writober2023

      Ши Цинсюань перестал считать сколько ему лет после тысячи лет заточения в Подземном мире. Если так можно сказать про Правителя Подземного мира. Но если сегодня не его День Рождения, то в честь чего на него обрушился этот подарок?       — Я нашёл! — кричит из деревянного стакана Се Лянь, — я нашёл, Цинсюань! Сейчас буду в таверне!       Только одну вещь на планете Се Лянь мог искать для него и найти с таким огромным восторгом — возможность выйти из Подземного мира.       Ни разу за тысячелетия их дружбы не было «ложной тревоги». Тема невозможности покинуть Подземный мир больше одного раза в тысячу лет слишком больная мозоль для Цинсюаня, чтобы Се Лянь мог позволить себе давать ложную надежду. Если он говорит, что нашёл выход, значит, он действительно нашёл.       Цинсюань бежит в таверну из дворца, едва не теряя гэта на ходу. Он задыхается от предвкушения и восторга — неужели, наконец, он сможет выходить отсюда, когда душа пожелает? Неужели он сможет смотреть на времена года не с порога пещеры в Преисподней, трогать снег не с чужих ладоней и даже сам нарвёт себе цветы по весне? Эти видения никогда не были к Цинсюаню так близко, что он почти может прикоснуться к ним руками.       Он входит в таверну с громким грохотом дверей и привлекает к себе взгляды. Его визит сюда — не новшество, но в таком небрежном виде он здесь еще не появлялся. Корона и та съехала набекрень, уже нечего говорить о растрепанном ханьфу и сползших верхних одеждах.       Хозяева смотрят на него удивлённо, но показывают оба наверх, где на балконе его уже ждал Се Лянь, махая руками. Немедля, Цинсюань быстро идёт к нему по лестнице:       — Показывай, — сразу говорит он, падая в роскошное кресло напротив Се Ляня.       — Итак, скоро твой «вольный день», — так они называли день раз в тысячелетие, когда Цинсюань может на один день выйти из Преисподней, — я особенно сильно искал эти свитки последнюю тысячу лет. Поэтому…       — Не тяни, не тяни! — канючит Цинсюань, нетерпеливо ёрзая в кресле, — что там? Куда нужно ехать? Что нужно достать?              — По порядку, — спокойно говорит Се Лянь, терпеливо улыбаясь, и разворачивает свиток на языке, который только он сам может читать. — Так как ты, по сути, у нас проклят тем, что не можешь выйти, я двинулся в другом направлении и начал искать способы снять проклятье. И так я нашёл этот свиток. Здесь и еще в нескольких таких свитках история о роде тысячелетних драконов, которые обладают глубокой чистой энергией воды, и эта энергия способна снять любое проклятье. У каждого дракона есть жемчужина, в которой они эту энергию формируют. Им от жемчужины ничего не будет, энергия течёт в них с ней и без неё. Поэтому, если мы добудем тебе жемчужину…       — Я смогу выйти отсюда, — завороженно произносит Цинсюань, — я больше не буду проклят!       Он хватает Се Ляня за руки и кружит по балкону, вновь привлекая внимание всех посетителей внизу. Се Лянь радуется вместе с ним, но усаживает его обратно.       — Технически, всё ещё будешь, просто пока жемчужина с тобой, проклятье будет нейтрализовано, — Се Лянь переворачивает свиток, показывая на пару замысловатых иероглифов. — Тут написано, что многие пытались заполучить жемчужину, поэтому драконы ушли глубоко в море и теперь живут в обители за краем моря, где их не тревожат.       — Звучит, конечно, романтично, но это где вообще? Туда можно доплыть, верно?       Се Лянь неловко отводит глаза в сторону и достаёт еще один свиток.       — А вот тут есть небольшие сложности…       

*

      — Да вы, достопочтенный, ума лишились? На что мне твоё золото, если я пойду с тобой ко дну?! Ищи дураков дальше!       Мужчина сплёвывает и уходит обратно к кораблю, грозно бормоча проклятья Цинсюаню. Это уже седьмое судно, которое отказывается его куда-то везти.       Цинсюань в ночи, как только невидимая стена на входе в Преисподнюю для него исчезла, сразу прошел в туманном измерении в бухту, куда его послал Се Лянь. Чтобы не терять ни минуты, он взял с собой такое количество золота, что его должны уже были нести на борт корабля на руках, однако никто не соглашается на условия поездки.       Нужно на рассвете перевернуть корабль под созвездием Журавля. Делов-то! Отказываются от лёгких денег.       — Что за дурацкие условия, — ворчит Цинсюань себе под нос, заходя в портовую забегаловку. — Почему я не могу просто перевернуть лодку? Как вообще они проверяют, что это целый корабль?       Атмосфера в порту царила сумасбродная, веяло авантюризмом, но запах был так себе. Не лучшее времяпрепровождения для единственного свободного дня в тысячелетие. Цинсюань снял с головы мантию и уселся за самый ближний к выходу пустой стол, уныло подперев ладонью щёку. Будучи правителем Преисподней, он не может найти чёртово судно, которое увезёт его в море за мешок золота.       — Чего желаете?       Скромно одетая юная девушка в переднике приветливо улыбнулась Цинсюаню, но он лишь вздохнул, небрежно взмахнув рукой:       — Свободы, — пробубнил он, и девушка выгнула бровь, — но для этого мне нужно, чтобы какой-то сумасшедший капитан согласился увезти меня в море на моих условиях. Поэтому, полагаю, просто принесите мне кувшин байцзю. Пьяным я буду более настойчивым.       — Если вы ищите кого-то с авантюрной жилкой, возможно, я могу подсказать, к кому обратиться, — взгляд её делается лукавым, и она приоткрывает карман своего передника, — за небольшое вознаграждение.       Цинсюаню нравится её находчивость. Он достаёт из рукава три золотых и бросает ей в передник, обращая на неё всё своё внимание.       — Благодарю, — она наклоняется пониже и пальцем незаметно указывает на дальний стол, полный кувшинов и людей. — Вон тот пёстрый столик, за ним есть человек, который вам нужен. Капитан Хонджун.       Столик действительно разноцветный, ребята за ним имели на удивление диковинные цвета волос — красный, рыжий, зелёный, фиолетовый… таким и попугая не надо. Все они явно молодые моряки, есть даже юноши, которым и пить то едва ли можно. Цинсюань поднимается и уверенно идёт к ним, оставив девушку позади.       — Доброго утра, джентельмены, — моряки замолкают, ставят свои пиалы на стол и поворачиваются. — Мне подсказали, что среди вас есть бесстрашный Капитан Хонджун, которого можно хорошо наградить за мою просьбу.       Юноши переглянулись, и один из них наклонился вперёд. Его правый глаз закрывала повязка, он один из двоих, чьи волосы были чёрные. Он убрал рукой выпавшие пряди назад и ухмыльнулся, глядя на Цинсюаня снизу вверх.       — Смотря, о какой награде речь.       — Люблю, когда мы на одной волне, — Цинсюань кидает на стол увесистый мешок с золотом, позволяя нескольким монетам выпасть. — Это первая часть. Вернёмся назад и получите в три раза больше.       Капитан довольно кивнул, похлопал мешок рукой и поднялся:       — Когда выдвигаемся?       — Ах, вы удивитесь, но надо бы сейчас, потому что к рассвету мне нужно быть под созвездием Журавля, чтобы мы могли перевернуть корабль.       — Да не вопрос! — махнул рукой капитан, а после призадумался, — постойте, перевернуть корабль?       — Корабль будет цел, — уверяет Цинсюань, хотя это не точная информация, — понимаете, чтобы попасть в обитель за краем моря, мне нужен корабль с капитаном и командой. Иначе, я бы облегчил себе жизнь и уже поплыл на лодке. Не знаю, кто там в этих магических пространствах строит входы, но я бы посмотрел, как они отслеживают этот пунктик. В общем, джентльмены, поторопимся, уже светает.       Мальчуган с тёмными красными волосами корчит недовольную гримасу, глядя на капитана, как на дурака:       — Мы серьёзно повезём его?       Хонджун жмёт плечами:       — Он платит.       

*

      — Если мы все потонем, потом не нойте, что я не предупреждал.       Цинсюань бросает взгляд на красноволосого паренька — Чонхо — борясь с желанием посюсюкать это недовольное юношеское личико. Но решил не рисковать — какой-то больно серьёзный малый. Как выяснилось, он помощник боцмана, сам боцман пока таскал на себе верёвки в трюм — видна одна рыжая макушка.       — Я вот хотел спросить, — Цинсюань усаживается на деревянный стул, купленный в порту, — что приключилось с вашими волосами? Интересные цвета.       Чонхо вдруг замирает, выпрямляется, оставляя узлы, которые завязывал, и бросает крайне раздраженный взгляд на канонира, чьи волосы были, как раз таки, чёрными, как у капитана Хонджуна.       — Сонхва, — цедит Чонхо и строит обманчивую опасную улыбку, — не расскажешь, что случилось с нашими волосами?       Упомянутый канонир едва не роняет пушечное ядро, но делает вид, что названо вовсе не его имя. Он уходит с ядром в трюм, бормоча себе под нос список дел и пушек на замену.       Чонхо фыркает, присаживается и снова начинает вязать узлы, когда над ним выросли двое моряков с похожими цветами волос — что-то среднее между синим и фиолетовым.       — А мне нравится, мы так выделяемся на фоне других, — говорит один из них. — Или ты всё ещё злишься, что мне и Уёну дали выбрать цвет, а тебе нет?       — Сан, Уён, оставьте Чонхо в покое! — кричит из трюма Сонхва, но не показывает оттуда носа.       — Ладно-ладно, — Сан подошел к Цинсюаню и облокотился на борт, — вообще, так с волосами не всегда было.       Уён встаёт рядом с ним и достаёт из внутреннего жилета кожаный карманный дневник, открывает и показывает Цинсюаню страничку с морской картой.       — Никогда не суйте сюда носа, — говорит он. — Здесь водятся русалки. В общем то, мы знали, что они могут проклясть, но чтобы вот так…       — Русалка прокляла вас всеми цветами большого змея? — Цинсюань поражается, а он то думал, что его проклятье странное.       Чонхо снова подключается к разговору:       — А всё потому, что Сонхва наступил на её хвост и облил ромом.       — Я не специально! — вновь кричит из трюма Сонхва, в этот раз выглядывая. — И я извинился. Трижды! Не моя вина, что русалки такие злопамятные.       — Почему тогда тебя и капитана проклятье не коснулось? — спрашивает Цинсюань, и капитан Хонджун, стоящий у штурвала, засмеялся.       — Нас прокляли этим унылым цветом, — Хонджун отпускает штурвал и машет пареньку у мачты, чтобы тот опустил паруса. — Я и Сонхва узнали секрет, как поменять цвет волос, и я был един цветом с морем! А он с солнцем. Поэтому эта чернота и есть наше проклятье.       Солнце уже готово выйти из-за горизонта, созвездие Журавля прямо над кораблём. Цинсюань довольно улыбается, глядя на созвездие, и потирает руки. Он готов прямо сейчас биться за свою жемчужину.       — А как, к слову, вы мы собираемся перевернуть корабль? — уточняет Хонджун, встав рядом с ним.       — Можем бегать из стороны в сторону? — Уён присоединяется к ним, — от носа до кормы.       Чохно шумно вздыхает, сидя в верёвках, и закатывает глаза:       — Может, хотя бы от борта до борта? Иначе в чем смысл бегать вдоль корабля?       — Ну, мы собрались приплыть «за край мора» перевернув корабль. Откуда я знаю, как конкретно надо перевернуть корабль?       — Но бегать идея здравая, — соглашается с Уёном Сан.       Моряки синхронно переводят свой взгляд на Цинсюаня, ожидая его решения. Его забавляют их идеи, но заниматься реализацией этой гениальности у него нет времени.       — Джентльмены, я вас умоляю, — он взмахивает рукой, после чего корабль начинает медленно кренится на бок, — держитесь крепче.       Корабль стремительнее заваливается на бок, и моряки резко разбежались в стороны, хватаясь, кто за борт, кто за мачту. Цинсюань остался стоять неподвижно, позволив воде обнять себя и поглотить. Первые лучи солнца озаряют поверхность воды, когда корабль переворачивается вверх дном и начинает медленно подниматься через другую сторону.       Когда корабль вновь оказался над водой, Цинсюань сразу замечает, что по небу разливаются сумерки, а не новый рассвет. Солнце только село за горизонт, оставляя на лазурной воде отражение закатного неба. Прямо по курсу корабля стоит остров, наполовину состоящий из скал, от него к небу выступают дворцовые башни с изумрудными крышами — они переливаются, подобно стеклянной драконьей чешуе.       Дальше, за островом, море утекает водопадами в пустое небо. Вот она — обитель за краем моря.       — Возьмите курс на остров, — говорит Цинсюань, встав на нос корабля.       Его цель как никогда близка.       Отплевываясь от воды, моряки разбежались по местам, опустили парус и начали движение.       До Цинсюаня донёсся шёпот Сонхва:       — Хонджун, кого, чёрт возьми, ты привёл на корабль? Правителя Преисподней?!       — Я думал, он шутит так…       — Он представился Правителем Преисподней и попросил перевернуть корабль, чтобы увезти его за край моря. Это для тебя звучит, как шутка?!       — Ну, ты тоже не смешно шутишь, но я же тебя за борт не выбросил.       Чем ближе они подплывали к острову, тем роскошнее становились башни в глазах Цинсюаня. Зеленоволосый юноша на мачте указал на что-то в воде, и Цинсюань разглядел под прозрачной толщей крыши и улочки. Под водой был целый город.       Когда корабль пришвартовался, не успели они спустить доску, как по причалу к ним уже бежал очумелый мальчишка с плавниками вместо ушей.       — Стойте! Стойте! Не заходите дальше! — он размахивал руками, пока не достиг их судна. — Вы не можете пройти!       Запугивать детей не то умение, которым Цинсюань гордится, но сейчас мораль его не беспокоила. Он выпускает немного иллюзорного мрака и позволяет своему взгляду почернеть. Цинсюань снимает капюшон и смиряет мальчика тяжелым взглядом, позволяя накидке упасть с его плеч и открыть своё одеяние благородных белых и чёрных тонов, с вышитыми серебром и золотом костями.       — Я Правитель Преисподней, пришел на аудиенцию к Тысячелетнему дракону. Немедленно приведи меня к нему.       Цинсюань нагнал побольше демонского страху-мраку, и мальчишка опасливо отступил назад, промямлив:       — По правде, он еще не достиг этого титула, но уже довольно скоро…       — Всё равно, — обрывает Цинсюань, — веди.       Так Цинсюань оставил пиратов ждать на причале, а сам проследовал за запуганным мальчиком. Убранство дворца почти всё выполнено из белого мрамора и нефрита, такого необычного зелёно-голубого оттенка. Стены и некоторые широкие колонны украшали картины с морскими пейзажами, на некоторых были изображены и драконы.       Чем дальше они шли, тем меньше становилось деталей и больше изящества. Когда Цинсюаня завели в тронный зал, он почти ахнул от восторга. Высокие мраморные колонны держат не потолок, а воду. Там, где в окнах должно быть небо, проплывают рыбы и виднеются огни вечернего подводного города.       У дальней стены перед огромной голубой мозаикой с драконьей семьёй, возвышался нефритовый трон, перед которым Цинсюаня ждал высокий юноша. Разглядев его поближе, Цинсюань сдерживает игривую улыбку — какой красавец. Кожа белая, почти бледная, контрастная на фоне лазурной накидки. Белая рубаха, утончённые нефритовые украшения и ровные черты лица.       Мальчик подошел к его ногам, юноша наклонился, позволив длинным чёрным волосам соскользнуть с плеч и едва не касаться пола. Он кивнул мальчику и выпрямился, обратив взор на Цинсюаня.       — Я Правитель Подземного мира, Король Теней и Властитель Тьмы — Ши Цинсюань, пришел просить о соглашении. Меня прокляли еще до начала моего правления, теперь покидать преисподнюю мне дозволено только раз в тысячу лет. Я слышал, что энергия жемчужины тысячелетнего дракона может снять любое проклятье, даже моё, и я смогу покидать преисподнюю.       — Ну, сведения, конечно, верны, — с сомнением говорит юноша, — это абсолютная правда, владелец жемчужины не может быть проклят.       Цинсюаня его сомнения смутили, но он не подал виду и уверенно вздёрнул подбородок:       — Я бы хотел получить жемчужину. Даже если мне придется взять её силой.       — Послушайте, я могу поделиться энергией жемчужины, но есть загвоздка.       Бровь Цинсюаня нервно дёрнулась. Если еще хоть кто-нибудь скажет ему «проблема», «загвоздка» или «нюанс», он окончательно выйдет из себя.       — Какая такая загвоздка?       Юноша развязывает ленту на рубахе, обнажая перед Цинсюанем грудь.       — Она ещё не созрела, — бормочет юноша, указывая пальцем в середину своей груди, откуда виднелась небольшая синяя точка.       — В смысле не созрела?! — Цинсюань напрочь забывает о приличиях и подрывается к юноше, хватая его за рубашку. — Вот же она торчит!       — Это только кончик! — восклицает юноша, видимо краснея щеками, — она созревает, когда дракону исполняется тысяча лет и он получает этот титул.       — А тебе что, не тысяча?       — Ещё нет, я не получил титул.       — Тогда почему ты спустился с трона?       Юноша попытался отшагнуть назад, но Цинсюань крепко вцепился ему в рубаху. Потому тот смирился и продолжил объяснять:       — Я единственный наследник своего рода, мой отец уже почил. Его жемчужина и её энергия навсегда принадлежат моей матери. Я тоже хотел бы отдать свою человеку, что проведёт со мной жизнь. Но я был бы рад поделиться с тобой частью, чтобы помочь с твоим проклятьем.       Улыбка у юноши скромная, он улыбается лишь уголками губ. Цинсюань внимательно смотрит ему в глаза, чтобы уловить в них ложь или хитрость. Но тёмные глаза напротив были ясны, как и очевидное смущение юноши.       Цинсюань отпускает его рубаху, глядя на кончик своего спасения, выглядывающий у юноши в груди, и обречённо вздыхает:       — Так, ладно. Сколько тебе сейчас?       — Пятьсот двадцать три.       — Всего пятьсот двадцать три? — в ужасе восклицает Цинсюань, ошарашенно поднимая на него глаза с толикой возмущения, — ты… где твои погремушки?! Ты же еще младенец! Ради Хаоса, еще четыреста семьдесят семь лет сидеть в преисподней… Да я ума лишусь в этом пекле, там даже искупаться негде! Вот ты когда-нибудь жил в костре? А я живу там не весть которое тысячелетие лет!       Опустившись на мраморную ступеньку перед троном, Цинсюань позволяет себе взвыть, раздраженно притопнув ногой. Как же он ждал этого момента, когда сможет быть свободным — одному только первородному создателю известно. Тем более, что это он однажды запер Цинсюаня в преисподней.       — Мне жаль, что ты проделал такой путь и не смог получить то, что хотел.       Юноша сел рядом с ним. Его лицо выглядит безразличным, но в голос искренне грустен. Цинсюань вздыхает, проглатывая своё расстройство, и жмёт плечами.       — Что поделать, видимо, я до конца своей вечности буду заперт под землёй.       Это действительно ранит Цинсюаня так сильно, что его иссохшее сердце горестно сжалось и заболело от досады. Он давно даже не человек из плоти и крови, он высохшая мумия с красивым фасадом, но эта боль заставляет его чувствовать, что он ещё жив. Жив и проклят провести свою вечность в темноте только потому что однажды по глупости решил, что темнота — его суть.       Цинсюань был уверен, что ему нет места в мире, ему нужно уйти в тень и быть Королём в своей стихии. Но теперь, когда его место в мире не принадлежит ему больше нескольких тысяч лет, он понимает, как был юн и глуп. Променял ласковые солнечные лучи на подземелья, в которых жарко, как в жерле вулкана.       Горечь его прерывает ладонь, такая же на ощущения ласковая, как солнце, по которому Цинсюань тоскует. Юноша неуверенно положил свою руку ему на спину и погладил вдоль, не проронив ни слова. В такой тишине они провели некоторое время. Цинсюаня так растрогал этот жест, что он невольно подумал, что даже мог бы заплакать.       — Ну, не просто же так я проделал этот путь, — говорит Цинсюань, поднимая на юношу взгляд. — Я никогда прежде не был за краем моря. Наверное, хорошее место, чтобы потратить на него мой день раз в тысячелетие.       Он с надеждой смотрит на юношу, ожидая ответа — так не хочется провести этот день в разочаровании и тоске, в одиночестве, наедине со своим отчаянием. Лучше Цинсюань изучит это волшебное место в компании молодого дракона, нежели где-то на Бесовской горе, пусть даже и в компании самых близких друзей.       — Для меня будет честью показать Правителю Преисподней Лазурную гавань, — губы юноши снова трогает совсем небольшая улыбка.       — Ради Хаоса, просто зови меня Цинсюань. Я стар на годы, но крайне молод на душу.       — Хорошо. Моё имя Хэ Сюань.       Улыбка Хэ Сюаня становится шире, он поднимается первый и протягивает Цинсюаню руку в ожидании, пока тот за неё возьмётся. Лукаво улыбнувшись, Цинсюань манерно подаёт руку и позволяет вести себя по дворцу, как драгоценного принца, каким когда-то он был.       — Расскажи мне о своём дворце, — просит Цинсюань, когда они выходят в длинный коридор, вдоль которого стоят всё те же мраморные колонны, за которыми без стены сразу плещется вода. — Как это возможно, что вода не топит замок? Я слышал, вы перебрались сюда, чтобы спрятаться.       — Да, когда-то давно, задолго до меня и моего отца, наш народ начали истреблять ради магической силы наших тел, а за драконьей жемчужиной могли прийти и вовсе вырезать всю семью. Теперь, когда мы остались последними в роду тысячелетних драконов, есть только я и моя сестра. Поэтому теперь мы и весь наш народ, морские создания, живут здесь. Они могут проходить барьер и выходить в мир, когда им захочется.       Цинсюань задумался: если драконы правят над морскими созданиями, то…       — Возможно, среди ваших есть кто-то, сведущий в русалочьих проклятьях? Джентльмены, что привезли меня сюда, столкнулись с русалкой и, скажем, слегка ей не угодили. Теперь их команда может взять название «все цвета большого змея». Прежде я никогда не видел таких волос.       Из любопытства Хэ Сюань даже выводит их на одну из башен, чтобы посмотреть издали на моряков, снующих по причалу.       — Действительно невиданно для людей. Наши подводные девы могут иногда менять цвета своих волос, но лишь на время. Видимо, они действительно сильно разозлили кого-то из старшего поколения русалок.       Цинсюань хихикает, кокетливо прикрыв лицо рукавом, и смотрит из-за ткани в глаза своему спутнику:       — Сможешь помочь?       Хэ Сюань приосанился, сделался важным, и уверенно кивнул:       — Конечно, я пришлю к ним слугу, который проводит их к нашему шаману.       Далее Хэ Сюань повёл их по роскошным родовым залам дворца и показал несколько забавных своих детских портретов. До чего он на них смурной, капризный, будто прямо рядом с художником стоит его мама, наказывая пальцем не дергаться. Оказалось, так и было.       — Я не любил подолгу тратить время на портреты, — смущенно признаётся Хэ Сюань. — Но сейчас я рад, что они есть. Нам с сестрой есть, что вспомнить.       На одном из портретов была драконья семья в полном составе. Мать и отец Хэ Сюаня оба высокие и утонченные, их лица аристократично-скромны и при этом осанка выдаёт гордый нрав. Хэ Сюань стоит в ногах у матери крайне недовольный, а сестра доходила отцу до пояса, стояла рядом и озорно улыбалась.       — Какая искренняя улыбка, — подмечает Цинсюань, указывая на девочку.       — Да, сестра всегда улыбается так. Поэтому, мне понравилась твоя улыбка, вы похожи.       Цинсюань жалеет, что не взял с собой веера, сейчас ему необходимо скрыть своё смущение. Вместо этого он делает шаг ближе к Хэ Сюаню, задорно стреляя глазами, чтобы смутить юношу больше, чем он его.       — Приятно знать, что тебя притягивает эта часть меня, — тише говорит Цинсюань, проведя пальцем по своим губам. Он с ликованием наблюдает, как глаза юноши расширяются и он отворачивается к картине, прочистив горло.       — Что ж, пойдём дальше. Я бы хотел показать тебе подводный сад.       Вновь Хэ Сюань повёл по лестницам вниз, где начиналась внутренняя территория дворца. Цинсюань завороженно смотрел на убранство сада с дворцовых ступеней: здесь были земные деревья, но листья совсем иные — они переливались приглушенным светом, особенно длинные раскачивались в воде, подобно водорослям. Чуть дальше вместе с мраморными драконьими скульптурами стояли длинные клумбы, на которых пестрели кораллы и морские цветы. Цинсюань всегда хотел прикоснуться к чему-то такому, когда слушал рассказы моряков, попадающих в преисподнюю. И сейчас всё это прямо перед ним.       Хэ Сюань первым шагнул со ступеней и его сразу окутала вода, мелкие пузырьки поднимались от его волос и одежд, пока ткань не улеглась. На шее Хэ Сюаня проступили жабры, и Цинсюань неуверенно принялся топтаться на месте — у него то жабр нет. Конечно, он не умрёт, но и пребывать в сознании под водой не сможет.       — Не бойся, — Хэ Сюань протягивает руку из толщи воды, приглашая Цинсюаня вновь ухватиться. — Со мной тебе ничего не грозит.       По телу Цинсюаня проходит дрожь, он чувствует волнение, переполняющее его до звона в ушах. Сердце забилось так сильно, каким он не слышал его давно, ему кажется, что на лице его слишком очевидно, как он доволен.       Ему нравится это внимание, нравится, как Хэ Сюань смотрит на него и на его безразличном лице появляется интерес. Совершенно точно в нём есть то же чувство, то же волнение, словно… словно им нужно было встретиться. Цинсюань очарован молодым драконом настолько, что позволяет держать свою ладонь. Принимая протянутая ему руку, Цинсюань зажмуривается и делает шаг.       Вода быстро обступает его, на удивление, тёплая, приятная. Сделать вдох по первости боязно, как и открывать глаза. А своей шее Цинсюань чувствует чужие пальцы и тихий шепот касается его уха:       — Цинсюань, ты можешь вдохнуть.       Цинсюань распахивает глаза и обнаруживает себя почти прижатым к чужой груди. Хэ Сюань держит свои пальцы у него на шее и гладит, чтобы Цинсюань почувствовал проступившие на своей коже новшества — жабры. Он делает резкий громкий вдох, паникуя, когда вода попадает в горло, но успокаивается, когда Хэ Сюань делает вдох вместе с ним и кивает.       Вода становится частью Цинсюаня, на пробу он делает несколько неуверенных вдохов, чувствуя, как вода останавливается в горле и жабры выпускают её обратно в море, а лёгкие наполняются воздухом. Внутри щекочет восторг, и Цинсюань восхищенно закрывает рот ладонями, едва не пища:       — Дышу под водой! Представляешь? Под водой! — он делает очень глубокий вдох, и из жабр выходит несколько пузырей. — Хотя, конечно, ты понимаешь, ты же дракон… но как к этому привыкнуть?! Потрясающе, Сюань, потрясающе!       Их лица совсем близко друг к другу, и вдруг Цинсюань видит, какая яркая искренняя улыбка озаряет лицо Хэ Сюаня. Нежная и цветущая, она отражается искрами в тёмных глазах, и Цинсюань думает, что перед ним само море в человеческом обличии. Светлое и необъятное, такое притягательное, на первый взгляд холодное, но на деле тёплое и даже согревающее.       — Я рад, что тебе нравится, — посмеивается он, и опускает свою руку на поясницу Цинсюаня, — первое время, держись рядом, чтобы не унесло течением. Нужно привыкнуть, чтобы перемещаться тут.       Тело Цинсюаня непослушное, большое и неловкое, он прижимается к Хэ Сюаню, охотно обвивая руками его талию. Хэ Сюань, будто прочитав мысли, сразу двинулся к кораллам и водорослям, позволяя Цинсюаню тыкать пальцами цветастые водоросли и восторгаться, как некоторые из них прячутся.       Цинсюаня поразил подводный мир. Маленькие пёстрые рыбки и сияющие камушки, на ощупь кораллы оказались твердыми, как камни, а живые водоросли и правда дёргаются от прикосновений. Когда он увидел краба под деревом, Хэ Сюань не смог даже удержать его — Цинсюань ринулся за несчастным вдогонку, неуклюже перебирая ногами, в попытках то ли плыть, то ли бежать.       Но Цинсюань не хочет уйти из моря и не потрогать краба. Та же участь постигнет ближайшую медузу и устрицу.       — Смотри, кого еще я тебе нашёл, — Хэ Сюань на раскрытых ладонях подносит ему крупную морскую звезду, — можешь подержать.       — Не укусит? — уточняет Цинсюань, выпустив краба на песок.       — Нет, просто будь с ней аккуратен.       Цинсюань взволнованно подносит свои ладони, и звезда медленно переползает к нему на руки, щекотя маленькими ножками, пока перебирает лучами по коже. Она действительно едва помещается в руках Цинсюаня, синяя, будто сказочная. Цинсюань держит её еще несколько секунд и осторожно опускает.       Немного приспособившись, Цинсюань начинает передвигаться сам. Город аккуратный, улочки вымощены мрамором, а вместо фонарей здесь светящиеся растения. Весь подводный мир ночью был волшебством: прозрачные растения с вкраплениями света, длинные цветочные лепестки причудливых цветов. В некоторых длинных пластах будто поселились светлячки, среди них прятались рыбы.       Морские жители не удивлялись гостю. Они учтиво кланялись в приветствии Хэ Сюаню и точно так же отнеслись к Цинсюаню. Здесь были разные виды русалок: помимо распространённых с рыбьими хвостами, здесь плавали и акульи, осьминожьи, миноги… Цинсюань в первый раз увидел тритона морского конька.       Короткие выводы о подводном мире: чисто, атмосферно, и совершенно неудобно кушать. Цинсюаню не удалось распробовать еду, пока Хэ Сюань не завёл его в помещение. Оказывается, для тех, кто не перманентно живет под водой, есть заведения с таким же воздушным пространством, как во дворце. Только там Цинсюань и смог поесть спокойно и распробовать морские десерты. Хотя странно есть рыбу на глазах у, по сути, других рыб, и наблюдать, как они делают то же самое.       Короткие выводы о Хэ Сюане: их нет. Цинсюань долго обдумывал, следовать ли порывам, возникающим в его теле. Иногда он разрешал себе улыбнуться и игриво стрельнуть глазами, прижаться к юноше или позволить ему приобнять себя. Хэ Сюаню он нравился, и между ними не было пошлости, как часто бывало у Цинсюаня при очевидном флирте.       Хэ Сюань хотел к нему прикоснуться, но был скромен и учтив. Он предлагал руку и ждал ответный шаг, он клал руку на плечо и не делал более ничего, пока Цинсюань не пристроился к нему ближе. Он наклонялся и иногда понижал голос, но не более, только смотрел на Цинсюаня завороженно, любовался, и это льстило. Цинсюань начинал ощущать жадность, желание большего.       Они вышли на поверхность, во дворец, и Хэ Сюань вывел их на просторный балкон, где открывался вид на водопады. Оказалось, здесь не бывает тёмной ночи — за водопадами всегда видно свет от движения солнца на поверхности мира. Тьма здесь не властна.       Хэ Сюань попросил подать чай и фрукты с морскими закусками. Они вместе присели на изумрудную мягкую кушетку. Когда слуги всё принесли и оставили их наедине, Хэ Сюань спросил:       — Почему тебя прокляли?       — Оу, — Цинсюань пойман врасплох, — ну, это не очень интересно. Я был принцем и, скажем, чувствовал себя не очень хорошо в своей семье. От меня очень много требовали, я не справлялся и всех разочаровывал. Тогда я ушёл из дворца, и один человек сказал, что, если я люблю быть в тени, он может сделать меня Королём Теней и я покажу величие в том месте, которому принадлежу — во тьме. И, как ты понимаешь, мне не уточнили парочку нюансов.       Вспоминать об этом после столь насыщенного дня не так горько и грустно. Эта жизнь кажется Цинсюаню такой далёкой, что он уже наизусть знает, где он был не прав, где были не правы его родители и как всё могло бы быть в идеальном, неидеальном и сотнях других раскладов. Его душа уже отболела это, но иногда ностальгия опускается на него серой вуалью, и он пытается найти путь к тому, кем он был.       — Знаешь, я редко вспоминаю, но порой думаю о том, каким я стал, — откровенно говорит Цинсюань, устремляя взгляд на водопады. — И каким мог стать. Иногда мне кажется, что тот радостный и полный жизни принц всё ещё жив во мне, и это заставляет меня искать способ снять проклятье. Вдруг я не совсем ожесточился, и тьма не поглотила меня целиком? Мне нравится править Преисподней, но я не хочу быть в ней заключённым. Это место темница для тех, кто делал ужасные вещи, кто виноват и должен искупить грехи. А я невиновен. Я был обманут, был молод и глуп, но точно не повинен ни в чём ужасном.       Хэ Сюань молчит некоторое время, и начинает неуверенно:       — Я знаю, что, возможно, мои слова не будут ничего значить, — он взволнованно ёрзает, сжимая в замок собственные руки на коленях. — Но я сегодня встретил тебя впервые и… я не видел пленника, поглощенного тьмой. Сегодня я встретил Короля, который гордо держит голову поднятой. Он уже не принц, но в нём жив юношеский восторг от простых мелочей: от морских звёзд и возможности дышать под водой. Я встретил очаровательного Короля, которого было честью взять за руку и провести по моему дворцу. Я не помню, когда во мне было столько радости, как сегодня, потому что ты принёс радость в мою жизнь. Ты поделился со мной улыбкой такой искренней, что я вспомнил, как сам могу улыбаться кому-то, кроме моей матери. Ты подчинил себе тени и тьму и остался собой, вот где твоя сила. Словно… словно Король Теней, который несёт свет. Прости, если это звучит обидно при твоём титуле.       Вовсе не обидно. Цинсюань поджимает губы и чувствует, как слёзы скапливаются в уголках его глаз. В груди щемит, но с лица не сходит улыбка. Ему говорили много хороших слов за его долгую вечность, но сказанное часто рикошетит от высоких стен, что Цинсюань построил в себе, чтобы держаться, не дать себя сломить. Иногда через трещины слова попадают в него, и он с трепетом хранит их внутри, вспоминая, когда жизнь в Преисподней ставит его на колени.       Хэ Сюаню он открылся, впустил его и позволил обстрелять мягким добром, завернуть в эти важные слова и греться. Цинсюань ощущает, как совсем немного жизнь внутри него поднимается из недр и течёт по венам, покалывает ладони и сворачивается клубком где-то в животе.       — Спасибо, — шепчет Цинсюань.       Несколько слезинок всё-таки срываются с ресниц и катятся по щекам, Хэ Сюань придвигается ближе и разводит руки, приглашая. Не раздумывая, Цинсюань двигается к нему и крепко обнимает, вкладывая в это всю свою благодарность за сегодняшний день. Подбородок Хэ Сюаня у него на макушке сменяется мягким поцелуем, от которого по спине бегут мурашки.       Цинсюань откидывается на спинку кушетки и располагает голову на плече Хэ Сюаня, тот оставляет руку у него на плече, тоже укладываясь.       — На самом деле, когда мне доложили о твоём прибытии и ты сказал, что пришёл за жемчужиной, я на секунду тебя возненавидел. Но потом я понял, что ты действительно просто не знаешь никакой истории, кроме той, что жемчужина может снять твоё проклятье.       — Просить жемчужину сродни оскорблению? — спрашивает Цинсюань, заволновавшись.       — Нет, но для нас жемчужина имеет большое значение. Драконы формируют за жизнь всего одну жемчужину, и это воплощение нашей силы. Цвет, форма — всё в жемчужине уникально. У нас жемчужина считается сердцем дракона, и дарить своё сердце нужно только спутнику жизни. Даже возлюбленным не отдают жемчужину, пока не станет понятно, что вот этот человек будет с тобой всегда.       Цинсюань наблюдает за ним, понимая, что не стал объектом обиды. Он переводит взгляд на раскрытую рубаху Хэ Сюаня, верх которой так и не зашнурован после первой встречи. Тёмно-синяя жемчужина с перламутровым сиянием донельзя хорошо описывает своего хозяина. Спокойный уравновешенный цвет, но глубокий и чувственный. Сейчас перед Цинсюанем молодой юноша, но уже статный и мудрый, каким же он станет, когда придёт его тысячелетие? Ему снова становится лестно, что такой неприступный и холодный дракон держит его в жарких объятиях и вытирает его слёзы.       Рука Цинсюаня потянулась первее мысли, он завороженно обвёл пальцами контур жемчужины, почувствовав, как по телу Хэ Сюаня прошла мелкая дрожь. Опомнившись, он поднял глаза, но не убрал руки, позволив Хэ Сюаню положить свою ладонь поверх.       Глаза напротив становятся темнее, Цинсюань чувствует, как Хэ Сюань начал глубже дышать. Он проглатывает свое волнение и гладит пальцем жемчужину, убавляя свой голос до шепота.       — Она цвета глубокого моря, такое же и твое сердце, — произносит он, — я клянусь, что не стану его забирать силой. Только если ты однажды захочешь отдать его сам.       Хэ Сюань вдыхает, словно намереваясь потянуться вперёд, но отстраняется, облизывая губы.       — Я носитель энергии жемчужины, по идее, ей можно делиться. Но… я не уверен, как её передавать. Это знал только мой отец. Мама говорит, что это умение открывается после восьмисот. Её вид драконов не создаёт жемчужины, для неё этот процесс закрыт.       Он отворачивается и смотрит на водопады, после чего прикрывает глаза, будто пытается успокоить себя. Цинсюань ведёт ладонью у него по груди, большим пальцем гладит жемчужину и снова взволнованно сглатывает. Во рту становится сухо, мышцы под его рукой напрягаются и Хэ Сюань снова вздрагивает от прикосновений к жемчужине. Другой рукой Цинсюань берёт его за подбородок и разворачивает к себе, кладёт руку ему на щёку и забирается на кушетку с ногами. Он приподнялся на коленях, чтобы прошептать Хэ Сюаню в губы:       — Ну… мы можем проверить пару теорий. До рассвета есть время.       Цинсюань коротко целует его, едва касаясь уголка губ, и Хэ Сюань отвечает таким же коротким поцелуем.       — Если ты не против…       — Я очень даже за.

      *

      Чонхо сидит на пирсе, свесив ноги в тёплую воду. Он смотрит на бурлящие водопады, небо становится ярче.       — Я понимаю, что вы без царя в голове, но я не нанимался оставаться цветным посмешищем, — говорит он. — Отказались сами от снятия проклятия — сами и ходите. Я-то тут причём.       — Ну, мы же команда! — бодро восклицает Хонджун, — но нам бы поторопиться, иначе опоздаем. По моим подсчетам уже скоро тут будет рассвет.       — Я тут! Я уже бегу!       Цинсюань выбегает на пирс в компании мальца, который встречал их. Следом лёгким шагом бежит высокий юноша в зелёных одеждах.        — Я успел, мы всё успеваем, — говорит Цинсюань, запыхавшись.       Волосы его растрёпаны, одежды набекрень, он поправляет их наспех и приглаживает торчащие пряди. Выдохнув последний раз, Цинсюань поворачивается к юноше и схватив за воротник, притягивает его вниз и звонко целует в губы.       — Ты знаешь, где меня найти, — произносит он и бежит на корабль, следом за моряками, но на ходу выкрикивает, — или через тысячу лет я найду тебя сам!       

*

      Хэ Сюань впервые покинул край моря, не прожив и суток после встречи с Правителем Преисподней. Мама была приятно удивлена и взволнована, когда он рассказал о визите гостей, но останавливать не стала — Хэ Сюань еще не тысячелетний дракон, но уже и не ребёнок, чтобы держать его во дворце.       Однако после того, как его растили в интеллигентности и утончённой роскоши, встретить на чьих-то воротах головы мёртвых людей — вызывало небольшой культурный шок.       — Ты откуда будешь? Чего хочешь?       Хэ Сюань замечает мужчину, что преградил ему путь. У него подмышкой еще одна голова и кол.       — Я прибыл на аудиенцию, — спокойно говорит Хэ Сюань, доставая из рукава небольшой пергамент. — Меня пригласил Хозяин Бесовской горы, Его Величество Король Призраков. Он ждёт меня в резиденции.       — Ба, да вы к Его Величеству, и даже в резиденцию… — мужчина кладёт голову и кол на землю, отряхая руки, — он, конечно, обычно, сам встречает, но сегодня у него еще аудиенция Господина Горных дорог. Видимо, запамятовал. Пойдём-ка, я проведу вас. Мне довелось один раз бывать в резиденции! Только не говорите никому.       Гора, на первый взгляд, варварское место, даже мясо разделывают прямо на улице. Но есть у этого свой колорит. Пусть и не особо приятный для Хэ Сюаня.       Мужчина привёл его в пещеру на горе, через которую долго вёл, пару раз свернув не туда. Когда они упёрлись в тупик, Хэ Сюань уже потерял надежду на встречу со своим Повелителем Теней, но мужчина вдруг шагает прямо через камень и исчезает.       — Давайте, шагайте!       Пройдя через иллюзию, еще некоторое время они плутали по лабиринту, после чего мужчина вывел его на свет. То была вершина горы с роскошным пейзажем. С земли всё было покрыто облаками, но, видимо, это тоже была иллюзия. Ведь вид на долину открывался бескрайний.       — Вон тот домишко, это резиденция Его Величества. Подождите, пока он к вам выйдет.       Мужчина скрывается в пещере. Хэ Сюань ждать не стал, он решительно направился к дверям и громко постучал.       В резиденции послышались голоса и суета. Он постучал вновь, пока дверь перед ним не открылась. Высокий, почти как он сам, мужчина с повязкой, покрывающей один глаз, смотрел на него грозно и хмурил брови. Одежды его ярко красные, его украшают серебряные серьги и наручи с гравировкой бабочек.       — Король Призраков? — уточняет Хэ Сюань, — я прибыл по просьбе Повелителя Преисподней Ши Цинсюаня. Он велел вас найти, если я захочу встретиться с ним.       Вдруг мужчину перед ним смещает невысокий приветливый юноша в наспех запахнутых белых одеждах.       — Это я, я, прошу простить, Король Призраков Се Лянь, — он кладёт руку поверх красных одежд, будто удерживает мужчину от драки, — я знаю, кто это, Сань Лан. История Цинсюаня, помнишь?       Хэ Сюань присматривается и замечает, что обманулся широким телосложением — перед ним был такой же юноша, как он сам. Суровость Хэ Сюаня тоже часто набрасывает ему пару сотен лет.       — Правда, мы не ждали, что ты придёшь вот… на следующий день, — неловко смеётся Король Призраков, повязывая пояс на своих одеяниях, — я сообщу Цинсюаню, чтобы он вышел в таверну.       Се Лянь скрывается в дверях, оставляя их с наедине с юношей в красных одеждах. Хэ Сюань неловко переминается с ноги на ногу, протягивая руку в знак приветствия.       — Морской Дракон Хэ Сюань.       Юноша смотрит на его руку и с сомнением протягивает свою.       — Господин Горных Дорог Шунюан, — он поправляет свой пояс на одеждах, затягивая его потуже, — Хуа Чен.       Хэ Сюаню становится неловко, когда он понимает — он помешал. Даже, ворвался в чужое уединение. Буквально вчера Цинсюань выбегал таким же растрёпанным из его покоев, чтобы успеть на корабль.       — Он сейчас будет, — в дверях появляется Се Лянь, опрятный, как ни в чём не бывало, — здесь недалеко, пойдём. Он не может выйти, как ты помнишь.       Они обходят гору с другой стороны, и когда дверь открывается, перед ними улица, погруженная в темноту. Горят красные фонари, слышатся крики и стоны, но отдалённые. Се Лянь переходит улицу и останавливается перед дверями, над которыми вывеска гласит «НИЧЕГО».       — Это короткий путь, пойдём, — зовёт он, и Хуа Чен подталкивает Хэ Сюаня, брезговавшего ступать своими сапогами на эту кровавую грязную дорогу.       Стоило им войти в заведение, как Хэ Сюаня едва не сбивает с ног. Цинсюань ветром влетел в него, запрыгивая, и повис на шее. Опомнившись, Хэ Сюань обнял его за талию, крепко прижав к себе — он зарывается носом в шею и оставляет поцелуй рядом с ухом, борясь с желанием закружить Цинсюаня по таверне.       — Неужели в разлуке четыреста лет пролетели, как один день? Моя жемчужина пришла за мной сама.       Он лукаво улыбается, но за напускным флиртом Хэ Сюань видит облегчение на его лице, искреннюю радость, сверкающую в его лазурных глазах. Глаза Цинсюаня похожи на гавань, в которой рос Хэ Сюань, которую любил, пока его не забрали во дворец по завершению внутренних войн. Хэ Сюань хочет видеть эти глаза в свете дня, будут ли они так же сиять, как морская вода в солнечных лучах?       Хэ Сюань улыбается и обнимает его еще раз, чтобы незаметно прошептать:       — Я бы не прожил четыреста лет, не видя тебя. Если ты не можешь выйти, я приду к тебе сам.       Хозяева таверны посадили их на балкончик, где вся мебель была обита бархатными подушками. Оказалось, это место для Цинсюаня и Короля Призраков. Разговор был недолгим, вчетвером они обсудили насущное: Хэ Сюань спросил Короля Призраков про его быт и правление, Господин Горных Дорог послушал нормальное объяснение появление Хэ Сюаня на Бесовской Горе, Цинсюань же всё торопился закончить разговоры и утащить Хэ Сюаня, чтобы побыть наедине. Но Король Призраков, будто всё понимая, намеренно задавал еще больше вопросов, забавляя себя и своего спутника.       — Ладно, — сдаётся Король Призраков, утирая слезу от смеха, и поднимается, — пойдём, проводи нас. Я передам тебе свитки, которые задолжал.       Они выходят из таверны, и Хэ Сюань снова морщится, наступая в грязь. Цинсюань смотрит на него с непониманием, и берёт под локоть:       — Что такое?       — Нет, ничего, — улыбается ему Хэ Сюань, не подавая виду своему отвращению.       Хуа Чен усмехается, не оборачиваясь:       — Чистоплюй.       Хэ Сюань смиряет его грозным взглядом, но тот и ухом не повёл, прыгнул через порог на траву горной вершины Его Величества. Цинсюань же краснеет от понимания, и подзывает юношу, стоящего перед таверной.       — Прикажи убрать улицы, чтобы я мог из таверны пройти босиком до самого дворца с чистыми стопами.       Юноша кивает и убегает в неизвестном направлении. Они оба перешагивают порог, выходя на свежий воздух. Хэ Сюань с наслаждением вытирает сапоги о траву, пока Цинсюань хихикает над ним, прикрываясь веером.       Хэ Сюань смотрит на него и диву даётся. Действительно потрясающие глаза, озорные и чистые, как вода из морского источника. Они почти светятся, как два лазурных камня, голубые нефриты, каких Хэ Сюань никогда не видел. Его разрывает от чувств первой влюблённости. Цинсюань как ветер ворвался в его жизнь, вскружил голову, запал в душу и коснулся сердца. Хэ Сюань утонул в его глазах, положив руку ему на щёку.       — Я хочу искать нефрит цвета твоих глаз, — тихо говорит Хэ Сюань, — чтобы однажды прислать тебе серьги из них, но, боюсь, никогда не могу найти ничего столь прекрасного.       — Цинсюань? — прерывает их Король Призраков.       Цинсюань и Хэ Сюань, будто только проснувшиеся, смотрят на него недоумённо, еще пребывая в чувствах. Се Лянь выглядит крайне озадаченным.       — А ты не далеко вышел? — спрашивает он, и Хэ Сюань тоже начинает понимать.       Разве Преисподняя не осталась за порогом?       Цинсюань смотрит на них, после оборачивается и смотрит на открытую дверь в Преисподнюю. Демоны снуют туда-сюда, водят призраков в оковах, а он стоит на высокой траве и на него светит дневное солнце, волосы развивает настоящий мирской ветер. Его глаза округляются, и он взвизгивает:       — Я вышел!       — Ты вышел! — кричит в ответ Се Лянь и прыгает вместе с ним по поляне, пока Цинсюань не разбегается в сторону Хэ Сюаня.       Хэ Сюань успевает его поймать, подхватывает за бёдра. Цинсюань обхватывает его ногами, крепко целует и прижимается ко лбу, звонко смеясь. Счастье льётся из него смехом, и Хэ Сюань смеётся вместе с ним.       — Сработало! — кричит Цинсюань, — Ради Хаоса, кто же знал, что мама от тебя такое скрывает, будто ты ребёнок какой! Хотя, постой… а технически, когда у драконов совершеннолетие? Я же не…       — Нет, — Хэ Сюань еще больше смеётся, — с четырёхсот я уже взрослый мальчик.