Чешуя

Красотой переливающихся стразов, В изумруде и холодном взгляде глаз, В белоснежной чистоте кудряшек Я нашёл своё смирение, свой час. В этих самых милых мне чешуйках, Плавно бёдра начиная обрамлять, Я нашел свет солнца и луны блеск. Точно тот, что видел я во снах. Было дело очень просто, Я рыбачил, позабыв себя. Вдруг увидел хвост, красивый. Точно горе, чёрт, русалка, ктулху, я Побежал обратно, в деревушку. Побежал домой и сó страху лёг спать. Но не спится. На рассвете я побрёл туда. Было страшно, сердце трепетало. Всё твердило "дурень, там же смерть!". Но пошёл я, сам того не зная, И нашёл я чудо, в сотни раз прекрасней рая. Не русалку я нашёл. Русала. И не страшен вовсе он ведь был. А скорей наоборот, чудесней Девок из деревни всей толпы. Тут уж правда показалось, Что все это - магия черна, Что не может что-либо на свете Быть таким красивым. Но он - да. Он, похоже, тоже волновался. И совсем он не хотел пугать. Прообщались мы три ночи и три года. И настало время уходить. Я сказал ему: "вернусь, братишка, Я вернусь." И я клялся, клялся, что приду. Но на деле знал, что это плохо. Что меня в деревне засмеют. Что нельзя куму любить другого. Что нельзя челу любить черта. Что сирены и русалки не такие. Что они лишь притворяются всегда. И не смог смириться с этой мыслью. С красотой русала моего поспорить. Ну не поняли те люди из деревни, Что в его глазах я видел море... Я не смог смириться с этой болью. Я утоп, утоп во лжи другим. Я утоп в пруду неподалёку, Так и не зайдя, не попрощавшись с ним.