Cropped hair

« Я снова смотрю на себя в зеркало, и понимаю, что ненавижу себя.» Грубые мысли всегда впивались в мозг, словно черви-паразиты, проедая себе путь в самую глубину, в самую сердцевину мозга, селясь там и не вылезая крайне долго, заменяясь со времени лишь другими, более сильными представителями, пожирающих предыдущих и перекрывая всё собой. « Каждый раз, когда я смотрю на себя, я...» — рука медленно-медленно потянулась к невероятно остро-заточенному кунаю, с характерным лязгающим звуком лезвия вытаскивая его из ножны, после так же медленно, не спеша, будто неуверенно в своих мыслях поднимаясь на уровень головы. — « ... вижу совершенного неудачника. Сколько бы я не старался...» Разворачивая кунай так, что острая часть ромбовидного лезвия отошла от глаза пепельноволосого, в зеркале теперь лишь отражая само себя в анфас, серые глаза бегали по едва заметным отблескам по всей длине метательного орудия, что порой служило Томашу и многим другим ниндзя клана оружием ближнего боя. Он смотрел себе прямо в единственный видный глаз, понимая, что каждой клеткой ненавидит себя. Ненавидит то, что он хуже большинства, ненавидит то, что грандмастера смотрят на него, как на ребёнка, ненавидит жалость в свою сторону, ведь считает, что его видят как слабого и беспомощного. Он ненавидит свои способности, свою судьбу, свою внешность и отсутствие права порой высказать своё мнение или ответить так, как он считает нужным, справедливым, ведь старшие сказали по другому. Он ненавидит своё положение. «... у меня не получается превзойти кого-то. У меня не получается стать сильнее, у меня не получается сделать так, что б на меня обратили больше внимания и помогли мне. Я должен делать всё сам, но я не могу...» Переворачивая кунай из вертикального положения в горизонтальное, оно уже оказывается самым кончиком лезвия у носа юноши. Его длинные пепельные локоны никогда не были похожи на седину, они подчёркивали его бледную кожу и серые, едва ли ясно, что голубоватые глаза. Прикрывая веки и хмуря брови к середине на уголке глаза образовался кристалл слезинки, что подрожала пару мгновений и скатилась вниз, оставляя за собой холодную дорожку, что начав сохнуть через пару мгновений стала слегка, кажется, стягивать кожу. Вторая слеза скатилась точно так же, после чего приподнялись в досадном оскале уголки губ Томаша, а после он зажмурился и крепко второй рукой сжал у затылка собственные волосы, слегка оттягивая назад. Выдыхая и расслабляя веки он проследил за движением своей руки и, убедившись в том, что она заведена к затылку снова закрыл глаза, слегка напрягая мышцы лишь в момент появившегося возле уха звука отсечения "букета" твёрдых нитей. Дрогнувшая рука убрала кунай вновь в поле зрения, а вторая рука осталась за затылком, но волосы уже не держала, но если говорить точнее - не держала то, что осталось на голове. Медленно приведя руку к собственному взору веки сероглазого расслабились, спуская ещё одну слезинку досады и разочарования. « Я не могу оправдать ожидания сенсея.» Заключительная фраза снова заставила поднять взор себе в отражённые глаза. Серые пряди оставшиеся в руке уже не казались чем-то важным, напротив, совершенно не нужной вещью. Самоубийство - грех и слабость, от того Томаш убил в себе что-то другое, отсёк волосы, хоть и к своему горю понял, что легче ему не стало. — Смоук?... — отодвинув сёдзи*¹ заглянул во внутрь Куай Лянь, видимо, что-то хотевший от своего названного брата, но не нашедший его в основной комнате, зато увидевший чуть отодвинувшую дверцу и не слышащий звуков. — Ох, Томаш... Тихо вырвалось с его уст, наблюдая картину того, как развернувшийся к нему Врбада сжимая кунай в руке стёр очередную слезинку тыльной стороной запястья, выпуская из второй локоны собственных, отсечённых волос.