Только не домой

      На часах было семь пятнадцать утра, когда Чэн Сяоши выскочил на улицу и тут же обернулся. Краска на вывеске фотостудии наконец высохла и теперь поблескивала в лучах утреннего солнца. Отмытое стекло витрины сверкало и собирало в себе целый мир причудливых отражений. Чэн Сяоши в этом мире странно изогнулся, вытянулся и утончился, но с таким же удивлением рассматривал самого себя. Улица за его спиной выглядела не менее странно: дома искривились и забавно двигались, стоило лишь немного изменить ракурс.       Чэн Сяоши улыбнулся самому себе, закрыл дверь и зашагал в сторону университета. Неплохо было бы встретить Лу Гуана по пути и рассказать, как похорошела фотостудия, а заодно и поблагодарить. Вчера он совсем забыл это сделать, за что теперь стыдился. Но ведь Лу Гуан наверняка поймет, да? И уж точно не обидится?       Мотнув головой, Чэн Сяоши отбросил эти мысли, убеждая себя, что парится по пустякам, и оглянулся. Народу на улице явно прибавилось. Все с серьезным видом шли по делам, не обращая внимания ни на хорошую погоду, ни друг на друга.       Чэн Сяоши же внимательно рассматривал прохожих, но лишь потому, что пытался разглядеть в толпе знакомый силуэт Лу Гуана. Однако поблизости, как на зло, не было никого даже отдаленно похожего. Вечно вот, когда пытаешься что-то или кого-то найти — не находишь. Закон подлости, не иначе.       Чэн Сяоши спрыгнул с лестницы, ведь так идти гораздо веселее, и поднял голову к небу. Солнце медленно карабкалось на самый верх чистой бескрайней синевы, согревая землю теплом и красуясь в темных стеклах зданий и проезжающих машин. Перед лицом юноши пронеслось что-то белое. Чэн Сяоши инстинктивно дернулся, успев подумать, что это привидения нападают средь бела дня. Но на деле привидение оказалось белым пакетом, принесенным ветром.       Впереди показалось здание университета, огороженное высоким забором. У ворот толпились кучки курящих студентов. Чэн Сяоши ловко пробрался между ними, махнув парочке знакомых рукой, и вошел на территорию университета.       Раздался первый звонок, призывающий всех поторопиться и разойтись по кабинетам. Чэн Сяоши зашагал быстрее, потому что неплохо было бы прийти хоть раз раньше преподавателя. Однако здесь была небольшая проблемка: юноша понятия не имел, на какое занятие вообще идет, а главное — куда. Потому он усердно выглядывал в толпе лица одногруппников. Миссия довольно сложная, когда народу так много, что даже шаг в сторону сделать проблематично. И куда вообще все эти люди торопятся? Неужели так хотят учиться?       Миссия по поиску знакомых все же увенчалась успехом, и уже вскоре Чэн Сяоши вбежал в кабинет, хоть и после звонка. Благо, преподавателя еще не было, а значит страшное уже позади. Юноша занял парту у окна, достал тетрадь. Исписан в ней был один единственный листочек, и тот лишь потому, что заставили.       В помещение зашел пожилой мужчина с чемоданчиком и улыбнулся всем собравшимся. Разложив нужные учебники, преподаватель нашел пишущий маркер, что было не так уж и просто, и записал название новой темы.       Математика никогда особо не интересовала Чэн Сяоши, из-за чего он и не пытался вслушиваться в лекцию. К тому же окно выходили прямо на баскетбольную площадку, где уже шла игра.       Отвлекаясь на ленивые мысли и матч, Чэн Сяоши не заметил, как прошла первая пара. Звонок перебил преподавателя, заставив его тяжело вздохнуть и заворчать, что математике уделяют слишком мало времени. Студенты согласно покивали, но с улыбками и облегченными вздохами проводили взглядом преподавателя, когда тот выходил из кабинета.       Чэн Сяоши поднялся с места, лениво потянулся, зевая от солнца, и тоже вышел из кабинета. Самое время размяться, а возможно, даже удастся сыграть. После и перекусить можно. Как ни посмотри: план великолепен.       Машинально пытаясь отыскать в толпе белобрысую макушку друга, юноша добрался до площадки. Началась еще одна игра. Место явно пользовалось популярностью. Чэн Сяоши остановился за забором, ограничивающим площадку, с интересом наблюдая. Матч был три на три, и у одной команды, очевидно, имелось преимущество в виде опыта. Вторая же тройка уже вымоталась и едва ли поспевала за соперниками. Чэн Сяоши фыркнул, понимая, что ничего интересного из матча не выйдет.       — Чэн Сяоши, ты почему здесь прохлаждаешься? А учеба? Или всю жизнь собираешься на моей шее сидеть? — раздался из-за спины знакомый женский голос.       — Хозяйка, только не бей! — смеясь обернулся юноша, сразу же закрываясь руками от Цяо Линь.       — Вот еще не хватало ногти ломать, — буркнула девушка. — Так все же почему не учишься?       — Вообще-то у меня законный перерыв. По расписанию занятие через пару часов, так что твои обвинения не справе… — он замолчал на полуслове, состроив страдающее лицо и закрывшись от легких ударов по ребрам, а после проблеял: — Ну, не бе-е-е-ей.       Цяо Лин весело и немного зловеще усмехнулась, но все же остановилась и тоже подошла к забору, чтобы посмотреть на игру, про которую Чэн Сяоши уже успел забыть.       — И за этим ты смотришь? Они же и играть толком не умеют!       — Да я только пришел. Но согласен, до нашей с Лу Гуаном команды им как до Луны и обратно. Ты, кстати, не видела его?       — Не-а, со вчерашнего вечера не видела, — мотнула головой Цяо Лин. — А ты звонить ему не пробовал, если ищешь? В двадцать первом веке все-таки живем.       — Точно, ты гений! — Чэн Сяоши хлопнул по лицу себя рукой, доставая телефон из кармана. Он уже успел ввести пароль и зайти в контакты, когда понял, что номера-то у него нет.       Цяо Лин заметила заминку и расхохоталась:       — Ох, балда ты! Ничего без меня не можешь. На, звони.       Она протянула телефон, довольно улыбаясь. Чэн Сяоши промямлил в ответ что-то отдаленно похоже на спасибо и набрал номер. В трубке появились длинные гудки. Чэн Сяоши внимательно слушал их, ковыряя носком ботинка камушек в асфальте, а они все тянулись и тянулись, будто бы и не собирались заканчиваться. Но вдруг стихли, появилось шипение. Чэн Сяоши тотчас затараторил, успев за пару секунд задать кучу вопросов, и только потом понял, что разговаривает с автоответчиком.       — Не берет, — пожаловался юноша, возвращая телефон Цяо Лин.       — Ну, правильно, нормальные люди учатся, а не шатаются по баскетбольные площадки.       — У меня законный перерыв! — возмутился Чэн Сяоши в спину удаляющейся девушки.       — Да-да, конечно, отдыхай дальше, — смеясь, Цяо Лин махнула рукой на прощание.       Чэн Сяоши показал ей язык, хоть она и не могла видеть, и отвернулся, возвращаясь взглядом к игре, которая так вовремя закончилась.       — Эй, а можно к вам присоединиться?              Несколькими часами ранее.       Мимо перестуком колес проносится поезд. Он гремит, гудит и безвозвратно убегает в тоннель. Лу Гуан провожает его взглядом, а в голове вспыхивает мысль: последний. Шумно выдохнув и слегка улыбнувшись самому себе, юноша разворачивается и уходит с перрона. Мысли безумно носятся в голове, закручиваются в хоровод, заставляя сердце биться быстрее, а дыхание сбиваться. Бесконечные оправдания опозданию домой приходят на ум и тотчас растворяются. Вслед за ними всплывают картины прошлого и возможного будущего. Тревожного, полного страха и боли будущего, хищно поджидающего, если оправдания все же не прокатят.       Но ночная свежесть выбивает все мысли из головы, обжигая холодом. На тело сразу наваливается легкая приятная усталость. Мир вдруг кажется таким огромным и ярким, несмотря даже на то, что на улице ночь. Яркие желтые фонари светят, словно тысячи солнц. По пустым дорогам пролетают машины и растворяются в туманной дали. На черном небе мигают звезды и самолеты. Ветер отчего-то больше не кажется пронизывающим, а наоборот: освежающим и приятным. Он легко касается кожи, оставляя на ней холодные следы, и мчится дальше, чтобы коснуться других, подарить и им легкую свежесть, выбивающую из головы все дурные мысли.       А Лу Гуану будто снова хочется жить. На смену тревоге и страху приходят теплые воспоминания. В ушах, кажется, снова стоит заливистый смех и веселые крики. Перед глазами мелькают улыбки, шуточные драки и перепалки за кисточку или банку газировки. В груди, где-то между ребер, теплеет, а губы сами растягиваются в улыбке. Как глупо, наверное, он выглядит со стороны, но отчего-то это ни капли не волнует. По той же непонятной причине и все вокруг перестало волновать. И вообще, оказывается, не так уж все и плохо, как он думал раньше.       Лу Гуан усмехается, чувствуя себя дураком, но явно счастливым. Давно он не произносил это слово. Даже не вспоминал. И, по правде говоря, не думал, что произнесет так скоро. А теперь как будто бы солнце наконец взошло в его темном мире. Оно ворвалось самым наглым образом, согревая и заливая ярким ослепляющим светом все вокруг. Потому-то и мир вдруг заиграл новыми красками, стал таким невероятно большим, что дыхание перехватывает и хочется только пуститься в путь, исследуя бесконечные дороги.       Но, как и все хорошее, красивая картинка идет трещинами, рушится на глазах, осыпаясь тысячами осколков. И вместо нее появляется старое трехэтажное здание. В нескольких окнах еще горит свет, остальные же пугают бездонной чернотой. Особенно те, в которых разбиты стекла. Кажется, будто в них что-то прячется. Оно затаилось и выжидает подходящего момента, чтобы напасть.       Лу Гуан торопливо достает ключи, при этом стараясь не шуметь, и ныряет в подъезд. Вместе с ним забегает черная кошка. Она оборачивается, мигнув зелеными глазами, и убегает куда-то вверх по грязной лестнице, которая едва виднеется в тусклом свете мигающей лампочки. На пролетах валяются бутылки, бычки и шприцы. Лу Гуан осторожно обходит их и поднимается выше. На последний этаж.       Перед входной дверью он замирает. В груди сжимается комок. Тревога обжигает, заставляя сжать ключи сильнее. Мозг лихорадочно мечется между оправданиями и желанием сбежать. Лу Гуан даже отходит назад и оборачивается, обдумывая вариант вернуться в фотостудию, напроситься в гости, а там уж что-нибудь само придумается. Но в итоге отметает этот вариант. Неправильно так в гости заявляться посреди ночи, пугать еще или напрягать своим присутствием.       Юноша уверенно шагает к двери. Осторожно открывает ее, стараясь не шуметь. На удивление, она даже не скрипит, как и старые доски под ногами.       В квартире стоит тяжелый запах перегара, смешавшийся с табаком, потом и сыростью, отчего Лу Гуан морщится и закрывает нос рукой. Пусть пока тихо, но дома явно кто-то есть.       На цыпочках, не снимая обуви, Лу Гуан пробирается по темному коридору. Он знает эту квартиру как свои пять пальцев, но все же иногда появляются случайные факторы. Как, например, стеклянная бутылка, так не кстати попавшаяся под ногу. Она со звоном катится по полу и врезается в стену. Лу Гуан замирает. Прислушивается, задержав дыхание. Тихо. Очень тихо. Пугающе тихо. Но ничего не происходит.       Юноша идет дальше. Глаза уже привыкли к темноте, а потому стали заметны очертания мебели, стен и дверей. Одна из них закрыта. Именно до нее и нужно добраться. Заветная дверь в комнату — самое безопасное место в этом проклятом доме.       Ручка пронзительно скрипит, разрывая глухую тишину. Лу Гуан машинально сжимается, вновь задерживая дыхание и зажмуриваясь. Сердце пропускает удар и бешено пускается в пляс. Но медлить нельзя. Он шагает внутрь и тут же закрывает дверь. Из груди вырывается облегченный вздох. Но свет вдруг загорается. Перед глазами вспыхивают зайчики. А день ведь почти пришел к хорошему финалу.       — И где ж ты был? Не хочешь рассказать?       На узкой кровати у стены сидит мать. В руках у нее открытая бутылка. Лицо же уже опухло и покраснело. Да так сильно, что глаза едва выглядывают из-за синяков.       — Мать, значит, переживает, — она икнула и подалась вперед, расплескивая содержимое бутылки. — А он шатается до ночи черт знает где!       — Нужно было другу помочь.       Лу Гуан старается сделать свой голос спокойнее и ровнее, но все равно немного срывается. Страх в груди колется, жжется.       — Вот оно что! — вскрикивает женщина, подскакивая на ноги. — Друзьям он помогает! А семье помочь не хочешь? Мать страдает, пашет, как проклятая, значит, а он по друзьям шатается.       Она подходит ближе. Но Лу Гуан следит за бутылкой, за потенциальным оружием в ее руках.       — Че глаза вылупил и молчишь? Язык проглотил?       Женщина оказывается совсем близко, отчего в нос с новой силой ударяет мерзкий запах алкоголя и дешевых сигарет.       — Весь в отца пошел. Такой же урод сероглазый был, — выплевывает она. — Скажи-ка мне, уродец, за что ты мне такой достался, а?       Она вдруг заливается смехом, откидывая голову назад и роняя бутылку на пол. Хохот гремит в ушах. Лу Гуан пятится и упирается спиной в дверь, чувствуя, как все замирает у него внутри.       — Хорошо, что твой папаша помер. Собаке — собачья смерть! И ты так же кончишь! С дружками-наркоманами своими.       Женщина перестает смеяться и заходится кашлем, согнувшись пополам. Лу Гуан дергается к ней, протягивая руку, чтобы помочь, но она вдруг налетает на него и хватает за ворот рубашки, заставив наклониться к ней.       — Ну почему же ты у меня-то родился? Уродец! Всю жизнь мне испоганил!       Лу Гуан нервно пытается отдалиться, вырваться, но тело едва слушается, а хватка оказывается, на удивление, сильной       — Вечно ты молчишь. Слабак.       Женщина с размаху бьет его по щеке, которая тут же вспыхивает болью. Ухо на пару мгновений перестает слышать, а после будто бы разрывается от ужасного звона, отчего Лу Гуан непроизвольно морщится и шипит.       — Что, больно? А знаешь, как мне больно смотреть на тебя? Знаешь, какого мне слушать все, что о тебе говорят соседи? Мол, не пойми кого в подоле принесла. Лучше бы ты и вовсе не рождался тогда! — вскрикивает она и снова замахивается, бьет по той же щеке.       Лу Гуан наконец вырывается, перехватывает ее руку, не давая ударить еще. Для хрупкой и пьяной женщины мать кажется слишком уж сильной, а потому удерживать ее тяжело.       — Че творишь, маленький ублюдок? Руку на мать уже поднимаешь? Да как тебе не стыдно! — кричит и дергается она.       Дверь за спиной открывается, толкая Лу Гуана в спину, из-за чего он падает на колени, а мать все же вырывается и отскакивает. Она перепугано смотрит сначала на сына, потом на того, кто стоит за ним. Лу Гуан не пытается обернуться, он уже знает, кто там и что будет дальше. Его хватают за шиворот и рывком поднимают на ноги.       — Какого черта вы тут орете? Опять, гаденыш, мать доводишь?       Голос отчима громом гремит в ушах. Лу Гуана встряхивает с такой силой, что органы внутри будто бы переворачиваются, а ворот рубашки впивается в шею, не давая сделать и вдоха. Юноша дергается, хватается за ткань рубашки, пытаясь отодрать ее от шеи, но попытки остаются безуспешными.       — А ты, дура, что орешь среди ночи? — отчим ослабляет хватку и обращается уже к матери. — И вообще, выгнала бы уже его. Только мешается всем.       — Это мой сын, и я буду решать, где, как и когда ему жить! — верещит женщина, подходя ближе. В руках у нее снова оказывается бутылка.       Лу Гуан благодарен матери за пару мгновений, на которые она смогла отвлечь отчима. Юноша резко дергается, со всей силы пнув мужчину по ноге, и все же вырывается. Но уйти не удается. Побагровевший от злости и боли отчим успевает схватить Лу Гуана за руку и с силой толкает в стену. В следующее мгновение мир схлопывается и тут же взрывается. Перед глазами темно, в ушах стоит звон, а по спине одна за одной прокатывается волны боли. Лу Гуан съезжает по стене на пол, чувствуя металлический привкус во рту. «Только бы это была разбитая губа», — проносится мысль в голове.       Картинка перед глазами немного проясняется, хоть и остается размытой. Угадывается силуэт отчима, державшего мать за волосы и что-то кричавшего ей в ухо. Женщина жмурится и, кажется, плачет, а после вдруг изгибается и бьет его по лицу.       Лу Гуан отползает чуть дальше — пусть дерутся себе, лишь бы не задели — и пытается понять, все ли кости целы. Спина ужасно болит, как и правое плечо, на которое пришелся удар о стену, но вроде двигается. Уже неплохо. Комната, правда, отчего-то кружится, расплывается и медленно темнеет. Да и звон в ушах, и крики больше не кажутся ужасно громкими — наоборот, постепенно затихают. Сознание медленно растворяется, уплывает, и только ярким огоньком вспыхивает страх. «Нельзя. Нельзя засыпать и так просто отдаваться этой тьме», — думает Лу Гуан, но веки тяжелеют и сами собой закрываются.              Чэн Сяоши усердно и справно посещает каждую пару по расписанию, пусть и не вслушивается особо. После стабильно обходит территорию университета. Каждый раз он старается идти по новому маршруту, стараясь увидеть все и всех, а главное зацепить взглядом знакомую белую макушку. Но пока что ни одна из попыток не увенчалась успехом. Звонить Лу Гуану Чэн Сяоши тоже пробовал, как и писать, но еще позавчера бесконечные длинные гудки сменились автоответчиком. Цяо Линь тоже на все вопросы мотала головой и говорила, что нигде не видела Лу Гуана. А Чэн Сяоши уже начал волноваться. Едва ли Лу Гуан обиделся и намеренно так долго избегал их. Но что тогда? Они ведь разошлись ночью, могло ли что-то случиться тогда? Вполне себе. А Чэн Сяоши даже не знал, где жил Лу Гуан. Оттого и ни найти, ни проверить, ни узнать, все ли в порядке.       Чэн Сяоши вздохнул, включил телефон, проверяя время. До конца пары оставалось пятнадцать минут. Профессор что-то усердно выводил на доске, но рисунок больше походил на большую каракулю, нежели на график. Никто из студентов особо не вслушивался и уж тем более не пытался понять то, что красовалось на доске.       Чэн Сяоши отвернулся к окну, надеясь, что там происходит что-то более интересное. Но двор был пуст. Солнце катилось горизонту, где его уже поджидали голодные серые тучи. К вечеру наверняка пойдет дождь. А ведь юноше еще нужно было дойти до магазина, купить еды на ужин. Только бы успеть до дождя.       От раздумий об ужине и прочих дел, которые надо было сделать по приходе в фотостудию, отвлек звонок. Профессор шумно вздохнул, отложил мел и начал что-то говорить о следующей лекции, но никто не слушал — все уже собирали вещи, хоть и старались сделать это как можно более незаметно из уважения к преподавателю.       Чэн Сяоши закинул тетрадку в рюкзак и выскочил из кабинета. Быстрым шагом, почти бегом, он вышел на улицу. В воздухе уже чувствовался запах дождя, а тучи все ближе подбирались к городу, угрожающее нависая.       В кармане зазвонил телефон. Сердце пропустило удар. Юноша на ходу достал телефон, чуть не выронив его, но на экране высветилось имя Цяо Лин. И что только могло ей понадобиться на этот раз?       — Чэн Сяоши! — прогремело в трубке, заставив юноша отдернуть телефон от уха. — Ты меня слышишь? Да? Отлично. Зайди, пожалуйста, на почту и забери мой зонтик. Прозрачный такой, для фото. И не смей идти с ним под дождем. Если испортишь, я выселю тебя.       — Как грубо! Нет бы спросила, как у меня дела. Хотя, чего еще ожидать от дьяволицы, — вместо ответа фыркнул Чэн Сяоши.       — Договоришься! Точно выселю, — прорычала девушка и сбросила.       Что же, ко всем делам прибавился еще поход на почту. А дорога-то не близкая. Теперь он точно попадет под дождь. Но уже не так страшно, ведь будет зонтик, пусть хозяйка и запретила его использовать, но если не испачкать его и высушить, то никто и не узнает, ведь так?       Улыбаясь самому себе, Чэн Сяоши остановился на перекрестке и зевнул. Пять пар в день все-таки многовато, да к тому же таких скучных. Это явно не порядок. Вот вставили бы посередине физкультуру, было бы уже намного лучше.       Лениво провожая взглядом машины, юноша увидел в толпе на противоположной стороне отдаленно знакомый силуэт. Короткая черная куртка, кепка и торчащие из-под нее белые волосы. Чэн Сяоши видел только спину, но вдруг показалось, что это Лу Гуан. Так похож и силуэтом, и походкой. Дождавшись светофора, Чэн Сяоши бегом бросился на ту сторону, пытаясь не сбить по пути прохожих. А фигура медленно удалялась, растворялась в толпе.       Чэн Сяоши побежал быстрее, уже не обращая внимания на остальных людей. Догнать его было важнее. Остановить, все узнать и удостовериться, что все в порядке. И вот он почти догнал, оставалось только руку протянуть, как под ногами появился ребенок. Заметив его, Чэн Сяоши дернулся в сторону, запнувшись об свою же ногу, но все-таки дотянулся до рукава черной куртки того, за кем гнался. Приземление вышло жестким: асфальт обжег ладони и колени.       — Вам помочь? — неловко спрашивает обернувшийся молодой человек.       — А? Нет, спасибо. Извините, я обознался, — тараторит Чэн Сяоши, поднимаясь на ноги.       Юноша кивает, разворачивается и уходит. Чэн Сяоши же стоит на месте, провожает его фигуру взглядом, подмечая мелкие детали. Совсем не Лу Гуан. Как он только мог обознаться? Походка совсем не та, как и волосы, оказавшиеся крашенными. Даже стиль одежды не тот.       Чэн Сяоши вздыхает, хлопая себя по лицу и тут же морщась от боли в руке. На ладони проступила кровь от ссадин. Теперь еще и в аптеку заходить.       Однако почта оказалась ближе, а потому сначала Чэн Сяоши забрал зонтик. Тот оказался тростью с белой блестящей ручкой и прозрачным куполом. Красивый, ничего не скажешь, да еще и большой. Если дождь все же пойдет, он точно не промокнет.       А тучи сгущались все больше. Тяжелыми грудами нависали над городом, грозясь вот-вот разразиться бурей. Ветер больше не игрался с мусором, а носился по улицам, распахивая окна и вырывая из людских рук вещи.       Чэн Сяоши быстрым шагом направился к аптеке. Загорелись фонари. Между домов стало гораздо светлее, но вот небо теперь казалось слишком темным, почти черным. Будто бы на город наползала ночь. Осторожно подкрадывалась, норовя схватить и утянуть во тьму каждого, кто не успел спрятаться в теплой квартирке.       Чэн Сяоши поежился, закутываясь в куртку, и ускорил шаг. Никак не хотелось оказаться в лапах кромешной тьмы.       Впереди показалась неоновая вывеска аптеки. У крыльца, держась за перила лестницы, кто-то стоял, склонив голову. За спиной у него висел набитый чем-то рюкзак. На человеке была теплая толстовка с накинутым на голову капюшоном, из-за чего лицо не удавалось разглядеть. Но Чэн Сяоши распознал в нем молодого парня. Что-то здесь явно было не так, однако поблизости не было никого и ничего подозрительного.       — Все в порядке? — подойдя ближе, спросил Чэн Сяоши.       Молодой человек резко вскинул голову, покачнувшись, и едва успевел снова схватиться за перила, чтобы не упасть. Чэн Сяоши столкнулся с рассеянным взглядом серых глаз и отшатнулся, испуганно выдохнув. Перед ним стоял Лу Гуан. В этот раз точно он. Самый настоящий и никто иной. Но выглядел плохо. Слишком. И без того бледное лицо казалось серым, прозрачным. Губа была разбита, и из носа капала кровь.       — Лу Гуан? — не веря собственным глазам, тихо спросил Чэн Сяоши.              Немного ранее       Первой возвращается боль. Волнами и дрожью разливается по телу, заставляет вынырнуть из безмятежной темноты. В ушах все еще немного звенит, а картинка перед глазами плывет, никак не хочет складываться. Лу Гуан долго всматривается в бежевые и темные пятна, пытаясь понять, где он находится. Но вскоре понимает, что лежит на полу собственной комнаты. Дверь распахнута. В коридоре горит свет. Но в квартире тихо. А если дома тихо, значит, все в порядке.       Юноша пытается приподняться. Правая рука от локтя до самой шеи взрывается болью, заставив его снова упасть на пол и схватиться здоровой рукой за плечо. Из глаз брызнули слезы. Хотелось раствориться, не чувствовать больше боли, сковавшей все тело, и жуткого холода, от которого немели ноги. Но надо было встать, доползти до кровати, где было одеяло. Нужно хотя бы согреться.       Лу Гуан переворачивается на левый бок и медленно, опираясь на здоровую руку приподнимается. Сердце сильно стучит в груди, будто и вовсе пытается сбежать. Голова начинает кружиться, вызывая приступ тошноты, но Лу Гуан держится. Еще пару секунд выжидает и уже окончательно садиться. Оглядывается. В квартире, кажется, пусто, но это не важно. Лу Гуан толкает дверь рукой, чтобы та захлопнулась, и ставит рядом с ней стеклянную бутылку.       Кровать не так далеко стоит, но добраться до нее была та еще проблема. Тело будто бы онемело, слушалось плохо. Правую руку Лу Гуан старался лишний раз не трогать и не задавать, а потому с трудом дополз до заветной постели и уткнулся носом в одеяло, пытаясь отдышаться и перетерпеть бегающую по телу дрожь. Осталось лишь залезть и улечься. Передохнуть еще чуть-чуть и сбежать отсюда, не оглядываясь и никогда больше не вспоминая.       Лу Гуан набрал побольше воздуха и подтянулся, в то же время оттолкнувшись ногами. Кровать встретила мягкими объятиями. Одна маленькая победа случилась, пусть и рука заболела с новой силой, а в глазах снова потемнело. Но в этот раз не страшно. Лу Гуан знает, что тьма вот-вот опять утащит его в свои владения. Однако там не так уж и плохо, если задуматься.       Следующее пробуждение оказывается более приятным. По комнате гуляют тусклые лучи солнца. Лу Гуан щурится от них и закрывает лицо рукой, пытаясь уползти обратно безмятежности и покоя. Он почти засыпает вновь, но одна не состыковка резко вырывает его из объятий сна. По утрам солнца не бывает в комнате. Оно приходит сюда вечером на закате. Лу Гуан отнимает руку от лица и смотрит на часы. Когда маленькие цифры наконец становятся четкими, Лу Гуан ахает, трет глаза рукой и смотрит еще раз. Но все оказывается верно: пять часов вечера.       Юноша резко садится и тут же шипит от боли в висках. Зато рука болит значительно меньше и даже двигается. На ноги Лу Гуан поднимается осторожнее, держась за спинку кровати, и немного потягивается. По телу проходит дрожь, а спина ноет от боли, но жить вроде можно.       Первым делом Лу Гуан находит в кармане джинсов телефон, но тот не подает никаких признаков жизни. Впрочем, чудо, что он вообще не разбился. Интересно, искали ли его? Судя по часам, с последней встречи прошло два дня. Не так уж и много, чтобы начать волноваться. Да и будет ли кто волноваться?       Лу Гуан хлопает себя по щеке, пытаясь избавиться от этих мыслей. Во рту появляется привкус крови, а губа жжется. Юноша машинально касается ее пальцем и видит на нем кровь. Вытерев ее о черную ткань брюк, он ищет взглядом рюкзак. Тот находится на полу у двери, которая по-прежнему закрыта, а бутылка рядом с ней не тронута. Значит, никто не заходил. Уже хорошо. Еще лучше будет, если и сейчас никого нет дома.       Лу Гуан закидывает одежду и документы в рюкзак. Тетради остаются лежать на столе — не так уж они важны, если подумать. На себя же надевает черную толстовку. В комнате тепло, даже душно, но по телу то и дело пробегает дрожь. Однако юноша старательно выбрасывает из головы мысли, что это поднимается температура. Времени больше нет, и оставаться в этом доме никак нельзя. Надо бежать.       Он закидывает рюкзак на здоровое плечо и тихо открывает дверь, подняв перед тем бутылку с пола. Из коридора веет холодом — где-то открыто окно или же входная дверь. В квартире тихо. По полу разбросаны бутылки, одежда, обувь, осколки посуды, а на пожелтевших обоях виднеются пятна крови. Какие-то из них старые, им уже много лет, но никто и не думает избавляться от них. Но есть и новые. Еще темные, яркие.       Лу Гуан медленно отводит от них взгляд, чувствуя, как в груди сворачивается ком. Он еще немного постоял в дверном проеме, вслушиваясь в тишину, но, ничего не услышав, вышел в коридор. При свете дня обойти весь мусор, не задев ничего, и добраться до выхода было явно проще. Дверь оказалась не просто открытой, а распахнутой настежь, будто бы кто-то убегал отсюда. Впрочем, вполне вероятно, что так и было.       Юноша напоследок оглянулся, сморщился, понимая, что ничего, в общем-то, и не теряет, и шагнул в подъезд. «Добро пожаловать в новую жизнь!» — пронеслась мысль в голове.       Спуск по лестнице, казавшийся на первый взгляд такой простой задачей, на деле ей не являлся. Каждый шаг отдавался болью в спине. На площадке второго этажа и вовсе пришлось сделать передышку, потому что мир перед глазами поплыл и потемнел. Остались видны лишь два блестящих зеленых глаза. Кто-то сидит в темном углу и пристально наблюдает за юношей. Вскоре оно начинает медленно приближаться, и Лу Гуану уже кажется, что это его галлюцинация. Но когда существо выходит на свет, становится ясно, что это лишь черная кошка. Именно ее он недавно запустил в подъезд. Животное подходит и легонько трется о его ногу, мурлыча при этом.       Лу Гуан облегченно смеется и уже хочет наклониться, но в последний момент понимает, что обратно подняться не сможет.       — Прости, красавица, не до тебя сейчас.       Кошка словно понимает, перестает тереться и только бодает головой его ногу напоследок.       Лу Гуан идет дальше, наконец, выходит на улицу. Яркие лучи заходящего солнца бьют по глазам и острой болью взрываются в висках. Вечерняя прохлада забирается под кофту, заставляя ежиться от холода. Обнимая себя руками, Лу Гуан идет наугад, пытаясь вспомнить дорогу. Обычно проблем с ориентированием в городе нет, но сейчас мозг соображает туго, а потому юноша иногда останавливается, оглядывается. Дома кажутся смутно знакомыми, и вроде бы он идет правильно.       Вскоре налетает сильный ветер, чуть ли не сбивая с ног. Небо быстро темнеет. Пусть вдоль дорог и загораются фонари, но толку от них не то чтобы много. В воздухе стоит запах дождя. Только его сейчас и не хватало.       Благо перед глазами возникает светящаяся вывеска аптеки. Правда, она немного пляшет и дергается, пытаясь расползтись в разные стороны, но фонари ведь ведут себя так же, значит, ничего страшного. И опять лестница. Чертовы ступеньки. Кто их вообще придумал?       Лу Гуан хватается за перила, давая себе передышку. Ступеньки могут и подождать, в конце концов, а вот сознание снова пытается отойти куда-то подальше. И чего ему здесь так не нравится? Да, тело дрожит о холода. Да, спина и плечо жутко болят. Но это ведь не повод так беспардонно сваливать?       — Лу Гуан?       Голос доносится откуда-то из-за спины. Такой знакомый, почти родной. Лу Гуан оборачивается, но выходит слишком резко, а оттого боль врывается в голову, мечется между висками. Из носа же предательски потекло. Неплохо было бы, если бы это был насморк, но Лу Гуан уверен: это кровь. Перед глазами расплывается человеческий силуэт. Чэн Сяоши. Его Лу Гуан узнает скорее по одежде — лицо слишком кружится и плывет. Хотя все вокруг приходит в движение. Стоять становится все тяжелее, а потом и вовсе почти невозможно. Ноги подкашиваются, но его ловят.       — Что случилось? Лу Гуан, ответь. Что с тобой?       В голосе слышится беспокойство, страх. Но Лу Гуан не может ответить, не может даже собраться с мыслями, которые, как на зло, разбежались во все стороны от тепла чужого тела.       — Чем помочь? Отвести в больницу? Домой? — испуганно тараторит Чэн Сяоши.       Лу Гуан вскидывается, отталкивается от чужих рук, чтобы заглянуть в глаза. Чэн Сяоши замирает и, кажется, даже дышать перестает.       — Нет, — четко говорит Лу Гуан и тише, почти шепотом, добавляет: — Пожалуйста, только не домой.       Начинается дождь. Лу Гуан чувствует, как с каждой каплей тело тяжелеет. Мысли все больше путаются, но он все еще смотрит в глаза Чэна Сяоши, ждет ответа.       — Хорошо, — наконец говорит тот. — Тогда идем в фотостудию. Место там точно хватит.       Чэн Сяоши улыбается, закидывает руку Лу Гуана себе на плечо, не давая упасть, а другой рукой открывает зонт. Прозрачный, большой, так что обоих накрывает и прячет от дождя. Ноги хлюпают по лужам, а шум дождя и дороги перебивает все остальное. Но это не то чтобы важно. Главное, что слева шлепает Чэн Сяоши и о чем-то болтает. Лу Гуан улавливает лишь отдельные слова, вроде «переживал», «где пропадал» и «звонил, писал», но их смысл никак не хочет усваиваться и пониматься. Да и важно ли это, если тревоги больше нет, если бояться больше нечего и незачем придумывать бесконечные оправдания, если завтра вновь взойдет солнце и осветит весь мир, заливая его новыми яркими красками?