Ты закрыл дверь?

      Смывая скраб с лица, склонившись над раковиной, Феликс ощутил, как слегка грубоватые руки захватили его в свой плен и бесстыдно начали блуждать по оголенному торсу, длинные пальцы подцепляли резинку хлопковых брюк, касаясь тазобедренных косточек, а чужой подбородок лег на его плечо. Хенджин прижался сильнее. Подтянутая грудь коснулась лопаток, а пах напирал на сочную задницу, скрытую под тонкой тканью.       Блондин поднял голову, смотря через отражение в зеркале, как Хван блаженно прикрыл глаза, не прекращая свои действия. Улыбаясь, он вел носом вверх по чувствительной шее, щекоча дыханием, и спускался поцелуями обратно.       — Джинни, стой… — попробовал отстраниться Феликс, но его просто проигнорировали, продолжая атаковать одну из эрогенных зон. — Ах, Джин… — не выдержал Феликс, когда теплая волна прошлась по его телу от прикосновения пухлых губ к метке. Ли правда пытался усмирить свою омежью сущность, что трепетала от близости с альфой, но выходило как всегда: инстинкты брали свое, особенно в преддверии течки. Он развернулся к Хвану лицом, помещая ладони на его крепкие плечи, а Хенджин опустил руки на его талию и прижал к тумбе за спиной, накрывая влажные губы своими.       — Весь день хотел это сделать, — в перерыве между поцелуями выдыхает Хван. — Мне так мало тебя… Я готов тебя съесть… — он утыкается носом в изгиб шеи, несильно прикусывая кожу.       — Так съешь, — призывно стреляет взглядом Ли и вплетает тонкие пальцы в мокрые после душа темные волосы мужа, что неожиданно отрывает его от пола, поддерживая под бедра. Он вскрикивает и, смеясь, скрещивает ноги на пояснице. Хван крепко удерживает его в своих руках, словно боясь выронить самое ценное.       В комнате Хенджина, где он жил до переезда от родителей, уютно: теплые серые стены со старыми рисунками и снимками, на которых запечатлены греющие душу моменты, мольберт с незаконченной картиной в углу комнаты рядом со шкафом, письменный стол с книгами, тетрадями на нем и расписанными холстами под ним, графитовые шторы, струясь, спадающие с карниза. Мебель приглушенных темных тонов гармонировала с бежевыми обивкой кровати, подушками на подоконниках и теплым освещением ламп. Каждая вещь в помещении была пропитана феромонами альфы, отдавала легкими нотками масляных красок и относила в еще не такое далекое прошлое, напоминая о завязавшейся еще в детстве бескорыстной дружбе, что через года переросла в серьезные отношения, а позднее и брак — теперь в комнате наравне с ароматом сандала витал дурманящий жасминовый нюанс.       Эта часть дома стала неотделимой частью истории истинных: здесь были и заливистый смех после утомительных школьных уроков, и горькие слезы во время крупных ссор, и пламенные объятия, сопровождающие душевные разговоры на ночевках, и первый робкий поцелуй в потемках, и всепоглощающая страсть открывшихся друг другу сердец. За дверью в комнату альфы скрывался целый необъятный мир, ясный только двоим возлюбленным, что пережили здесь большинство своих взлетов и падений. Но порой ему не хватало места в ограниченном пространстве и поток интимных подробностей водопадом обрушивался на родителей Хвана, смущая как и их, так и забывшихся Хенджина с Феликсом. Ностальгические воспоминания, вызывающие бабочки в животе, события трудных периодов взросления и ранящих конфликтных ситуаций, а также неловкие моменты делали спальню роднее, поэтому супруги, пребывая в гостях, любили уединиться тут, как в старые добрые.       Разрывая смазанный поцелуй с громким чмоком, Хенджин валит Енбока на постель, нависая сверху и оперевшись на одну руку, другой сжимает тонкую талию, держать ладонь на которой хотелось постоянно. Их взгляды пересеклись. Хван замер, не в силах оторваться от ярких ореховых глаз мужа, который утонул в его темно-карих, почти черного цвета, радужках своего первого и последнего альфы. Вскоре внимание привлекли милые россыпи веснушек на щеках и аккуратном носике и малиновые приоткрытые губы, напоминавшие бантик, которые Ли неосознанно облизнул. Он безмятежно улыбался, наслаждаясь близостью с человеком, кто дарил ему возможность чувствовать себя слабым и любимым. Рядом с ним Феликсу не нужно было пытаться защитить себя, ведь альфа не позволил бы никому приблизиться к своему мужу и оберегал его, как только мог. Блондин сильнее скрестил голени на крепкой пояснице, притягивая нависшего ближе и скользя по выраженным плечам нежными пальцами. У Джина, любившего истинного любым, определенно был фетиш на такого ласкового и домашнего Ликса, поэтому сейчас под обмотанным полотенцем стало до боли тесно, и раздраженный отсутствием собственной выдержки он злобно рыкнул, вновь сминая желанные губы, переплетаясь языками и настойчиво потираясь собственным стояком о пах омеги.       Не останавливаясь на то, чтобы восстановить запас кислорода, Хван рисует дорожку из поцелуев на длинной шее, когда парень запрокидывает голову. После невесомых прикосновений донельзя пухлых губ к ключицам Хенджин опускается к мягкой груди, тотчас припадая к маленькому светло-розовому ореолу, кружа по нему кончиком языка. Тем временем сухая ладонь оглаживает подтянутый живот и ползет под кромку брюк, подцепляя и совсем немного оголяя молочное бедро. Феликс ахает, когда зубы легко прикусывают бусину соска, и брюнет, довольный подобной реакцией, отстраняется, чтобы затянуть в рот другой чувствительный комочек. Омега, сосредоточившись на ласках, прикрывает глаза и сжимает мускулистое предплечье альфы, который, не прекращая движений языком, подушечками пальцев прикасается к нежной коже покрасневшего ореола, что пару мгновений назад терзал губами.       — Малыш, нам нужно быть тише, — томно шепчет мужу Хван, когда тот, разгоряченный стимуляцией сосков, громко стонет. — Меня крайне возбуждают твои стоны, и будь мы дома, я бы сделал все, чтобы соседи слышали, как тебе хорошо, но, Ликс, за стенкой мои родители. Ты же не хочешь, чтобы они нас услышали? — он прикусывает его мочку уха, получая в ответ прерывистый согласный выдох. — Любимый мой…       Феликс капризно скулит, когда горячее тело выпрямившегося Хенджина не согревает от прохладного осеннего воздуха, пробравшегося через открытое окно. Хватаясь за резинку тонких штанов, альфа тянет их вниз и, откинув их, располагается у разведенных, согнутых в коленях длинных ног. В нос ударяет яркий аромат жасмина.       — Ты так сильно течешь, Ликс, — ведет по внутренней стороне бедра широкой ладонью Хван до тех пор, пока его изящные жилистые пальцы не касаются влажной, требующей внимания дырочки. Покружив подушечками жилистых пальцев по бархатному сфинктеру, он беспрепятственно проскальзывает внутрь на несколько длинных фаланг. Плавным движением Хенджин проникает глубже, параллельно второй рукой накрывая аккуратный член и оглаживая головку большим пальцем, от чего Феликс закусывает губу, сдерживая рвущиеся наружу звуки блаженства. — Такой послушный мальчик, — хвалит альфа, настойчиво надрачивая ему. Стимуляция ощущается крайне остро, и удовольствие электрическими разрядами разносится по его телу. Хочется вскрикнуть от волны подступающей разрядки, и омега позволяет себе оглушительный протяжный стон, когда подушечки пальцев надавливают на простату. В этот момент брюнет наигранно строго смотрит на него, пережимая небольшой очаровательный стояк у корня, не позволяя окунуться в яркий оргазм.       — Ну, Джин… Пожалуйста, не останавливайся… — хнычет распаленный желанием Ликс, прижимая мужа к себе за шею. — Прошу тебя…       — Нет, сладкий, не так быстро, — склоняется к точеной скуле Хенджин, покидая растянутую дырочку. — Ты ослушался меня, за что мне следовало бы наказать тебя… — Енбок невинно хлопал пушистым ресницами из-под полуприкрытых глаз, лишая альфу самообладания. — Но я не могу устоять перед тобой.       Хван ослабил хватку кисти и возобновил движения, заглушая звонкие вздохи омеги нетерпеливым поцелуем. Шершавая кожа пальцев контрастировала с нежной кожей пениса, и от этого бежали мурашки по коже. Ли выгибается чуть ли ни до хруста позвоночника, мыча прямо в губы супруга и изливаясь ему в руку. Расслабленно откинувшись на подушки, он отходит от пробираемой мелкой дрожи, восстанавливая прерывистое дыхание. Сердце бешено стучит. Чужие ладони, обтертые об махровую ткань на поясе, ненавязчиво блуждают по податливому телу: то по груди, то по втянутому животу, то по округлым бедрам.       — Тебе хорошо, Ликси? — словно из-под толщи воды доносится родной голос. Феликс что-то невнятно бормочет, медленно приходя в себя, на что альфа, встав на пол босыми ногами, приподнимает уголки губ, находя это безумно милым.       От концентрированного, щекочущего носовые рецепторы феромона Енбока отдавало ноющей болью в паху. Пьянящий жасмин, ощущающийся сейчас сильнее из-за приближающейся течки, пленил разум. Зачесав спавшие на лоб темные волосы, Хенджин сжал челюсть, предчувствуя, что его гон начнется прежде, чем закончатся праздники, из-за чего им с Феликсом придется уехать от родителей раньше, чем планировалось.       Тем временем омега сводит ноги и встает рядом, встречая потемневший тяжелый взгляд. Его талию сжимают мертвой хваткой, грубо впиваясь пальцами в плавные изгибы. Он нежно прикасается губами к шее, замечая, как дергается кадык мужа, так же любовно оставляет поцелуй на ключице, пока его ягодицы яростно сжимают до белых пятен.       — Ты закрыл дверь? — интересуется Ли, подцепляя край держащегося на бедрах полотенца, и нарочито медленно разматывает его, чувствуя, как длинный член с влажной от предэякулята головкой упирается ему в живот.       — Да, никто не посмеет помешать нам, а все, кто могут, приедут только завтра, — хрипло отвечает Хван, который днем пытался отремонтировать замок, каждый раз подводящий истинных, когда те уединялись: хозяин дома никогда не приближался к комнате сына и бывал там только по его приглашению, но мама Хенджина нередко оказывалась свидетелем их интимной жизни, когда те не слышали стука в дверь. Теперь Миен не ходила в спальню сына без надобности.       Феликс обхватывает толстый ствол, неотрывно смотря в бездонные глаза наверху. Другой рукой он проводит по кубикам пресса, выводя контур прямой мышцы живота, и опускается на колени. Высунув язык, Енбок дразняще проводит от тяжелых яичек по всей длине каменного ствола, не разрывая зрительного контакта, и останавливается у уздечки, играясь с ней самым кончиком. Голова Хенджина окончательно пустеет и лишается мыслей, когда, перестав жадно облизывать и выцеловывать бордовую головку, омега наполовину погружает стояк в рот. Хвана не по-детски ведет от этой картины: раскрасневшиеся влажные губы плотным кольцом обхватывают его плоть, а темно-янтарные радужки с расширенными от приглушенного освещения зрачками преданно уставлены на него.       Горячий увесистый член ощущается на языке так правильно, что Ли усердно сосет верхушку, стимулируя основание кулаком. Сладковато-пряный аромат сандала будоражит разум. Раскатистый вдох меж приоткрытых губ и расширившиеся ноздри мотивирует продолжать в том же духе, и с большим энтузиазмом Феликс, толкнувшись в щель уретры, насаживается сильнее, чем в предыдущий раз, располагая свободную руку на мужском бедре. Он втягивает щеки и пытается расслабиться, чтобы взять член глубже. Широкие пятерни бережно вплетаются ему в белоснежные волосы и слегка давят на макушку, помогая вбирать больше. Хенджин плавно подается тазом вперед, слыша пошлый хлюп скопившейся во рту слюны. Омега не сопротивляется, позволяя управлять собой и возбуждаясь по новой. Между ног становится влажно от скопившейся природной смазки, что беспрестанно сочилась из розовой звездочки ануса.       Одним резким движением Енбок пропихивает ровный пульсирующий член в горло, практически упираясь носом в лобок, и мычит, пуская по нему приятные вибрации. Он размашисто и ритмично двигает головой, пропуская головку прямо в глотку. Он языком чувствует, как бьется кровь в венах каменной плоти, оповещая о скорой разрядке. Уголки рта начинают болеть от толщины ствола, и омеге кажется, что еще чуть-чуть и они треснут. Глаза слезятся, шея затекает, а по горлу пробегают саднящие искры. Тугой узел в низу живота Хенджина стремительно развязывается, и мужчина рокочуще вздыхает, но замечая на лице возлюбленного влажные дорожки, заботливо удерживает Феликса за макушку, призывая остановиться, но он лишь чуть-чуть выпускает длину и заводит головку за щеку, от чего та натягивается. Альфа завороженно смотрит на это действо, а когда со звонким чпоком член выпускают и прижимаются в верхушке влажными припухшим губами — сдавленно рычит. Крупные слезы стекают по скулам и крыльям носа омеги.       — Енбоки, ты так хорошо постарался, — ладони бережно накрывают чужое лицо, и большие пальцы ласково стирают прозрачные капли. — Такой славный мальчик…       — Но ты не кончил, — раздается в ответ осипший голос, в котором слышится нотка грусти.       — Я сделаю это в тебя. У нас давно не было сцепки, — тянет омегу вверх Хенджин и подталкивает его к кровати.       Широко расставив ноги и призывно оттопырив сочную задницу, Феликс встал на четвереньки. На упругую ягодицу тотчас пришелся обжигающий удар, и приятное жжение от него разнеслось по расслабленному телу. Альфа пристроился сзади, разводя нежные полушария в стороны и открывая вид на розовое колечко мышц, с которого подтеки смазки сползали на бедра и аккуратную мошонку. Медленно покружив багровой головкой по анусу, Хван надавил ей на податливые края, наполовину погружая и тут же выходя.       — Хенджина, пожалуйста… — хнычет Ли, чувствуя, как увесистый член истинного трется между его ягодиц, доходя до копчика. — Прошу…       — Что «пожалуйста», мой малыш? — издевательски ухмыляется Хенджин, оглаживая манящую попку.       — Заполни меня, Джинни. Полностью. Хочу твой член глубоко в себе, — и губы Феликса открываются в немом стоне от грубого толчка.       Хван резко максимально проникает в нежное лоно. Он неистово двигается внутри, крепко удерживая талию. От такого напора у Ликса кружится голова. Парень отчаянно сжимает между пальцев одеяло. Хочется кричать от наслаждения, но вместо этого он только мычит в свою руку от быстрого темпа, с которым его берет Хенджин. Безудержная страсть овладевает брюнетом. Его муж идеален. Неимоверная тяга к нему не потухает, а лишь с каждым разом становится все сильнее. Альфу перемыкает от переизбытка чувств. Туманный взгляд скользит по опущенной вниз голове, хрупким обнаженным плечам, изящным очертаниям позвонков и голодно облизывает плавные изгибы и точеные формы. Душа требует физического контакта с родным телом, и Хван поддается своему желанию: не покидая растянутую дырочку, он, придерживая, помогает истинному оторвать локти от постели и свести ноги для большего удобства и одной рукой обвивает впалый живот, а другой перехватывает поперек груди, соприкасаясь крепким подкаченным торсом с шелковой кожей спины Енбока. Не медля ни секунды, Ли запускает ладонь еще не высохшие после душа темные волосы мужа и тянется за поцелуем. Шершавая подушечка пальца накрывает торчащий сосок и несильно сжимает, от чего стонет прямо в губы, что расплываются от этого в улыбке. Хенджин утыкается носом в свою метку, вдыхая смешавшийся со своим феромон. Омега откидывает голову на его плечо, освобождая место для ласк.       — Мне так нравится, как ты таешь в моих руках, — опаляет горячим дыханием ухо Хван, прикусывая мочку. — Всегда такой отзывчивый на мои прикосновения, но такой уязвимый. Была бы возможность, не выпускал бы тебя из своих объятий.       За этим следует толчок, и альфа замирает.       — Ах, Джинни… — но Ли затыкают поцелуем, дабы заглушить вскрик от приятного давления на простату, на которую нещадно напирала крупная головка.       После этого Хенджин неохотно выскальзывает из мокрой дырочки и наблюдает за тем, как его муж переворачивается на спину, вжимаясь лопатками в пуховое одеяло. Ореховые глаза смотрят на него из-под полуприкрытых век, прося продолжения. Светлые волосы растрепаны, а припухшие губы покусаны. Елозивший по кровати Феликс сдвинулся вниз, пытаясь насадиться на рельефный член. Он медленно наделся лишь на половину крупной головки. Мышцы приятно натянулись вокруг, но этого было недостаточно, ничтожно мало, чтобы удовлетворить потребность быть заполненным. Нескрываемая жажда в действиях взвинченного парня побуждает Хвана плавно войти до упора, позволяя насладиться каждым миллиметром толстого члена. Альфа склоняется над истинным, как можно ниже, опираясь на мускулистые руки.       — Двигайся, прошу, — чуть ли не плача, цепляется ладонями за подтянутый торс Ли. Делая волнообразное движение тазом, Хенджин вынуждает его рассыпаться на миллионы мельчайших частиц. Грубое вторжение затрагивает самые чувствительные точки нежного ануса. Феликс прогибается в пояснице. — Сильнее, Хенджина, не останавливайся!       Тугие стенки плотно обхватывают жилистый ствол при каждом новом толчке. Тяжелое тело практически ложится на омегу, что прижимает его к себе с неимоверной силой, в порыве страсти царапая крепкую спину. Смазка, скопившаяся по краям донельзя растянутого сфинктера, хлюпает и пачкает звенящие от напряжения яйца, что звонко шлепаются о влажную промежность. Старательное сопение раздается у виска, пока Енбок еле слышно мяучит от стимуляции. Четкий ритм сбивается, амплитуда уменьшается.       — Ну что, малыш, мне повязать тебя? — непривычно низко шепчет Хенджин, ощущая усилившуюся пульсацию и набухание узла.       — Боже, Джинни, да, — Ли соскребает остатки сознания, чтобы связать пару слов. — Излейся в меня…       Не помня в агонии, как оседлал бедра альфы, Феликс рефлекторно приподнимается на длинном стволе, находя опору в липкой от пота груди мужа. Крепко сомкнувшиеся на талии ладони придерживают и направляют, контролируя весь процесс. Легкая дрожь пробирает с каждой секундой все больше, что омега оказывается не в состоянии прыгать на альфе и принимается крутить тазом, в попытке настигнуть оргазм. В итоге Хенджин укладывает блондина на себя, и тот самозабвенно обнимает его.       — Просто лежи и получай удовольствие, милый, — нежно надавив на лопатки, зафиксировал истинного Хван, когда он попытался двигаться вопреки своей усталости. — Я сделаю все сам.       Остается совсем чуть-чуть. Альфа уверенно трахает Феликса, вгоняя член по самое основание, у которого разрастается уплотнение, и вгрызается в изгиб шеи. Острые клыки пронзают тонкую молочную кожу ровно в местах с маленькими шрамчиками. В этот момент стенки судорожно начинают сокращаться, а тугой горячий поток спермы выстреливает из упиравшейся прямо в матку объемной головки. Узел стремительно набухает, распирая бархатное нутро. Енбок протяжно стонет. Боль от обновления метки приятными волнами разбегается по расслабляющемуся телу, даря особое наслаждение. Хенджин продолжает заполнять омегу семенем, громко рыча и стискивая ягодицы аристократичными пальцами.       Сбитое дыхание обоих звучит в унисон.       Вскоре Феликс, перестав мяукать от первых микрооргазмов, удобнее расположился на теле Хвана, что не мог угомонить свои руки, беспрестанно блуждающие по всему периметру гладкой спины.       — Тебе не холодно, Ликс? — приподнимается Хенджин, выуживая из-под себя одеяло, чтобы накрыть себя и разгоряченного мужа: не хватало, чтобы он заболел. Разморенный, Феликс недовольно шипит, когда давление от узла усиливается из-за смены положения и доставляет дискомфорт. Брюнет спешит вернуться в старую позу, раскаивающе гладя талию: — Прости, сладкий, я помню, что тебе неприятно.       Омега блаженно улыбается и лениво сминает губы мужа.

***

      — Дядя Минджун, тетя Миен! — приветственно тянет Хан, поочередно обнимая каждого. Вслед за ним появляется Минхо, заводящий за руку двух маленьких грустных девочек и что-то объясняющий им. — Еще раз извините, что мы так спонтанно заявляемся среди ночи. Мы сами не ожидали, что рейс перенесут, а несколько часов ждать родителей Хо и Ликса в аэропорту станет для нас сущим адом, — Джисон обернулся на стоящих в прихожей мужчину с женщиной, вешая объемную куртку.       — Правильно и сделали, что приехали. Все равно днем к нам. А этих крошек было бы не разбудить утром, если бы вы надумали переночевать дома сегодня, а так мы посидим с ними, — лучезарно улыбнулась Миен. Она всегда была гостеприимной и радушно принимала гостей, поэтому на все праздники близкий круг собирался исключительно у нее дома. Ее теплые и спокойный характер притягивал к себе окружающих. Женщина перевела взгляд на расстроенных близняшек, которым Ли ловко помогал снять верхнюю одежду. — Юна, Юми, что случилось? Кто посмел вас обидеть? — она подошла к девочкам и села на корточки перед ними.       — Отец, — обиженно тихо ответила Юна, а сестра согласно кивнула, поддерживая.       — Ой, не обращайте внимания на них. Подуются, и отпустит, — обыденно отмахнулся Минхо, привыкший к выходкам дочерей, и, убрав и сложив свои и их вещи, подошел к Минджуну, пожимая альфе руку.       — Он нам запретил идти к Феликсу и Хенджину, — скуксилась Юми, перебирая кончик рыжеватых волос, заплетенных в косичку.       — Они уже, должно быть, спят. И вам, к слову, тоже пора бы, — строго посмотрел на девочек Ли, пока Миен переглядывалась с хохотнувшим Ханом. Сестры еще больше насупились и лишь немного остыли, когда женщина ласково погладила их по головам.       — Вы голодны? Я бы что-нибудь приготовил на скорую руку, пока вы располагаетесь, — подал голос Минджун, обращаясь к другу сына, сочувствующе поджимая губы: близняшки были своенравными и частенько мотали молодому отцу нервы, а он продолжал бороться с их непокорными натурами.       — Да, дорогой, сделай им что-нибудь, а я пока помогу устроиться в комнатах, — положила руку мужу на плечо женщина с темным каре.       Старший Хван скрылся в гостиной, соединенной с кухней, и начал грохотать посудой, а семейство Ли-Хан в сопровождении Миен поднялось на второй этаж. Омеги увлеченно обсуждали состоявшуюся поездку, а Минхо, тащивший позади багаж, внимательно слушал их разговор, лишь изредка делая свои дополнения. Близняшки неохотно плелись за ними и, когда взрослые скрылись в проеме огромной спальни, остановились в просторном светлом коридоре. Взгляд обеих приковался к маняще закрытой двери в другой стороне, и они лукаво переглянулись, понимая друг друга без слов. Доносившаяся эмоциональная беседа свидетельствовала лишь о том, что про них благополучно забыли, но вряд ли надолго, поэтому была дорога каждая секунда. На последок осторожно глянув в сторону родителей, сестры, неслышно ступая по бежевому ковру на дорогом паркете, двинулись к своей цели.       — Может девочкам в отдельной комнате постелить? — предложила мама Джина, помогая застелить двуспальную кровать.       — Девочки, вы с нами будете или хотите сами? — обернулся ко входу Джисон, ожидая застать дочек там, но кроме своего альфы, роющегося в шкафу никого не заметил. Свет в ванной был погашен, поэтому там, тем более боясь темноты, они не могли находиться. Из коридора раздалось шаловливое хихиканье и тихий топот детских ножек — сестры поняли, что обнаружили их пропажу. Мысли стремительно собирались в пазл, когда темно-карие глаза брюнетки испуганно уставились на нее, и женщина, откинув подушку, выбежала из комнаты.

***

      — Хочу сцепку чаще, — лепечет Енбок, вновь оседлав смеющегося истинного, и вздрагивает, оборачиваясь на дверь.       — Ты чего? Я опять резко пошевелился? — встревоженно спросил Хенджин, сжимая упругое бедро.       — Нет, Джинни, ты ни при чем. Мне показалось, что щелкнул замок. Наверное, я слишком устал.       — Иди сюда, — томно прошептал альфа, примыкая к губам чуть подавшегося вперед мужа.       В этот момент дверь стремительно открылась. Две счастливых девочки ворвались в спальню и застыли на месте, заставая не совсем то, что ожидали. Они сморщились от сильной концентрации сандала и жасмина в воздухе и с неподдельным интересом уставились на старших. Феликс тотчас встрепенулся, а Хван принял сидячее положение, притягивая омегу к себе и прикрывая их обнаженные тела сползшим одеялом. Он, уже было хотел обратиться к своим племянницам, но в дверном проеме появилась Миен, опережая его:       — Юна, Юми, вам же сказали не ходить сюда, — как можно мягче обратилась она.       — Девочки, что вы тут забыли? — сурово поинтересовался Хан, вставая рядом с ней.       — Вы сказали, что они спят! — возмутилась Юна, раздосадованная тем, что ее обманули. — Мы просто хотели пожелать спокойной ночи! Мы соскучились!       Женщина наконец перевела взгляд на кокон в постели, сталкиваясь со взглядами Джина, изогнувшего бровь, вопрошающего, как это понимать, и желавшего раствориться в крепких руках Ликса, сразу же потупившего взгляд от неловкости ситуации. Джисона забавляла вся эта история, хотя поведение детей крайне огорчило и заставляло чувствовать вину перед друзьями, поэтому он подошел к дочкам, подталкивая их к выходу.       — А почему у Ликса такой большой животик? — неуверенно поинтересовалась Юми, теребя край вязаного платья. Ее крайне поразлило увиденное, и она с искреннем непониманием посмотрела на папу. Феликс раскраснелся еще больше, утыкаясь носом в шею Хвана, ведь все омеги прекрасно поняли причину подобного явления. — И почему они голые?       Миен, стоя у дверного косяка, смотрела на сестер, без особого желания выходящих из спальни и следующих за папой, и мысленно улыбалась детской непосредственности.       — Они делают вам братика или сестренку, — на полном серьезе объяснил Хан.       Женщина от подобного ответа обомлела, так как сама в молодости старалась завуалированно отвечать на заданные маленьким сыном неловкие вопросы, но Джисон придерживался другого мнения. Развернувшись к хозяевам комнаты, она заметила их не менее шокированные лица. Точнее, негодование Хенджина и достигнувшее своего предела смущение Енбока, сжимающего плечи мужа. Миен стало неуютно от нарушения чужой идиллии, и она, одарив их извиняющимся взглядом, оставила их наедине, выходя и прикрывая дверь с окончательно сломанным замком.

***

      Приняв с утра бодрящий душ и смыв следы страстной ночи, истинные спустились в гостиную, что встретила их непривычной тишиной, которую нарушала лишь энергичная мелодия из колонок. Около большого «П» -образного диванчика у кофейного столика, высунув от старания язык, что-то рисовала Юми, не обращая внимания на шаги на лестнице.       — Доброе утро, — поприветствовала спустившихся женщина, откладывая силиконовую лопатку в сторону.       — Доброе, — дружно ответили истинные.       — А где все? — спросил альфа, наливая в прозрачный стакан воду из фильтра и делая пару обильных глотков, пока Юна не могла отлипнуть от Феликса.       — Отец и Минхо с Джисоном уехали в аэропорт. Где-то через полтора часа должны вернуться, — поставила на островок стопку широких однотонных тарелок Миен. — Джин, накрой на стол, — указала на посуду она. Хенджин озорно схватил виноградинку с блюда под недовольный взгляд и, пританцовывая, удалился к столу. — Уже двадцать три, а все еще такой ребенок. Как ты с ним живешь? — обратилась к Енбоку брюнетка, подходя к нему и указывая Юне на стул. — Юна, давай, теперь твоя очередь заплетаться.       — Я помогу, — потупя взгляд, взялся за расческу омега и уже направился к послушно усевшейся племяннице, когда его мягко остановила Миен.       — Ликс, милый, не нужно меня стесняться. Я прекрасно понимаю твои эмоции и причины такой реакции прекрасно знаю. Я когда-то была в твоем положении, — блондин несмело поднял на нее взгляд. — Когда я сошлась с Минджуном, его мама заставала нас за чем только можно. Я была готова сгореть со стыда в такие моменты, которые случались довольно часто, до тех пор пока сама не поменяла отношение ко всему этому после разговора с Джинсоль, бабушкой Хенджина. Мудрейшая женщина, которую я когда-либо встречала. Она во многом меня поддерживала. Мне бы хотелось, чтобы у нас были такие же отношения.       — Вы одна из самых близких людей для меня, не сомневайтесь в этом. Я дорожу вашим расположением, тетя Миен, и если мне нужен будет совет, я приду именно к вам. Просто пока что мне сложно поменять отношение к таким ситуациям, как произошла вчера, но я начинаю привыкать, — открыто улыбнулся Феликс, позволяя женщине крепко обнять себя, точно так же обнимая ее в ответ.       — Ты мне совсем как сын, — чмокнула его госпожа Хван. — Мой славный солнечный мальчик.       — Енбока — мой мальчик, — с наигранной ревностью встрял в разговор Хенджин, усаживаясь за островок и притягивая блюдо с виноградом. — Мам, оставь моего мужа в покое.       — Про покой мне будешь говорить, когда наконец разберешься с дверью в спальню, — хмыкнула старшая и отошла к плите, помешивая спаржу.       Когда стол был накрыт к завтраку, а по голове Юны бежали два аккуратных колоска, под всеобщий хохот в кухню пришла затихшая в гостиной девочка в желтом домашнем костюмчике с котятами. Легонько постучав ладошкой по колену своего дяди, она протянула ему лист бумаги и выжидающе смотрела на него в надежде, что он оценит ее рисунок. Он осторожно забрал его, внимательно рассматривая: на фоне парка с цветущей сакурой стояли двое, держась за руки. Сверху над ними были подписаны имена, а справа красовалась надпись «мой братик», и от нее вела стрелочка к животу нарисованного Ли. В этот момент до омеги дошло, почему он такой полный на картинке. Феликс замялся, подбирая правильные слова, спутавшиеся в один клубок.       — Мне очень нравится, Юми, — усадил девочку на колени Енбок, передавая ее шедевр истинному, улыбнувшегося с задумки.       — Можно? — хлопая глазками, коснулась края белой хлопковой футболки растерянного омеги Юми и, не видя сопротивления, считывает это как разрешение, слегка приподнимая ткань. — А где животик? Юна, заинтересовавшись, подскочила со своего места, вырастая рядом с сестрой и привставая на носочки, чтобы тоже увидеть таинственное исчезновение. Миен негромко смеется, а Джин поднимается со стула, спеша на выручку возлюбленному. Прижавшись к нему со спины, он обхватывает торс мужа, опуская футболку и перекрывая доступ шаловливых ручек, и целует его в шею, предчувствуя веселые праздники.