Красное платье

      — Что-то Блэйд ведёт себя странно, — проговорила Серебряный Волк, не отрываясь от экрана. — Ну, страннее, чем обычно, — дополнила она и взяла из пачки очередную чипсину, нещадно кроша ею на красный кожаный диван.       Кафка расслабленно сидела рядом, иногда поглядывая на экран малышки. После выполненного задания Охотники взяли перерыв на какой-то мелкой планете, и первым же делом они навели беспорядок и хаос. Это не было планом Элио, но он этого и не запрещал, поэтому Охотники воспринимали это как разрешение на подобное слегка странное развлечение. Кому-то из них хотелось еды, поэтому лавки были обчищены, а торговцы запуганы, кто-то был рад возможности сразиться, а Кафка искала идеальное красное платье. Поиски даже спустя часы не увенчались успехом, и Кафка, скрывая за привычной улыбкой досаду, размышляла о том, чем можно заменить платье для её вечернего плана с Блэйди.       — Блэйди, видимо, не наигрался, — томным шёпотом проговорила Кафка на ухо Серебряному Волку.       Девчушка сразу же смутилась и даже на мгновение оторвалась от экрана. Совсем юная и неопытная. Кафка ухмыльнулась и всё же отодвинулась подальше. Сейчас её больше волновал Блэйди, который самолично, без разрешения решил уйти.       Плохой пёсик. И сегодня она накажет его так, как она ещё не подвергала его поражённое и непослушное тело.       Кафка шире улыбнулась от своих мыслей, отчего Серебряный Волк рядом с ней испуганно поёрзала. От мысли о долгожданном наказании непослушного пёсика Кафка даже позабыла свою досаду от ненайденного платья.       И где пропадает её мальчик?       Только спустя час Блэйди объявился рядом с другими Охотниками. С виду он ничуть не изменился с тех пор, как Кафка последний раз виделась с ним. Даже не было новых ран и кровоподтёков, хотя для Блэйди заявляться с новыми порезами было вполне естественно. Абсолютно мирный и непотрёпанный вид вызывал странные и даже пугающие ощущения. Всё это казалось иллюзией, настолько Кафка не привыкла видеть Блэйда неизмученным.       Это было необычно. Сегодняшний день приносил совершенно разные эмоции, и это ей совершенно не нравилось. Играть с чувствами других она обожала и желала поиграться с новой игрушкой, но когда сама судьба начинает протягивать свои длинные руки к ней и подкидывать неожиданности, то это становилось опасным. Кафке нравилось владеть. Это касалось не только людей, но и ситуаций и действий. Подчинять и знать, чего стоит ожидать.       Контроль — её любимое слово.       Блэйди совершенно ничего не говорил. Даже после длительных и буйных расспросов Серебряного Волка. Он что-то явно скрывал, догадалась Кафка. Простыми расспросами её непослушного пёсика не разговорить. Кафка знала эффективный способ развязать Блэйди язык. Сладкий, томительный и жгучий способ.       Не зря вместо платья Кафка нашла прекрасный набор свечей с манящим запахом редкого вида кокоса. Их использовали для массажа, но Кафка знала куда более эффектный и красочный. Нужно лишь дождаться вечера, тогда она удовлетворит своё любопытство и узнает небольшую тайну её непокорного мальчика. И вместе с этим уйдёт опасение, потому что всё снова будет под её контролем.

***

      Блэйди послушно пришёл к ней, хотя она всего лишь попросила: в любой момент он мог отказаться. Кафка ухмыльнулась своей мысли про отказ. Никто не отказывал ей, особенно Блэйди, который находился у её ног.       Когда он пришёл, то его взгляд всё время был направлен в пол. Это её совершенно не устроило, ведь его глаза могли пленить её, когда он просил о наказании. На её просьбы поднять взгляд он только отрицательно махал головой и ничего не говорил.       Упрямый и буйный.       Ничего страшного. Кафка смогла усмирить его в прошлый раз, значит, в этот раз всё пройдёт намного быстрее, ведь он желал её тела и наказаний. Забавно: в обыденности Блэйди не желал ничего, но стоит ей чуть надавить, как он начинает подчиняться и пылать самым низменным желанием.       Из-за их полуночных игр Кафка начала испытывать необычные чувства и к тому Блэйди, каким он был в обыденности. Заботилась о нём, искала глазами и задумывалась о том, что их может ждать в будущем.       Кафка вырвалась из очереди непривычных мыслей и достала чёрную плотную маску. Если Блэйди не хотел поднимать на неё взгляд, то тогда он не будет видеть ничего другого, пока не получит разрешение. Он попытался возмутиться и даже поднял руку, но на коленях в таком уязвлённом положении попытка увенчалась провалом. Кафке даже не потребовалось совершать лишних движений, чтобы остановить дерзкие выпады пёсика, ведь он сам осознал своё уязвлённое положение.       Мускулистая и изрезанная старыми ранами рука бессильно упала, позволяя хозяйке надеть на пёсика чёрную маску, в которой он не сможет увидеть её прекрасное и ухмыляющееся лицо. Он ослушался, и теперь это стало его первым наказанием.       — Блэйди, поведай мне о том, где ты был сегодня, — нежно проговорила Кафка.       Она не хотела касаться того, кто ослушался её. Прикосновения похожи на слова, но только их можно доверить тем, кто действительно заслужил их. Так считала Кафка и старалась следовать этому принципу во всех аспектах жизни.       А Блэйди совсем не заслужил прикосновений, по крайней мере, пока не даст ответа на её искреннее любопытство. Теперь, когда он перестал что-либо видеть, Кафка приступила к следующему шагу, достав чудно пахнущие свечки и зажигалку.       Щёлк. На конце зажигалки появился яркий огонёк, похожий на тот, что разгорелся и внутри неё, когда она смотрела на непокорного пёсика у её ног. Одно движение, и фитиль свечи загорелся, сразу же одарив комнату запахом кокоса. Блэйди, видимо, тоже почувствовал его, судя по дёрнувшейся в ту сторону, где стояла Кафка со свечой, голове.       — Ложись. На спину, — требовательно проговорила Кафка, встав рядом с ним.       Блэйд не стал оказывать сопротивления, тем самым вызвав у Кафки одобрительную улыбку, которую он, конечно же, не увидит. Пол в комнате был каменным, от него отдавало холодом, но на его лице ни на мгновение не проскочило недовольство. Госпожа просила его лечь, значит, он ляжет, неважно куда и насколько ему это может не понравиться.       Как только Блэйди лёг на холодный пол, Кафка стала разводить небольшой палочкой подтаявший воск. Для начала нужна всего лишь одна маленькая капля. Это даст понять Блэйди, какое наказание ждёт его, и даст привыкнуть к боли от горячего воска.       Кафка ухмыльнулась и посмотрела на мужчину возле её ног, страдающего от недостатка ласк. Он злобно сжимал губы, будто пытаясь скрыть мычание. Одна капля разделяла их до мига блаженства. Блэйди будет наслаждаться болью, а госпожа — его уязвимым чарующим видом.       Капля медленно опустилась на бледную кожу. Губы Блэйди сжались ещё сильнее, на руках выступила небольшая вена. Но он всё же не проронил ни слова. Кафка продолжила помешивать воск, и через мгновение ещё пара горячих капель опустилась на кожу Блэйди. На нём всё ещё остались грязные штаны — Кафке это не понравилось.       Ей нужно видеть его всего. Неприкрытым. Настоящим. Обнажённым. Её верным Блэйди.       — Раздевайся. Дай госпоже увидеть тебя, — ласково проговорила она, склонившись к нему ближе, но не настолько, что он бы посмел дотронуться до неё.

***

      Стоило ей наклониться, как Блэйд в полной мере ощутил приятный и любимый запах своей госпожи. В такие моменты он не понимал себя, потому что испытывал сильную злость ко всему связанному с ней, но в это же время и желал её. И не только тело. Кафка даровала ему мгновения свободы, но потом причиняла боль сама — это было приятно и возбуждающе.       Её голос манил его, будто он потерял разум и теперь блуждал в тёмном пространстве, где только она была светлым пятном, которое обещало исполнение всех желаний. Она приказала раздеться, значит, он выполнит это.       Из-за маски он не мог видеть свою госпожу, но тяжёлое её присутствие всегда стойко ощущалось, из-за чего он точно знал, где она находится. Блэйд захотел встать и предпринял первое аккуратное движение, но через миг он почувствовал неприятное сковывание в конечностях.       Силы Кафки. Она использовала их на нём впервые. На их уединённых и тайных вечерах Кафка старалась никогда не использовать её обычные методы, только силу желания самого Блэйда.       Значит, он сделал что-то неправильное, настолько, что госпожа была готова растерзать его.       — Я не приказывала вставать, — тихо смеясь, проговорила Кафка, и вместе с её словами оцепенение от невидимых пут спало.       Блэйд, как обычно, не пожелал сказать что-то в ответ, даже пресловутое «Да, госпожа», которое она желала услышать. Из положения лёжа, в котором он сейчас находился, имеются сложности в выполнении приказа госпожи, но это не было невозможным. Медленно Блэйд начал стягивать пыльные штаны, от которых на руках остались неприятные ощущения.       Такими руками нельзя касаться госпожи. Грязный. Он был грязным и недостойным её прикосновений. Все его мысли днём заполняла месть и боль, но после проведённых вечеров с Кафкой он не мог переставать думать о ней, даже когда они не занимались чем-то интересным.       Болезнь. Она заразила его. Теперь он болен, да так сильно, что отказ от сладкой боли и желания не представляется возможным. Он будет последним глупцом во вселенной, если потеряет свою госпожу, которая дарует ему свободу и одновременно с этим забирает её.       Штаны он снял быстро, только грязь смущала его. Неожиданно на его холодное тело, которое не могло согреть даже возбуждение, опустился поток горячих болезненных капель. Блэйд невольно выгнул спину, будто подставляясь под ещё одну порцию жгучей боли от воска. Он сглотнул подступившие шипение и слова, продолжая обнажать своё тело перед госпожой.       Остались только ненужные для этого момента серые трусы. Блэйд потянулся и за ними, но на его грудную клетку тяжело и твёрдо погрузилась туфля госпожи. Её упоительный и приглушённый смех прозвучал как приговор и призыв к действию.       Он остался обнажённым и готовым к следующему наказанию. Только его тело осталось слишком грязным для того, чтобы госпожа любовалась им, отчего Блэйд пожелал скрыться и уйти, но Кафка поняла его помыслы быстрее. Вместе с каблуком ушла и желанная тяжесть — громкие шаги удалились, и Блэйд остался один. Его мысли стали разрываться на части, тело желало испытать боль. Любую, которая, возможно, подарит ему облегчение. Свобода ушла вместе с Кафкой.       Его дыхание сбилось, и он почти предпринял попытку встать, но вовремя пришла госпожа, и вмиг его тело освободилось от тяжести и ужасающей боли. Следующее, что почувствовал Блэйд, — это вода и очищение.       Госпожа позаботилась о нём, и теперь он стал чуточку достойней для её прикосновений. Блэйд продолжал лежать на спине, а капли воска застыли на его теле, из-за этого хотелось почувствовать боль от них снова.       — На колени, пёсик, — сказала Кафка, и её элегантный пальчик провёл линию по его подбородку. — Будешь отвечать на мои вопросы?       Блэйд мгновенно поднялся на колени, маска немного сползла с глаз, открывая тот проблеск, где можно было увидеть довольное лицо госпожи. Но он не стал больше пользоваться этой возможностью и прикрыл глаза, после чего был вознаграждён ещё одним мимолётным и дразнящим прикосновением к его груди. Он почувствовал тепло и пульсирующее желание в члене, который набух ещё с наказания жгучих капель.       От возбуждения становилось больно, тело хотело получить разрядку, но больное сознание Блэйда было готово терпеть до тех пор, пока госпожа не захочет, чтобы он кончил. Даже от одних её слов он готов был сделать это. На мгновение в его мыслях всплыла желанная картина, где Кафка лежит под ним и его густая сперма стекает с её прелестного животика. Он хотел запятнать её по-своему и оставить метку, ведь его тело уже давно было помечено ею. Все должны знать, что это только его госпожа, других он разорвёт в клочья и принесёт голову в качестве дара.       — Будешь отвечать на мои вопросы? — повторила Кафка, но в этот раз её ласковый и томный голос звучал настойчиво.       Какие он мог дать ей ответы? Он и так стоит перед ней обнажённым телом и душой, если она у него осталась. Всё, что она захочет, он сделает, в этом не должно быть сомнений. Но, видимо, госпожа была в нём не уверена и считала, что что-то скрыл от неё. Это неправда.       — Молчишь, значит. Хорошо, тогда я не могу касаться такого непослушного мальчика, теперь придётся ласкать себя самого, — ухмыльнулась госпожа и через мгновение по члену Блэйда прошлось что-то холодное и тонкое.       Указка? Может быть. Госпожа любила использовать различные предметы для наказания, эту страсть Блэйд не понимал, ведь ничего лучше прикосновения кожи к коже или меча к телу он не знал. Но наказание со свечками немного понравилось ему, чего он, конечно же, не скажет госпоже.       Блэйд не замедлил и подчинился приказу, прикоснувшись натруженными пальцами к возбуждённому члену, с головки которого сочилась естественная смазка. Движения его были быстрыми, он делал это так, как считал нужным. Опыта у него было мало, но он хотел скрыть это от госпожи.

***

      Кафка уже давно заметила неопытность и неумелость Блэйди, но это её ничуть не расстроило. Он достался ей таким, и она воспитает его под себя, да так, что от одного его слова он будет готов кончить. Сама же Кафка, наблюдая за неумелыми и неаккуратными движениями пёсика, почувствовала неожиданный прилив возбуждения. Для этого было ещё слишком рано, отчего Кафка была не в восторге — что-то пошло не так с ней, и она стала желать своего раба. Она недовольно прикусила губу, продолжая наслаждаться, видимо, своим страстным Блэйдиком.       Соски затвердели в желании, чтобы кто-то поиграл с ними, а из-за белой рубашки их можно было хорошо разглядеть. Кафка с облегчением вздохнула, ведь пёсик не увидит её бессильного состояния, которое пробудилось из-за неумелых ласк его собственного набухшего члена.       — Где ты был сегодня, Блэйди? — сказала Кафка, сдерживая волнительную от возбуждения дрожь.       На мгновение его ласки остановились, а кадык дрогнул. На члене проступила белая жидкость, он был готов излить своё семя прямо в этот же момент, когда чарующий голос Кафки произнёс его имя. Спустя мгновение он продолжил, но уже медленными и постепенными движениями, видимо, чтобы оттянуть нарастающий и неизбежный конец.       Этот жалкий вид пробудил в Кафке ещё одну волну страстного пыла. В рубашке стало слишком тесно и жарко, всё тело и сознание желали снять мешавшую одежду. Кафка ухмыльнулась собственной идее, возникшей в результате желания раздеться перед своим пёсиком. Ещё ни разу за такие вечера она не представала перед ним полностью обнажённой.       — Я хотел найти красное платье, — ответил наконец Блэйди, а его голос сбивался и переходил на стоны.       Этот ответ немало удивил Кафку, а её тело отреагировало самым неожиданным образом. Всё внутри сжалось в желании ощутить член непослушного, но верного пёсика в себе. Блэйди искал для неё платье, хотя приказа или просьбы она не отдавала. Это довольно мило. Кафка не сдержала искренней улыбки и подошла ближе к нему, чтобы снять повязку с глаз.       — Ты можешь посмотреть на свою госпожу. Ты удостоен награды, — тихо и медленно проговорила Кафка, попутно стягивая с себя рубашку.       Когда с Блэйди спала маска и он открыл глаза, перед ним предстал восхитительный вид подтянутой груди с соблазнительными розовыми сосками, которые так хотелось попробовать. Блэйди не стал двигаться: ожидал приказ своей госпожи, потому что для него созерцание её груди уже было наградой.       — Укуси, — сказала Кафка, запрокинув голову назад.       Она впервые так желала чьих-то прикосновений. Только пёсик смог пробудить в ней такое низкое и жалкое желание.       Блэйди послушался и без лишних слов благодарности прильнул к её твёрдым соскам. Вначале он пытался ласкать их нежно, легко сжимая холодными губами, но, когда рука госпожи зарылась в его волосы, больно сжимая, он осознал, что может подарить ей сладкую боль. Госпожа почувствует то, что он всегда испытывает.       Один укус, и Кафка довольно замычала, но её пёсику нужно было больше. Он желал непозволительного — услышать стон госпожи, а для исполнения этого желания нужно намного больше.       Она даровала ему свободу и желание жить в те моменты, когда они остаются вдвоём. Он стал тем, кто пробудил в ней интерес и искренность — до этого никто не трогал её сердце.