Promise

      Субин покидает лачугу, выходя на свежий морозный воздух, втягивая его полной грудью. Клокочущая ярость рваными кусками пытается вырваться наружу и пульсирует в висках, вызывая головную боль. Картины свежих воспоминаний на повторе прокручиваются в голове, сменяясь одна за другой.       Испуганное лицо брата, прижимающего руку к ране на шее. Безумные покрасневшие глаза Тэхёна и звериный оскал. Окровавленное лицо, в котором едва ли можно узнать теревинфийского лорда.       Сотни мыслей одновременно, но пустой разум, первый раз в жизни не подсказывающий, что следует делать дальше. Король растерянно моргает, отгоняя от себя расплывчатое видение пары лисьих глаз, что так разочарованно всплывают между каждой скользящей в голове сценой.       Бомгю на полу прижимает руку к шее.       «Это ты не уследил», — шепчет ядовитый голос.       Обезумевший Тэхён скалит клыки и рычит.       «Это ты не смог его сдержать», — тонкая чешуя шелестит возле уха, плотнее сжимаясь на шее.       Окровавленное лицо лорда Джехёна.       «Это ты подарил его отцу остров», — острые клыки вонзаются в лёгкие, разрывая их на части.       Он слышит, как часто бьётся собственное сердце в ушах, гоняя прожжённую злобой кровь по организму, и, не выдержав напряжения, бьёт со всей силы в наружную стену лачуги, проламывая ветхие старые доски, но это не приносит желанное облегчение. Лишь в очередной раз вызывает в сознание воспоминания об осуждающем взгляде южного омеги.       — Мой Король? — раздаётся взволнованный голос лорда Пака. — Что прикажете делать?       — Как только лекарь осмотрит лорда Кана и принца нужно будет отвезти их обратно в замок, — тихо произносит Субин, сжимая и вновь разжимая повреждённую руку. — Также скажи Сону, чтобы осмотрел Джехёна и обработал его раны и прикажи подготовить корабль как можно скорее, я собираюсь лично навестить Теревинфию, а также требовать суда и достойного наказания.       — Хорошо, Мой Король.       «Какой же ты трус», — шепчет нежный голос в подсознание, но Субин старательно отгоняет его от себя, вновь поддаваясь страху и искушению собственных демонов.

***

      Солнечный свет режет и раздражает закрытые глаза, усиливая головную боль. Звон в ушах становится практически невыносимым, заставляя лицо лорда сморщиться и сквозь уходящую сонливость прижать холодные, едва сгибающиеся пальцы к вискам, стараясь унять давящее чувство.       — Эй, — шепчет мягкий голос, а нежная ладонь едва ощутимо опускается на щёку, заставляя ластиться к своему теплу, вдыхая мягкий аромат персика. — Ты проснулся.       Тэхён с огромным усилием разлепляет веки, стараясь сфокусироваться на мире вокруг, но он размытый, неустойчивый и шатающийся, как и последние воспоминания. Он не помнит ничего кроме ярко-алой пелены и грозящегося вырваться из груди стука сердца. А ещё страх, смешанный с яростью. Он отчётливо помнит, как два этих чувства, разрывающих его тело переполняя, выливаются за край, пробуждая самые глубокие инстинкты и полностью забирая власть над его созданием. Стук колёс и громкое ржание лошадей раздражают выкрученные на максимум чувства; болезненно застонав, лорд вновь смыкает глаза, пряча лицо в ладонях, чтобы избежать яркого света и громких звуков.       — Тэхён, тебе нужно выпить вот это, — шепчет голос, а мягкая крепкая рука отрывается от лица, прикладывая к губам горлышко небольшого флакона. Альфа не раздумывая запрокидывает голову назад, позволяя влить в свой рот жидкость, и, сморщившись от её горечи, принимает ещё одну попытку осмотреть обстановку вокруг.       Карета слегка покачивается от попадающей под колеса мелкой гальки. Дневной свет на самом деле едва пробивается сквозь задёрнутые шторы, и лишь тонкая щёлка играет бликами на лице альфы, раздражая воспалённые глаза. Перевалившись на сиденье так, чтобы быть в полутьме, лорд наконец фокусирует зрение на знакомом округлом лице с мягкими линиями, возникшем совсем рядом из едва рассеивающегося полумрака. От событий прошедшей ночи привычные ярко-горящие глаза сейчас лишь слабо светят оставшимся тусклым блеском, а глубокие тёмные припухлости под нижними веками показывают, как на самом деле устал омега. Тэхён обеспокоенно дёргается вперёд, но резкая боль во всём теле заставляет скорчиться и вернуться в исходное положение.       — Тихо-тихо, — шепчет Бомгю и, вылив на небольшой кусочек ткани немного воды из фляжки, протирает им лицо альфы. — Не стоит сейчас двигаться. Твой организм истощён и каждое движение будет приносить боль в мышцах. Лекарь сказал, что отвар поможет, но нужно время, чтобы он подействовал.       — Ты в порядке? — Тэхён не узнаёт свой голос, который сейчас звучит слишком низко и хрипло, больше похоже на клокочущее рычание, вырывающееся из грудной клетки.       — Я в порядке, — омега ещё раз мочит лоскут, а затем проводит им по чужому лбу, собирая капельки выступившего пота. — Сону обработал раны и всё, что мне сейчас нужно, — это лишь хорошенько поспать, на самом-то деле.       — Почему я… — жар поднимается откуда-то из низа живота Тэхёна, покрывая кожу липким слоем пота, а запах персика кажется таким далёким, будто его обладатель — это всего лишь жалкая призрачная тень, посетившая его бредящий от лихорадки разум. — Почему ощущаю тебя так слабо?       — Джехён выжег часть метки, — Бомгю сглатывает мерзкий ком, образовавшийся в горле, и на секунду испуганно замирает, замечая красный отлив в глазах напротив. — Останется большой и уродливый шрам, но связь можно будет восстановить.       — Бомгю… — Тэхён сквозь болезненное чувство поднимает руку и, перехватив чужую ладонь, прижимает её к своим губам, оставляя едва ощутимый поцелуй на внутренней стороне. Дрожь бежит по всему его телу, а персик в лёгких начинает кислить. — Мне так жаль, что я нашёл тебя слишком поздно.       — Тэхён, — вскрикивает омега, а затем поджимает дрожащие губы. — Если бы не ты, то я даже боюсь представить, что могло случиться.       — Мой Принц, — шепчет альфа, вкладывая остатки сил в своё действие, и мягко дёргает возлюбленного на себя, сжимая в объятиях, и, старательно игнорируя судороги, зарывается носом в слипшиеся грязные пряди рыжих волос.       — Я так испугался, — Бомгю больше не сдерживает рвущиеся наружу рыдания, вжимаясь в сильное, но дрожащее сейчас тело возлюбленного. — Я держался при нём всё это время, потому что знал, что рано или поздно меня найдут, но мне было так страшно. Каждая минута там будто убивала во мне всякую надежду на быстрое спасение. Этот ублюдок слишком хитро всё продумал. Если бы не ты, то Субин потратил бы кучу времени, идя по ложному следу. То, что ты нашёл эту проклятую лачугу так быстро, было настоящим чудом.       — Я смутно помню, что происходило. Будто двигался через сонный туман, — альфа мягко поглаживает чужую спину, стараясь унять рыдания. — Просто чувствовал твою боль и какие-то неведанные инстинкты сами привели меня туда.       — Сону сказал, что наша связь была настолько крепкой, что когда с меня попытались убрать метку, в тебе пробудился первородный инстинкт альфы, желающий защитить своего избранника, — всхлипывает принц. — Он сказал, что тогда тобой двигал не человеческий разум, а истинное животное нутро. Поэтому сейчас, вернувшись в сознание, твои мышцы будут болеть от перенапряжения, вызванного таким состоянием.       — Если бы я смог почувствовать это на пару часов раньше, то ничего этого не случилось бы, — виновато хрипит Тэхён, вновь чувствуя расползающуюся по телу волну жара. — Я не понимаю, почему тут так душно?       — Твой организм пытается восстановиться и вернуться обратно к человеческой сущности, — поясняет принц, вновь отрываясь от объятий. — Это займёт пару дней, но я буду тут с тобой, любимый. Нужно просто добраться до замка.       — Бомгю, я… — зрение вновь теряет свой фокус, и образ омеги размывается, превращаясь в серую безликую массу, веки тяжелеют и каждый их взмах будто забирает последние крупицы и так едва восстановившийся силы.       — Я знаю, — шепчет сладкий голос, окутывая альфу со всех сторон своим покоем и любовью. — Я тоже тебя, Тэхён, а теперь отдыхай.       И мир вокруг становится чёрным вновь, утягивая лорда в чарующее царство беззаботного и пустого сна.

***

      Замок наполнен утренней тишиной, и лишь лёгкие шаги омеги нарушают покой спящих каменных стен. Не желая никого будить, Ёнджун в спешке спускается по закрученным лестницам к главному выходу, где его ожидает один из визирей Ташбаана. Проходя мимо коридоров со спальнями королевской семьи, южанин замедляет шаг, нервно вглядываясь в туманную темноту с едва проступающими через неё очертаниями резных дверей. Он аккуратно двигается к самой ближней из них, замирая с поднятым кверху кулаком, так и не решаясь постучать, нарушая покой отдыхающего за ней хозяина.       Субин так и не выделил ему ни одну из этих спален, в очередной раз показывая Ёнджуну его истинное положение в этой стране. И даже во время хрупкого перемирия, возникшего после отравления, король предпочитал оставаться в покоях омеги в гостевом крыле и лишь изредка пускал в самое сердце замка. Горечь оседает на языке, вновь отравляя организм и вытравливая из него все сомнения в правильности своего выбора. Они виделись последний раз три дня назад, перед тем как альфа умчался спасать брата, а потом вернувшиеся назад Лорд Кан и принц Бомгю закрылись в покоях, быстро обронив, что король решил нанести личный визит Теревинфийскому правителю и требовать наказания для предателя.       Может, оно и к лучшему, подумал тогда Ёнджун. Не придётся опять ругаться и выяснять отношения. Пускай последнее воспоминание друг о друге у них останется тёплым и мирным, а затем альфа вернётся в Анвард, но его мужа уже здесь не будет. Он всё поймёт, если не дурак, готовый вновь стравливать две только примерившиеся страны между собой ради глупого удовлетворения личного достоинства. Субин всегда был на стороне своего народа и не заставит людей рисковать жизнями ради собственного тщеславия. Субин стал хорошим правителем для своих подданных, и Ёнджун станет для своих таким же. Только теперь он будет восседать на престоле не по правую руку от Верховного Короля Орландии, а по левую от своего любимого брата, чьё имя Кай Камал Хюнин Солнечный Тисрок Ташбаана.       — Уезжаешь, не попрощавшись? — раздаётся тихий голос совсем рядом, вырывая южанина из раздумий и заставляя испуганно вздрогнуть.       — Не хотел вас беспокоить, — поясняет омега, полностью поворачиваясь к Бомгю. — Мне сказали, что у лорда начался гон, и я, если честно, переживал, как ты с этим справишься в таком состояние, но… — старший оглядывает друга с ног до головы. — Ты вроде прекрасно выглядишь.       — Да, Тэхён, он… он очень деликатный, — Бомгю на секунду смущённо отводит глаза в сторону. — Ему не нужно, чтобы мы… — он растерянно машет руками в воздухе, а затем, глубоко вздохнув, продолжает. — Ему достаточно чувствовать меня. В основном это всё, что мы делаем. Просто находимся друг рядом с другом.       — Ох, это хорошо, — улыбается Ёнджун. — Я рад, что у вас с лордом всё так. Как твоя шея?       — Всё в порядке, — Бомгю рефлекторно прижимает ладонь к повязке. — Не болит, но выглядит уродливо.       — Уверен, даже шрам не испортит твою красоту, — а затем, не выдержав прилива тоскливых эмоций, в один быстрый шаг южанин приближается к другу, сжимая его в своих объятиях. — Спасибо тебе за всё.       — Эй, не думай, что так легко отделаешься от меня, — принц обвивает руками чужие плечи, мягко поглаживая ладонями спину. — Я буду приезжать в гости.       — Конечно, Бомгю, я буду всегда рад тебя видеть, — шепчет Ёнджун, осторожно утыкаясь носом в чужое плечо, чтобы случайно не задеть лечебную повязку. — И лорда Кана тоже.       — А моего братца?       — С ним… — Ёнджун сглатывает, вновь возвращаясь к мыслям о Субине. Метка на шее зудит всё это время, что короля нет в замке, распространяя по телу тоску и нерешительность. Он чувствует, что альфа борется с собой в принятие какого-то решения, он ощущает сомнения, скользящие через эту одностороннюю связь, но больше всего остального преобладает чувство вины и раскаяния. — С ним не всё так просто.       — Он дал тебе в руки очень сильное оружие, — произносит Бомгю, кидая быстрый взгляд на аккуратный след зубов на чужой коже. — Ты чувствуешь его, а он тебя — нет. В этом твоё преимущество, и он сам виноват в том, что был таким упёртым бараном.       — Откуда ты…       — Не забывай о том, что у меня тоже есть метки, — посмеивается Бомгю, закатывая рукав блузы. — Когда Джехён повредил мою первую, Тэхён сказал, что почти потерял чувство нашей связи, но у меня оно сохранилось неизменным. Поэтому могу предположить, что ты чувствуешь Субина, а он тебя — нет.       — Он уже поставил тебе вторую? — удивлённо изгибает бровь Ёнджун, скользя взглядом по аккуратному свежему укусу на тонком запястье.       — Вообще-то это третья, — немного смущённо чешет затылок принц, пока его щёки заливаются едва различимым в утреннем полумраке румянцем, и, заметив вопросительный взгляд собеседника, добавляет. — Вторую он поставил мне на внутренней стороне бедра.       — Оу, — выдыхает Ёнджун, а щёки начинают гореть от таких интимных подробностей. — Я думал, что вы едва стоите на ногах после случившегося…       — Так и есть, но, знаешь, эта ситуация пробудила в нём первородные инстинкты, и только убедившись, в том, что наша связь вновь окрепла, он смог начать возвращать свою человеческую сущность, — поясняет принц. — Сейчас мы оба в порядке. Правда. И я очень надеюсь, что ты тоже будешь в порядке, Ёнджун, и наконец получишь то, о чём так давно мечтал.       — Спасибо, Бомгю, я тоже на это надеюсь, — омега вновь обнимает друга, а затем, отстранившись, машет ему рукой, быстро отворачиваясь, чтобы спрятать нахлынувший на глаза поток слёз.       Он правда рад за принца и за то, что тому удалось восстановить их с лордом связь, но маленький противный змей сжимает сердце, притупляя радость за других. Заставляя завидовать тому, что кто-то может быть счастливым с избранным альфой, даже несмотря на все невзгоды. Но Ёнджун надеется, что тоже рано или поздно обязательно найдёт своё счастье, даже если оно не будет связанно с другим человеком, даже если ему не с кем будет его разделить. Лучше прожить полную и радостную жизнь в одиночестве, чем бездумно сражаться за мнимое величие над любимым человеком, которое с лёгким дуновением ветра может рассыпаться быстрее воображаемого воздушного замка.

***

      Теревинфийский монарх был очень удивлён личным визитом Верховного Короля и, выслушав все обвинения, скрепя сердце подписал указ о лишении Джехёна всех званий и права претендовать на престол, но Субина такой исход устраивал не полностью. Он добился изгнания бывшего лорда на Одинокие острова и заточения в одну из самых охраняемых темниц. Помешанность этого альфы на Бомгю пугала, потому что, даже очнувшись после судьбоносной ночи, с разбитым лицом, омега был первым, о чём тот начал говорить, и долг Субина как старшего брата — сделать всё возможное, чтобы оградить Бомгю от опасного поклонника.       Смерть была бы слишком лёгкой наградой, а вечное заточение на самом отдалённом острове среди жестоких преступников и предателей, в одиночной темнице, в которую практически никогда не пробиваются лучи солнца и мерзлота разъедает кожу до кровавых язв, сведёт с ума любого. И Субин не боялся, что бывший принц когда-нибудь выберется на свободу, потому что Теревинфия знает всю мощь и силу Орландии и никогда не пойдёт против государства, которому обязана своим процветанием и благополучием, особенно сейчас, когда у Верховного Короля в союзниках Тархистанская империя.       На обратном пути в Орладнию всё, о чём мог думать Субин, — это Ёнджун. Южный омега не желал покидать мысли правителя, заполняя собой все пространство внутри головы альфы и пробираясь в каждый уголок. Стоя на карме, пока морской воздух обдувал лицо, сидя в судебном зале перед правителям Тревинфии, выносящим приговор собственному сыну, устало отдыхая в карете на пути в замок, Субин мог думать только об одном человеке. Он до бесконечности прокручивал в сознании одни и те же сцены, начиная от самого знакомства до их последнего разговора в конюшне, и каждый раз всё больше и больше понимал, как же сильно облажался буквально во всём. И будь у него возможность обернуть назад время и по-другому вести себя с самой первой их встречи, не давая эти пустые глупые обещания, которые сам же потом и нарушал, и не играя с южным принцем в игры, в которых априори бывают только проигравшие, он бы всё начал с самого начала, с чистого пергамента, где в конце их истории, как в книжках, которые он читал в детстве Бомгю, значилось «и жили они долго и счастливо». Но, к сожалению, переписать историю уже нельзя, можно лишь попытаться вновь, в очередной раз, быть счастливыми.       Несмело замирая возле двери в чужие покои, за которыми всё ещё чувствуется едва ощутимый запах кардамона, Субин впервые в жизнь боязливо прикусывает губу от нерешительности. Он всегда был сильным и справедливым правителем, вызывающим страх и уважение среди поданных, но сейчас, поддавшись съедающим изнутри чувствам, он ощущает себя жалким провинившимся мальчишкой. Неловкий стук звучит так тихо, что приходится повторить движение, вкладывая в него чуть больше уверенности, но звенящая тишина давит отсутствием хоть какого-либо ответа.       — Он уехал, Субин, — раздаётся за спиной голос брата.       — Что… — альфа разворачивается, и все отрепетированные в дороге слова мгновенно растворяются в голове. — Куда?       — Не знаю, — пожимает плечами Бомгю. — Наверное, обратно в Тархистан.       — Почему он… — растерянно начинает альфа, но принц мгновенно перебивает его, не давая даже закончить предложение.       — Я думаю, ты сам прекрасно понимаешь почему, — наклоняет голову вбок Бомгю.       — Как ты думаешь, у меня ещё есть шанс? — обеспокоенно спрашивает Субин, сжимая руки в кулаки.       — Если ты готов меняться ради него, — задумчиво произносит Бомгю. — Я думаю, что да, но тебе стоит поспешить, потому что ты потратил уже слишком много времени, будучи тупицей. И Ёнджун не заслуживает того, чтобы ждать тебя вечно.       Не думая больше ни о чём, альфа срывается вперёд по коридору к конюшням.

***

      Тяжёлыми шагами Субин быстро идёт по мраморному полу Ташбаанского дворца, ведомый лишь своими внутренними инстинктами. Он не знает, как найти Ёнджуна среди всех этих прекрасных залов, но мягкий кардамон призрачным наваждением оседает внутри носа, скользя в лёгкие с каждым глубоким вдохом. Стражники пытаются преградить путь короля, чтобы выяснить причину внезапного визита, но альфа лишь грозно рычит, заставляя в страхе отступить назад и, бросив изогнутые клинки, разбегаться в разные стороны.       Жалкие трусы.       Как Солнечный Тисрок вообще допустил их на службу во дворец? Под охраной этих ничтожеств его омега никогда не будет в безопасности. А это значит, что нужно найти его и вернуть туда, где ему ничего не будет угрожать.       Громкий топот раздаётся где-то впереди, и спустя пару секунд из одного из проходов выходит высокая фигура в дорого расшитом халате из плотного жаккарда.       — Назовите цель своего визита, — кричит Тисрок, такими же быстрыми шагами приближаясь к королю. Его широкая грудь оголена, а волосы растрёпаны, что говорит о том, что визит орландца застал его врасплох. — Сейчас тут вам совсем не рады.       — Я приехал говорить не с тобой, — рычит Субин, стараясь обойти молодого альфу, но тот с таким же грозным видом преграждает путь.       Субин глубоко вдыхает, чувствуя, что всё это время двигался в повальном направлением. Цветочный аромат усиливается и соблазнительным невидимым сизым туманом скользит под одну из дверей в коридоре. Всего пара шагов отделяет его от того, к кому он мчался из последних сил, изводя до бессилия себя и своего коня. За плотным дубом скрывается тот, кто своим уходом забрал сердце альфы с собой без какого-либо обещания вернуть или нежно оберегать. Там скрывается тот, кто навсегда может убить одним лишь своим равнодушным взглядом и быстрым словом. И Субину необходимо узнать свою дальнейшую судьбу, потому что всё его счастье сейчас зависит лишь от решения высокого и по-изящному хрупкого омеги.       А совсем не от его широкоплечего и раздражённо скалящегося брата.       — Пусти меня к нему, — радужка глаз Субина вспыхивает ярко-алым, а грозный взгляд падает на чужое лицо в попытке подавить волю.       — Думаешь, что можешь так просто вторгаться в мою страну, вламываться во дворец и что-то требовать? — глаза Кая вспыхивают таким же кровавым цветом, заставляя короля удивлённо приподнять брови. — Я доверил тебе его один раз, и что ты сделал в итоге? Мы сами разберёмся в этом, — раздражение в теле Субина становится физически ощущаемым, расползаясь по коже колючими мерзкими волдырями.       — Это не твоё дело.       — Теперь все дела, касающиеся моего брата, — мои дела, — шипит Кая, делая шаг навстречу старшему альфе и пихая крепкой рукой его в широкую грудь. — Мой долг оберегать его, раз это не смог сделать его муж.       Слова в очередной раз бьют больнее, чем пощёчина, заставляя Субина на секунду ошарашенно замереть на месте. Он правда должен был оберегать Ёнджуна, но всё, что он делал, — это лишь вымещал всю злость на омеге. Он должен был заботиться о своём возлюбленном, а не быть одержимым ядовитыми подозрениями. Ему стоило хотя бы раз прислушаться к словам омеги и попытаться найти в них не обиды и обвинения, а что-то искренне и нежное.       Желание поговорить и извиниться становится только сильнее, но если раньше у короля оставалась призрачная надежда на то, что его смогут простить, то после осознания, что он не справился со своей главной задачей как муж, как альфа, он и не будет ждать даже прощения. Всё, что ему нужно, — это лишь последний раз взглянуть в хитрые лисьи глаза, которые уже наверняка вынесли окончательный приговор их чувствам.       Клинок Тисрока давит на шею, но вина перед Ёнджуном давит на грудь сильнее. Тонкие мечи четырёх стражников, направленные на Субина, загоняют в ловушки, и всё, что остается альфе, — это продолжать биться, за то, что требует его сердце. Потому что нет никакой разницы, проткнёт его кожу холодное лезвие или безразличный отказ. Король поудобнее перехватывает в ладони рукоять меча, чувствуя, как горят от неё подушечки пальцев. Он должен бороться, даже если падёт замертво в этом сражении.       Лязг металла о каменный пол заставляет вздрогнуть всех, застывших в напряжённых готовых к атаке позах. Всех, кроме Солнечного Тисрока, который раздражённо-удивлённым взглядом наблюдает, как Король Орландии приклоняется перед ним на одно колено. Взгляд старшего альфы остаётся нечитаемым и всё ещё горящим алым закатом.       — Я преклоняю одно колено, — уверенным голосом произносит Субин, продолжая поддерживать зрительный контакт. — Только перед ним встану на два. Прошу, Солнечный Тисрок, позволь нам встретиться последний раз.       Кай сглатывает, тяжело дыша и будто бы представляя в голове все возможные исходы событий. А Субин непрерывно следит за каждым мельчайшим изменением на чужом лице, ведя внутри себя самую сильную и кровавую борьбу. Борьбу с тем, что душило его всё это время, толкая на безрассудные поступки. Борьбу с тем, что каждый раз шептало ему в ухо слова сомнений и неуверенности. Борьбу со своими внутренними демонами. Борьбу с самим собой.       — У тебя ровно пять минут, — наконец произносит Кай, убирая лезвия от чужого горла. — А потом я прикажу вышвырнуть тебя из дворца и не потерплю никого сопротивления. Это если он захочет тебя видеть, а если нет — ты покинешь комнату в ту же секунду.

***

      С самого утра южный принц не мог найти себе места, чувствуя постоянную тревогу, свернувшуюся плотным шаром внутри груди. За завтраком так и не притронувшись к еде, покинул стол раньше всех под обеспокоенный взгляд младшего брата. Давящие чувства предвкушения и страха, словно плотные цепи, сковывали его тело, не давая думать ни о чем другом, кроме как об Орландском короле. Ёнджун знал, что первое время разлука с альфой будет тяжёлой, но за всё это время его руки не дрожали так сильно, а сердце не грозилось вот-вот выпрыгнуть из грудной клетки, переламывая все рёбра. Хотелось наплевать на внутренние убеждения и просто сорваться обратно в Анвард, чтобы хоть краем глаза увидеть возлюбленного и узнать, как обстоять дела в замке, который так и не смог стать домом.       Но Ёнджун понимает, что никогда не сможет простить себе эту слабость. Когда Бомгю сказал, что Субин вложил в его руки самое сильное оружие против себя, поставив метку, он ошибся. Метка — это оружие против самого омеги, который сейчас свернувшись калачиком, рыдает на своей широкой кровати от желания вновь ощутить в лёгких душистую лаванду и почувствовать её успокоение, а не эту выкручивающую кости тревогу.       Дверь покоев легонько открывается, а скользящий внутрь запах горных цветов дурманит рассудок, заставляя сомневаться в реальности происходящего.       — Зачем ты пришёл? — стараясь сохранить равнодушие в голосе, произносит Ёнджун, но предательские слёзы продолжают струиться по лицу.       — Я хотел поговорить, — Субин неотрывно и практически не моргая пытается следить за каждым изменением в лице омеги, но сталкивается лишь с холодной и отстранённой маской, мгновенно возникающей поверх растерянного взгляда. Лишь нежный кардамон предательски открывает истинные переживания и волнения. — Хотел извиниться, Ёнджун.       — Не нужно…       — Нет, — не давая закончить мысль, перебивает альфа, делая аккуратный шаг на встречу омеги, который, поднявшись с кровати, отворачивается к окну, насухо вытирая мокрые щёки длинным рукавом. — Когда ты приехал в Анвард, я думал, что мне больше не нужно стараться. Думал, что раз мы женимся, то ты уже принадлежишь мне, но это было первой ошибкой, за которой последовали другие, собираясь в огромный снежный ком, заставляя нас всё сильнее и сильнее отдаляться. Мы играли в игру, становясь соперниками, всё больше и больше изводя друг друга, но никто так и не понял, что чтобы победить, нужно объединять усилия. Я не сдержал ни одно из данных тебе обещаний, хотя знал, как все они важны.       Омега нервно прикусывает губу. Он чувствует раскаяние Субина в каждом слове, а также в едва ощутимом покалывании на шее, которое мягким тёплым воском стекает вниз по телу, оборачивая его тонким слоем парафина, трескаясь и ломаясь на части от неосторожного движения, сдирая зудящую старую кожу, чтобы обнажить новый, не такой израненный слой.       — Я чувствую, что ты говоришь правду, но… — омега разворачивается к собеседнику и медленно протягивает руку вперёд, но затем отдёргивает её обратно. — Но я не знаю, как тебе верить.       — Пожалуйста, Ёнджун, я… — король делает осторожный шаг навстречу мужу, не сводя взгляда с обеспокоенного лица. — Я сделаю всё что угодно, — а затем падает на оба колена. — Я всегда думал, что не могу позволить себе это чувство. Всегда боялся, что именно оно в конце концов превратит меня в слабака и убьёт.       — Субин, пожалуйста, — южанин в два быстрых шага приближается к альфе, пытаясь потянуть его вверх и заставить встать, но тот лишь обхватывает ладонями чужие колени, прислоняясь лбом к мягкой ткани шёлковых брюк.       — Так и случилось, — тихо выдыхает Субин, поднимая голову вверх и заглядывая в чужие глаза. — Я не знаю, как описать это чувство и какие слова будут правильными сейчас, чтобы окончательно всё не испортить.       — Просто молчи, — тихо шепчет Ёнджун, а слёзы одна за другой стекают вниз по щекам, осыпая крупными каплями чужое лицо, словно дождь. — Ничего не говори.       — Я ненавижу, когда ты плачешь, — выдыхает альфа, когда южанин обессилено опускается на пол рядом с ним, аккуратно размазывая влагу по чужой коже большим пальцем. — Но ещё больше ненавижу, что являюсь причиной твоих слёз почти всегда. Если ты дашь мне ещё один шанс, то я…       — Ты ничего, Субин, — выдыхает омега, склоняясь ближе к лицу напротив. — Ты ничего не будешь обещать мне сейчас. Нам не нужно ещё одно обещание, которые мы будем нарушать раз за разом. Просто хватит. Я правда устал от этого.       — Хорошо, просто скажи мне, — совсем тихо произносит король, заглядывая в самую глубину лисьих глаз, отчаянно пытаясь найти самый главный ответ в своей жизни.       Ёнджун проводит нежной ладонью по щеке, а затем боязливо прижимается к чужим губам своими. Как же он скучал по этому тёплому чувству между ними двумя. Как же сильно он соскучился по этому спокойному запаху лаванды, окутывающего его с ног до головы. Тревога сменяется искренним раскаянием и нежным обожанием, но он всё ещё боязливо относится к этим чувствам, растекающимся по венам. Им обоим нужно быть очень осторожными сейчас, чтобы вновь не упасть с головой в тягучую бездну недоверия и ссор. Он хочет вновь быть рядом с Субином, разделяя на двоих искренность каждого взгляда и действия. Хочет снова попробовать любить и быть любимым.       Но это не самое сильное его желание сейчас, как бы ни противилась этим мыслям глупо сливающееся в один такт вместе с чужим сердце. Вернуться в Анвард значит собственноручно захлопнуть себя в золотую клетку, из которой он так старательно пытался выбраться. Вновь запереть себя в дорогих прекрасных, но гостевых покоях, где его голос не имеет никакого веса. Так и остаться прекрасной тенью позади сильного правителя. Его не устраивает такая жизнь, потому что он хочет завоевать себе репутацию не только красивой внешностью, но и добрыми делами. Он хочет править и помогать своему народу наравне с младшим братом. Он хочет быть свободным и самостоятельно принимать решения, а не быть связанной по рукам куклой.       — Я люблю тебя, — наконец обнадёживающе слетает с капризно изогнутых губ. — Но пока что эта любовь, кроме боли, не принесла мне ничего, — разбивающее сердце на мелкие куски.       — Мне жаль, — еле заставляет выдавить из себя Субин, сглатывая болючий ком в горле. — Мне правда так жаль.       — Но, я надеюсь, ты дашь мне время, — так же тихо шепчет Ёнджун. — Наши отношения начались слишком внезапно, и каждый этап их развития сопровождался катастрофой. Это всё неправильно, Субин, это всё не для меня. Но мы можем попробовать начать всё с самого начала, не вычёркивая прожитый опыт, но узнавая друг друга с разных сторон. Не с тех, которые уже известны.       — Я дам тебе столько времени, сколько потребуется, — тихо шепчет король, а тёплый маленький огонёк надежды вновь вспыхивает в сердце, освещая разросшуюся бездну. — И в этот раз постараюсь избежать всех ошибок. Обещ…       — Нет, — Ёнджун быстро прижимает ладонь к чужим губам, обрывая на полуслове. — Лучше докажи своими действиями, и я в ответ буду делать то же самое. Хорошо? Сейчас я хочу остаться в Ташбаане и помочь брату с делами в стране.       Субин уверенно кивает, а затем оставляет едва ощутимый поцелуй на руке омеги.       — Хорошо, Ёнджун, — произносит он, продолжая касаться губами мягкой кожи. — Как я понимаю, сейчас мне лучше уйти?       И, получив утвердительный кивок, альфа, в очередной раз поддавшись эмоциям, сжимает в объятиях хрупкое тело, утыкаясь носом в пахучую железу и воруя с неё терпкие нотки кардамона, которые ещё долгое время не сможет ощутить в лёгких. Тело омеги в его руках мелко подрагивает, и, собрав остатки всей своей воли в кулак, Субин наконец отпускает его, поднимаясь с мягкого ковра.       — Я буду ждать тебя столько сколько потребуется, — произносит он. — И приму любое твое решение.       — Спасибо тебе, — шепчет Ёнджун вставая на ноги. — А теперь тебе правда пора. О, и кстати, — на прощания окликает уже повернувшегося к двери альфу южанин. — То, что мы женаты, не значит, что я не буду ждать подарков, ясно? На этот раз ухаживай за мной красиво, а не как дикарь.       Король удивлённо замирает в дверях, на секунду поражённый резкой переменой в настроении омеги, а затем растягивает губы в улыбке, заставляя волну облегчения скатиться по всему телу Ёнджуна:       — Само собой, мой милый.       — И ещё, Субин, — вновь окликивает его омега. — Бомгю сказал, что в моих руках самое сильное оружие против тебя, но я хочу, чтобы мы были на равных, — игривый тон вновь сменяется слегка озадаченным, и Ёнджун неловко прикусывает губу. — Поэтому, если ты не против, то у меня для тебя есть один подарок.       Когда тёплый рот омеги припадает к шее Субина, пронзая небольшими клыками кожу, давящее чувство неизвестности в груди никуда не исчезает, но тлеющий уголёк в его сердце ласково согревает едва начавшуюся зарождаться надежду и мягко успокаивает все тревоги. Он правда готов дать Ёнджуну столько времени, сколько ему потребуется, и стойко примет любое решение, даже если это будет отказ. Даже если это разорвёт сердце альфы на тысячи кусков. Он будет счастлив, если его омега найдёт себя счастливым где-то в другом месте, с другими людьми. Даже если он никогда не вернётся к Субину. И эта метка, конечно, выглядит, как первый шаг к возобновлению их отношений, но король даёт себе обещание не надеяться ни на что и наслаждаться каждый проведённым мгновением сейчас, даже если в дальнейшем всё может сгореть в чёрном всепоглощающем пламени отказа.

***

      Анвард не изменился за почти год, что Ёнджун его покинул. Рассматривая в окно кареты проплывающие пейзажи, омега нервно перебирает пальцы, периодически вытирая о брюки потеющие ладони. В Тархистане дела наконец начали налаживаться и уровень жизни народа значительно поднялся за тот период, что он с Каем занимаются делами страны. Люди восхваляли братьев, славя их за то, что положили конец мрачным и тяжёлым временам. И сердце омеги наполнялось нежностью каждый раз, когда, гуляя по улицам родного города, он встречал сотни благодарных улыбок и получал столько же хвалебных слов. Он чувствовал себя счастливым, просыпаясь каждое утро в лучах тёплого южного солнца и вдыхая сочный цветочный аромат.       Субин, как и обещал, безустанно слал подарки в виде цветов из лучшей орландской оранжереи и дорогих изящных украшений ручной работы, которые были изготовлены специально для южного принца, а также периодически навещал мужа, забирая на долгие прогулки по цитрусовым садам или однодневные путешествия по Великой Пустыни. Ёнджун чувствовал, как Верховный Король старается изо всех сил, чтобы вновь вернуть их отношения в правильное русло, и даже несмотря на то, что они уже прошли вместе, периодически смеялся, как влюблённый подросток, с глупых шуток и каждый раз краснел, стоило альфе будто невзначай украсть пару поцелуев, пока никто не видит.       Но, как бы хорошо ни было в Тархистанской империи в лучах тёплого солнца, настала пора двигаться дальше и наконец уже принять решение, которое поставит последнюю метку в их отношениях.       Письмо от Бомгю стало отправной точкой. Орландский принц прислал Ёнджуну приглашения на свадьбу и слезливую записку о том, что только омега с таким же утончённым вкусом сможет понять все его запросы и помочь с организацией. Недолго думая, южанин отправил положительный ответ и отдал приказ подготовить всё необходимое для путешествия.       — Ох, мой милый, наконец-то ты тут, — радостно кидается на шею старшего Бомгю, стоит тому только вылезти из кареты. — Они совсем не понимают то, чего я хочу!       — Тише, Бом, — успокаивающе хлопает его по голове южанин. — Я тоже рад тебя видеть, кстати. Добрался отлично, спасибо, что спросил.       — Свадьба уже вот-вот, а у нас ничего не готово, — жалостливо скулит принц, заглядывая в лицо друга самыми слезливыми и невинным глазами.       — Ты, кстати, так и не сказал мне точную дату, — напоминает Ёнджун, подмечая что за прошедшее время друг совсем не изменился. Только лишь бесцветный витиеватый шрам от края челюсти до самой ключицы напоминает о том, сколько месяцев назад они виделись последний раз.       — О, — задумчиво потирает затылок омега. — Это будет в июне.       — То есть, — изгибает бровь старший. — Через полгода буквально?       — Да, но…       — Я понял тебя, БомБом, — закатывает глаза Ёнджун, но совсем не злится на младшего омегу, лишь умиляясь его взволнованному трепету перед одним из главных событий в жизни. — Мы обязательно всё организуем в лучшем виде, но сейчас я очень хочу увидеть твоего брата.       Оставив взвинченного и суетящегося омегу с прячущимися по углам слугами, которых он начал изводить спешкой с первых секунд, как на пальце оказалось долгожданное кольцо, Ёнджун направляется в покои своего мужа, продолжая нервно сжимать и разжимать потеющие ладошки.       Верховный Король, как всегда, занят подписанием бумаг, и за агрессивным чирканьем очередного договора даже не замечает вошедшего омегу. Но, уловив носом тонкий запах кардамона, вздёргивает вверх голову расплываясь в счастливой улыбке.       — Здравствуйте, Мой Король, — игриво произносит южанин, а альфа, уже встав из-за стола, раскидывает руки в стороны, приглашая в объятия.       — Здравствуй, Ёнджун, — шепчет он, подхватывая и слегка приподнимая омегу. — Мой братец всё-таки вырвал тебя сюда?       — Да, но я приехал ещё кое-что сказать, — произносит Ёнджун, сильнее зарываясь в чужие объятия. Как же он скучал по сильным рукам на своей талии и душистому запаху лаванды. Как же давно они не были так близко друг к другу, что каждое прикосновение вызывало небольшие покалывания на открытых участках коже. — Я приехал, чтобы сказать, что не вернусь, Субин.       — Хорошо, Ёнджун, — король сжимает объятия немного сильнее, а затем в последний раз, поглубже вдохнув в лёгкие нежный запах кардамона, отступает назад, выпуская изящное тело из своих рук. — Спасибо, что сообщил мне о своём решении при личной встрече. Это… — во рту образовывается неприятная горечь, но та эйфория, исходящая из энергетики омеги, которую он чувствовал своей меткой, всё равно перекрывает чувство отвергнутости. Если Ёнджун принял решение быть свободным и двигаться дальше без Субина, то альфе остаётся только принять этот путь и отпустить, даже несмотря на то, что сердце предательски пропускает пару ударов, а грудную клетку сдавливает отчаяние. — Это хорошее решение, и я надеюсь, ты наконец-то сможешь быть счастливым.       Отстранённость и холодность в тоне альфы заставляет Ёнджуна нахмуриться, а лёгкая грусть зудит под кожей.       — Итак, ты хочешь, чтобы я пока оставался в тех же самых покоях, что и раньше? — произносит южанин, а затем, слегка замявшись, добавляет. — Или выделишь мне другие? Моя течка должна начаться через две недели, и я хочу провести её с тобой, на самом деле. Не хочу больше чего-то ждать.       Король удивлённо замирает на месте, пытаясь осознать, правильно ли он понимает слова омеги, но тот лишь слегка неуверенно улыбается, обеспокоенно прикусывая губу.       — Ёнджун, я… — наконец произносит Субин. — Я не понимаю. Ты хочешь остаться тут?       — Да, я же сказал, что не вернусь в Ташбаан, — кивает омега, чем ещё больше вводит альфу в ступор.       — Ты хочешь остаться тут со мной?       — Какой же ты всё-таки глупый, хоть и король, — начинает хихикать южанин, понимая, что его избранник всё-таки неправильно понял его слова. — Да, я хочу остаться тут с тобой, альфа. — шёпотом добавляет он, повисая на чужой шее и заглядывая в растерянные глаза. — А ты этого хочешь?       — Безумно, — едва выдавливает из себя Субин, чувствуя, как сладостная эйфория перебирается от метки вниз по коже лёгкими мурашками. — Я безумно хочу, чтобы ты остался тут со мной навсегда.       — Навсегда? — игриво произносит Ёнджун, оставляя лёгкий поцелуй на чужих губах.       — Да, навсегда.