at night on the balcony.

Тодороки правда в душе не ебет, где в этой жизни он так крупно проебался, что к нему на порог завалилось тело пьяного бывшего одноклассника, который перепутал квартиры. Он устало трет переносицу, пытаясь осмыслить пьяный бред приправленный невнятным матом, когда Шото отказывается впускать его в собственную квартиру. — Бакуго, твоя квартира рядом. Триста двадцать седьмая, блять, квартира. — повторяет Тодороки, теряя терпение, когда расфокусированные красные глаза настойчиво буравят его взглядом, уже открывая рот, чтобы изречь очередную тираду о том, что «полумордая скотина» пробралась в его квартиру и не впускает его домой, но Шото успевает его перебить: — Это триста двадцать шестая квартира, Бакуго. — голос почти строгий, когда он указывает пальцем на белую табличку, прикрепленную сразу над дверным звонком, поочередно указывая на цифры «326». Кацуки хмурит брови, недоверчиво щурит глаза, смотрит на бывшего одноклассника, а потом снова на табличку. — Сорян… — бормочет блондин, сворачивая в правую сторону, шагая в сторону соседней двери, и Шото только успевает схватить его за руку, чтобы это пьяное чудище не потревожило местный божий одуванчик, вечно жалующийся на шум в общем чате дома. Старая бабуля заебала даже Тодороки, когда уже несколько раз успела потревожить сон уставшего от жизни героя номер три, жалуясь на шум телевизора, коим тот несколько раз за всё проживание пользовался. Сонный Тодороки прикола не выкупил, продолжая пялиться на женщину преклонного возраста, успевающую размахивать своими щуплыми рученками и продолжающую громогласно разглагольствовать, вовремя разбудив и Бакуго, который с ходу наорал на неё в ответ, как только открыл дверь, попросив провериться на глюки в кабинете у психиатра. Шото в этот момент смотрел на своего вспыльчивого соседа совсем иными глазами. Парень вздохнул, мысленно посчитал до десяти, сжимая пальцами запястье Кацуки, вовремя его поймав под подмышки, когда местное земное притяжение позвало к себе блондина. — В другую сторону… — тихо говорит Шото, кивнув в левую сторону, наблюдая, как Кацуки медленно перевел взгляд на дверь и поднял в воздух руку с поднятым большим пальцем, икнув. Герой иногда задумывался о своей участи спасителя мирных жителей, но спасать Кацуки Бакуго, героя номер два в Японии, его ебанного напарника, соседа и бывшего одноклассника в одном лице, от пьянства он явно не подписывался. Как он вообще умудрился купить квартиру, мало того, что в одном многоквартирном комплексе, так ещё и в притык к квартире Кацуки, Тодороки откровенно не знал. Каминари, который совершенно недавно, несколько дней назад, был выпихнут Кацуки из квартиры, как только увидел открывающего соседнюю дверь Шото, рассмеялся и заверил героя Динамайта, что это судьба, получил пинка под зад, после чего успешно ретировался. — Идти можешь? — спрашивает парень, помогая блондину стать на ноги, но придерживая Кацуки, который непривычно не брыкался, наоборот, прижался спиной к груди Тодороки, поднимая голову наверх, и смачно стукнулся башкой о подбородок другого. Шото болезненно зашипел, проклиная день, когда осознал, что видеть Бакуго ежедневно то на работе, то дома стало уже обыденным и заявление об увольнении осталось лежать на дне ящика. — Блять… — ругается Кацуки, потирая ушибленную голову, и другой герой без удивления замечает, что грубый голос звучит уже менее пьяно. Если Бакуго и пьет, то накрывает его максимум на несколько часов. Динамайт отталкивается от парня, оглядываясь, когда способность спокойно держаться на ногах начала возвращаться, и что-то благодарно пробормотал, ковыляя к квартире. Тодороки вздохнул, делая шаг назад к незакрытой двери. Пальцы неспешно зарываются в белую сторону волос, трепая пряди, словно пытаясь прояснить собственное сознание, прежде чем слышит сзади уже знакомый голос, заставляющий оглянуться и встретиться взглядом с алыми рубинами глаз соседа. — Слышь, полумордый, не хочешь выпить? — спрашивает Бакуго, прислонившись к дверному косяку и придерживая собственную дверь приоткрытой, даже не удосужившись вытащить связку ключей из замочной скважины. Шото удивленно моргает и морщит нос, отрицательно покачав головой, когда вспоминает краснеющее от негодования лицо Старателя, отчитывающего героев за опоздание. — Да ладно, половинчатый, когда мы в последний раз пили вместе? — тянет слова Бакуго, растягивая губы в кривой ухмылке, но, словив ироничный взгляд гетерохромных глаз, лишь закатывает глаза. — Не ломайся. Ты имеешь право расслабиться, а утром уж… — В последний раз, когда мы пили, утро было далеко не благоприятным, как минимум, потому что мы «потеряли» улики. — перебивает его Тодороки, вспоминая спонтанную пьянку на позапрошлой неделе, на которой они успели накуриться дури, изъятой у злодея при обыске, а потом… Тодороки моргнул, отгоняя наваждение. Бакуго хмурится, устало стонет и открывает дверь пошире, выдергивая ключи с замка, переводя последний взгляд на героя Шото. — У меня есть ящик пива и две бутылки дорогого коньяка, который я не собираюсь пить в одиночку. — говорит блондин спокойным и ровным тоном, словно только что не он нес все эти невнятные пьяные речи. — Жду на балконе твою ленивую задницу. — бросает напоследок Кацуки, скрывшись за дверью, и Шото может лишь услышать, как замок защелкнулся. Тодороки глубоко вдохнул, выдохнул, снова вдохнул, вознося к всевышнему всемогущему вечный вопрос «за-что-мне-это-блять-а», не понимая, что происходит, ведь то ли упражнения на дыхание больше не помогают, то ли слишком частое общение с Кацуки Бакуго начинает сказываться на его хрупкой психике. Он вздохнул, секунду подумал и смирился уже с закрытой дверью, направляясь к злосчастному балкону, лишь успевая схватить лежащую на столе пачку сигарет. Спорить с Кацуки всегда было бесполезным делом. Пальцы сжимают желтый фильтр, а ветер бьет в лицо, наполняя лёгкие кислородом, стоит только прижаться к перилам и обвести взглядом просторную площадку, соединяющую между собой выход на общий балкон, почти что объединяющий их с Кацуки квартиры. В памяти всплывает собственное недоумение, когда он увидел блондина, вышедшего в домашних тапках и с чашкой крепкого кофе, сразу прекратившего зевать, округлив глаза, как только Бакуго видит мирно курящего на балконе бывшего одноклассника с точно такой же чашкой кофе в другой руке. Тодороки усмехнулся воспоминанию и появившейся традиции видеться здесь по утрам, поджигая сигарету пламенем причуды, вспыхнувшем на ладони, и глубоко затягиваясь, когда уже слышит звук открывающейся соседней двери. Кацуки слегка выглядывает, растягивает губы в усмешке, когда видит Тодороки, смешно фыркающего на замечании о вреде курения, но тут же достает пачку, тихо смеется, угощая героя Динамайта сигареткой, а после уже берет холодную бутылку пива, предварительно открытую. Бакуго пристраивается рядом, привычно свесив одну руку с балкона, стряхивающего пепел вниз, снова прижимая фильтр к мокрым, после нескольких глотков пива, губам, за которыми через время Шото следит уже спокойно, ничуть не боясь осуждения и лениво усмехаясь на досадливые рассказы парня. Бутылка за бутылкой, и они всё ближе подходят к более тяжелой артиллерии, когда Бакуго с гордостью поднимает дорогой коньяк, подаренный начальством за особые заслуги, и герой Шото лишь качает головой, ведь вторую бутылку именно он отдал соседу за ненадобностью. Он опускается на холодный пол, и голова блондина ненавязчиво падает на плечо, а пальцы забирают сигарету прямо с рук, прислоняя к губам и выдыхая сигаретный дым в лицо Тодороки, заставляя его сморщить нос. — Дерьмо-о, — тянет Кацуки, словно перекатывая во рту привкус сигареты, снова затягиваясь и возвращая её в руки первоначального владельца. — Это не помешало тебе скурить со мной почти всю пачку… — лениво отвечает Шото, поднося к губам фильтр, поглощая дым, оседающем на стенках горла, на что Динамайт закатывает глаза, приложившись к горлышку бутылки, делая смачный глоток. Его брови ползут наверх, когда источник никотина снова был нагло спизжен, и парень берет полупустую пачку сигарет, дабы взять ещё одну, на секунду удивившись, когда Бакуго перехватывает запястье. — Если так хочешь курить, то я поделюсь… — шепот в самые губы, обжигающий дымом и распаляющий огнем алых глаз сразу напротив что-то, такое забытое и желанное, в глубине чёрных зрачков. Шото на секунду застывает, а после, словно по щелчку пальцем расслабляется, наклоняется ближе, обхватывая пальцами дымящую сигарету. Дым слегка обжигает внутреннюю сторону щек, прежде чем Кацуки тянет губы в усмешке, слегка приоткрывая их, оставляя плешь между ними, позволяя впустить дым в рот, пропуская его через горло и медленно выпуская сизую струю в воздух. — Это мои сигареты, поэтому и делиться ими мне… — Тодороки говорит уверенно и спокойно, позволяя опьяненному сознанию действовать как вздумается, когда сигарета падает на пол между ног на бетонный пол балкона, а руки Бакуго требовательно тянут его за воротник рубашки ближе. У Кацуки горячие губы, горячее тело, что распаляется еще сильнее под холодными прикосновениями Шото, лезущего под чёрную футболку руками, ловящего сдавленное дыхание ртом и оплетающего языком чужой язык. Он сжимает талию блондина, когда Кацуки пропускает красные пряди волос сквозь пальцы, тянет ближе, жаждуще кусает бледные губы ледяного героя и получает пламенный ответ. В голове всплывает, что это не первое совместное вожделение, тянущееся с времен академии героев и дошедшее до сегодняшних дней, где ноги Бакуго охватывают бедра Шото, прижимающего к стене блондина и сжимающего чужие ягодицы, ощущая вибрацию от стона прямо во время поцелуя. — Аккуратнее… — шепчет Тодороки в его ухо, прижимаясь губами к теплой загорелой коже на шее, поставив Динамайта обратно на ноги, медленно отступая за порог балкона и заходя в квартиру, подталкивая собственного напарника перед собой. — Завались… Н-ха… Он всасывает кожу, ласково кусая и проводя языком впредь до нежного места за ухом, заставляя взрывного героя тихо промычать от удовольствия, но Кацуки не тот, кто остается в стороне. Бакуго хватает за запястья, зажимая их над головой прямо к подушке, стоит им только оказаться в комнате, и прижимаясь задницей к возбужденному паху Шото, заставляя его глухо застонать, откидывая голову назад, подставляя бледную кожу под требовательный рот другого героя, беспощадно метящий новую территорию. Ладони Тодороки скользят вниз по талии Бакуго, тянут резинку домашних штанов блондина вместе с трусами, обнажая твердый венистый член, а вместе с ним и гладкую задницу, тут же вжимая Кацуки лопатками в матрас. Тело на кровати выгибается, поддается ближе под горячие губы опускающиеся мокрой дорожкой поцелуев вниз по животу, напрягая пресс и послушно раздвигая ноги под давлением холодных ладоней. Кацуки, тянется ладонью вниз, хватается за двухцветные волосы, крепко сжимая пряди пальцами, когда чувствует как Шото всасывает кожу на внутренней стороне бедра, оставляя несколько засосов и сгибая чужую ногу в колене сильнее, приподнимая, чтобы открыть нужный вид. Блондин шумно втягивает воздух, стонуще выдыхая и выдвигая бедра навстречу, стоит горячему языку скользнуть вдоль щели ануса, расслабляя, дразня сфинктер кончиком языка, проскальзывая внутрь. — Сука-а-а!.. — тянет Кацуки, проглатывая стон и откидывая голову назад, удовлетворенно услышав глухой стон Тодороки, расположившегося между ягодиц, ощущая, как стенки ануса сжимаются, словно втягивая язык героя глубже. — Ещё… Вот так… — шепчет он, стискивая зубы и стонуще открывая губы, когда бедра двигаются навстречу сами по себе. Бакуго хватается рукой за подушку над головой, тянет волосы Шото почти до боли, не встречая никакого сопротивления со стороны напарника, вылизывающего его задницу. Он чувствует непривычную влажность, как горячий язык облизывает тугое кольцо мышц, сменяясь пальцами, пока губы облюбовывают тяжелые яйца, вызывая хриплый стон и дрожь по всему телу у их обладателя. Тодороки видит, как алые рубины глаз напротив мутнеют, разжигаются огнем возбуждения, а красивое молодое лицо героя, всё ещё красное от выпитого алкоголя, корчится в удовольствии, когда пальцы скользят внутри свободнее, надавливают на простату и раздвигают бархатные стеночки. Пальцы Кацуки сжимают цветные пряди сильнее, стоит влажному языку скользнуть вдоль твердой длины члена, но взрывной герой тут же отдергивает Тодороки, притягивая его к себе и проскуливает что-то прямо в губы, сияя красными глазами в полумраке, когда пальцы в заднице двигаются всё увереннее, добавляя третий. Руки Динамайта обвивают шею другого героя, встречаясь с ним губами, и сладкая дрожь снова прокатывается по телу обоих. — У меня нет презервативов… — бормочет Тодороки, осыпая тёплыми поцелуями кожу ключиц, вжимаясь носом в изгиб шеи и вдыхая сладковатый запах нитроглицерина. — Зачем тебе гандоны, если ты и так гандон… — отвечает Кацуки, тянет губы в усмешке и дразнится, до тех пока его бедра не вздрагивают от ещё одного толчка длинных пальцев, заставляя его закусить губу. — Делай что хочешь… — шепчет блондин, снова притягивая напарника для поцелуя. Шото слегка усмехается, плавно вытаскивая пальцы и чувствует, как парень под ним жаждуще ахнул, почувствовав неприятную пустоту. Ладони скользят вдоль узких бедер, приподнимая их для удобства, заставляя Кацуки разорвать поцелуй, тяжело задышав, стоило только почувствовать крупную головку члена возле растянутого ануса, прежде чем блондин откидывает голову назад со стоном, почувствовав, как стенки растягиваются, расширяя вход под давлением. Он кусает нижнюю губу, подхватывая Бакуго под колени и входя плавным толчком, глухо застонав в чужую шею, чувствуя какой горячий и узкий внутри Кацуки. Они встречаются взглядами, горячими, возбужденными, таящими в глубине расширенных зрачков что-то ещё. Движения сначала плавные, растягивающие удовольствие от вида изнывающего тела под собой, принимающего всё естество вглубь себя, выгибаясь на простынях, словно специально демонстрируя идеальное тело молодого героя, шрамы, мышцы и потную кожу, заставляя сердце в груди трепетать, а бедра Тодороки двинуться резче, выбивая весь дух из лёгких Кацуки. Горячие губы скользят по шее, снова к ушам, позволяя ощутить тяжелое дыхание, пускающее импульс дрожи вдоль позвоночника. — Блять, Шото… — шепчет Бакуго, впиваясь ногтями в оголенную спину, оставляя несколько рядов красных полос на коже, когда член попадает точно по простате. — Грубее, неженка… — и всё же дразнит, тут же задыхаясь в немом стоне, мешающем вдохнуть, когда чувствует как руки Тодороки на бедрах напрягаются. Влажные звуки шлепков о кожу усиливаются, замедляясь, но становясь резче, вбиваясь в податливое тело с жаром, от которого плавится мозг, заставляя пальцы на ногах героя Динамайта поджиматься, а воздух вокруг раскаляется до предела. Шото слегка качает головой, тянет Кацуки ближе, чувствуя как дрожит тело напарника, а хриплые стоны слетают с покусанных губ. — Достаточно грубо? — шепот в самое ухо, от которого Бакуго жмуриться, выстанывая имя Тодороки, пряча пылающее лицо в сильное плечо, когда тот ускоряется. — Шото… И Шото не выдерживает, услышав в голосе соседа не только возбуждение и желание быстрее кончить, но и нечто другое. Он вжимает парня в постель, трахает неистово и желанно целует, кусает, изрекая хриплые вздохи, когда Кацуки царапается, хватается за волосы Тодороки, тянет за пряди на себя, выгибаясь на кровати дугой, стоит только холодным пальцам обхватить член, двигая рукой в такт толчков. Внизу живота стремительно теплеет, и герой чувствует, как пресс напрягается, а Кацуки вздрагивает всем телом под ним, крепко сжимая ноги вокруг поясницы, беззвучно открывая рот в немом стоне и кончая в сжатую ладонь Тодороки, тихо промычав, стоит только услышать хрипящий голос в самое ухо. Алые глаза закатываются в экстазе, когда он чувствует горячую жидкость разливающуюся внутри, пока стенки ануса сильнее сжимают чужой член. Комната заполняется секундной тишиной, прерывающейся только тяжелым дыханием двух героев. — Вот же гандон… — выдыхает Кацуки, чувствуя, как семя вытекает из растянутой членом задницы, когда Тодороки отстраняется. — Я предупреждал, что презервативов у меня нет. — напоминает тот, открывая тумбочку и доставая оттуда пачку салфеток, проигнорировав ехидную ухмылку Динамайта и очевидную шутку о мастурбации, которой, к счастью, не последовало. — Ты мог, блять, не кончать в меня! — Не мог… — Шото слегка усмехнулся, вытирая Кацуки от лишней спермы и заглядывая прямо в глаза, прежде чем склоняется над ухом. — Ты слишком горяч… Бакуго сглатывает от ощущения дыхания на коже, смущенно бьет Тодороки по плечу и откидывается на подушку, расслабленно потянувшись. Взгляд разных по цвету глаз скользит по обнаженному телу в полумраке, задумываясь о сигаретах и недопитом коньяке, что остались на балконе, переводя взгляд на комнату, где всячески разбросаны их вещи, прежде чем Шото тяжело вздыхает, опуская ноги на пол и слегка наклонившись вперед. — Ты не был настолько пьян, чтобы перепутать квартиры, не так ли? — спрашивает ледяной герой, подперев щеку рукой и глядя куда-то вглубь комнаты, сосредотачиваясь на одной точке, только хмыкнув, услышав в ответ лишь молчание. Он устало трет переносицу, подводя итоги коротким: — Ясно. Молчание затягивается, и Бакуго подгибает под себя ноги, сев рядом и несмело положив подбородок на плечо Тодороки, после прижимаясь щекой к теплой коже напарника. — Да, я творю хуйню, половинчатый… — говорит он, поджимая губы и отводя взгляд в сторону, слегка приблизившись, когда понимает, что Шото не собирается оттолкнуть. — Но я реально не видел иного способа, чтобы мы наконец-то сдвинулись с той мертвой точки, где мы как добрые соседи пьем кофе по утрам на балконе… — утрирует Кацуки, фыркая и вздыхая. — Я правда думал, что избавлюсь от этих блядских чувств, когда мы выпустились с «UA», но увы, блять… Тодороки усмехнулся, немного грустно и ностальгически, вспоминая тот самый выпускной, и как его глаза постоянно встречались с этими алыми рубинами. — Похоже, не только ты так думал, и по итогу мы по сей день сохнем друг по другу… — медленно изрекает Шото, переводя взгляд на Кацуки, который лениво усмехается и кивает, подползая ближе и прижимаясь к тёплому боку героя. — Тогда на выпускном мы ведь… — рука скользит вдоль волос блондина, касаясь мягких прядей и опускаясь ладонью на щеку, но он не заканчивает предложение. — Да, я помню, как ты зажал меня в пьяном угаре и мы сосались… — дополняет вместо него Динамайт, закатывая глаза и прижимаясь щекой к холодной ладони, чуть усмехнувшись. — И как мы пьяные сосались на позапрошлой неделе у меня дома, ещё и накурившись, я тоже помню… Шото тихо рассмеялся. — Я не пьянею, знаешь? — Это не меняет того факта, что ты тормоз. Тодороки медленно выдохнул, наклоняясь ближе к напарнику, пока их губы не разделяет менее сантиметра, а сердце в груди трепыхает, разливаясь теплом по всему телу и отражаясь нежным светом в серо-голубых глазах, в которых Кацуки тонет, уже не скрывая этого. Поцелуй кажется слишком сладким, желанным и согревающим душу героев, заставляя желать чувствовать друг друга больше, ближе и дольше. Им двадцать три года от роду, в их голове бардак, где смешаны долг героя перед людьми, плохие и хорошие воспоминания. Тодороки задумывается о том, что всё складывается слишком хорошо на этот момент, слишком правильно… пока не слышит требовательный голос старой соседки за дверью квартиры и переглядывается с Бакуго, прежде чем они смеются, долго и счастливо.