побегает к Намджуну и на радостях тараторит свои вопросы о том, чистая ли там вода и насколько холодная.       — Тэхён, — к парню быстрым шагом подходит Чонгук и садится на корточки перед ним, коротко переглянувшись с улыбающимся Чимином. — Они нашли речку, — повторяет на случай, если Тэхён не расслышал громкий низкий голос Намджуна, и садится на землю так, чтобы заменить собою Чимина.       Тот негласно благодарит его одними губами, потому что тело затекло от неизменного положения, в котором Тэхён то и дело брыкается из стороны в сторону и давит всем своим весом. Для Чонгука этот вес стал привычным и совсем не обременяющим. Ему сейчас важно увидеть реакцию Тэхёна на такую отличную новость, ведь Чонгуку кажется, что вода поможет ему расслабиться.       — Ты слышал? Они нашли речку, — Чонгук переходит на шёпот, чтобы его голос не смешался с громким обсуждением ребят, и придерживает Тэхёна одной рукой за бок, прижимая ближе к себе.       Судя по тому, как стучат его зубы друг о друга, ему холодно. Безудержное желание согреть Тэхёна охватило Чонгука, что он полностью перестал давать себе отчёт в поступках.       — Ты вообще умеешь плавать? — спрашивает он с лёгкой издёвкой в голосе, чтобы отвлечь внимание парня, сжимающего в кулак землю рядом, царапая её ногтями в невыносимой агонии.       — К твоему… твоему сведению… я лу… лучший плов… пловец в школе… — отвечает Тэхён сквозь озноб и даже в таком состоянии находит в себе силы для надменной усмешки, вызывающей у Чонгука лишь улыбку.       Хочется сказать, что он уделал бы его в два счёта, ведь Чонгук любит соревноваться и ставить таких самоуверенных личностей на место, однако он только положительно кивает. Чонгуку впервые хочется кому-то проиграть.       — Я и не сомневаюсь, — с печалью в глазах улыбается он и отпускает контроль над второй рукой, которая обнимает Тэхёна с другого бока.