Loving you (was really hard)

В Сатклиффе ему нравилось всё. Его умение превращать краску в мрачные сюжеты, его странные проницательные высказывания, его податливость в общении, его манеры, его ум и начитанность. Ему нравился он весь. Целиком и полностью. От внешности, до самых скрытых и затерянных уголков личности Леннон обожал его. Такая странная одержимость стала явно понятна Джону после очередной ссоры с Маккартни, когда друг в сердцах назвал Стюарта «ебучим гандоном», что порушил их «особую связь». «Ты нашёл мне замену, ну и иди нахуй с ним, Леннон, больше не приходи ко мне. Если тебе так насрать на меня, то, блять, иди и обжимайся со своим художником дальше». После этих слов Джон увидел в глазах Пола слёзы глубокой обиды, а красивое лицо гитариста тронула тень отчаянного гнева. Леннону казалось, что если бы рядом с ним был нож, то его друг непременно бы вонзил предмет тому куда-нибудь между рёбер прямо в этом невзрачном немецком баре. Но ножа в боку не было. Зато было настолько же болезненное ощущение сожаления, после того как Пол ушёл, шумно закрыв дверь заведения. Звук глухого хлопка пробрал Леннона до костей, заставив ощутить то, как сжимается его сердце. Маккартни был прав. Джон и правда находил в Сатклиффе некоторую замену. Немного жертвенную замену. Если Пол мог постоять за себя в конфликтах с Ленноном, даже ударить, если потребуется, то Стюарт позволял другу слишком многое, да и не был склонен к тому, чтобы драться. И Джон с большим удовольствием пользовался этими его отличиями от Маккартни. Джон ничего не мог сделать с тем, что сейчас произошло между ним и Полом. Он был не в силах бежать и извиняться, прекрасно зная, что Маккартни сейчас скорее его изобьёт до потери сознания, чем простит. Поэтому он остался. Вернулся за стойку с растекающимся во внутренностях чувством боли, от которого хотелось вывернуться наизнанку, превратиться в ничто, испариться в парах алкоголя, напиться вусмерть в этом блядском пабе. А ещё очень хотелось прийти к Стюарту. «Какая злая шутка чувств, Джон?», — он грустно улыбнулся своему вопросу. Сейчас Леннону уже было всё равно на последствия своих действий, в этот момент он мог лишь слепо повиноваться своим импульсам. Комната Сатклиффа в Гамбурге уже успела пропахнуть едкой краской, а интерьер был обставлен новыми работами, на некоторых их них красовались портреты Леннона. Если бы Джон мог он бы до конца жизни жил, окутанный такой невероятной атмосферой. Атмосферой внутренней близости, даже интимности, которая возникала даже без секса и поцелуев. Губы Сатклиффа отдавали Джону скорее чем-то более привычным, чем невероятным. «Наверное сигаретами». У шеи и волос Стюарта всегда был тянущий за собой в другой мир, аромат одеколона и сладковатого геля для волос. Для Джона во всём этом было нечто изумительное, необычное, не такое как у всех, да что уж, не такое как у него. Ведь Сатклифф был лучше. Почти во всём. По большей части в том какой личностью он являлся. «Подающий большие надежды юный художник». Леннон болезненно ощущал это превосходство, даже когда нависал над другом в моменты наедине. Но Леннон бы никогда не сказал ему об этом. Он лишь продолжал свои бесконечные подколы и острые шутки, которые заставляли Стюарта ощущать щемящее чувство в груди. После череды таких шуток он будто оставался полностью во власти Джона, не столько из-за сложного характера Джона, сколько из-за их неплатонических отношений. Стюарт привык отдаваться любви полностью и до конца, сливаться с человеком воедино, Леннон же напротив, хоть и желал нежности и любви, но внутри него разгорался слишком тяжёлый внутренний конфликт, из-за чего его чувства выражались в виде нелестных комментариев или неприятных действий. И оба, казалось, были совершенно довольны таким положением дел. Хотя Сатклифф всё продолжал лишь молча уходить и погружаться в мир красок, слыша очередное унижение Леннона. «Вседозволенность одного и беспричинная податливость другого», — когда-то подумалось Джону в череде раздумий об их отношениях. Бездонная пропасть жертвенности их “дружбы” становилась всё больше с каждым небрежным, напористым и отчаянным поцелуем. Парни вкладывали в него всё, что у них на душе. Каждое их соприкосновение заставляло испытать ещё больший прилив неземных чувств и совсем забыть о всём, кроме них самих. Джону казалось, что Стюарт — именно тот человек, который может изменить его жизнь одним лишь словом, одной лишь картиной. Чем угодно, лишь бы это исходило от него. В свою очередь Сатклифф лишь следовал этим мыслям и чувствам Джона из раза в раз жалея о своих решениях. Но Леннон заставлял того забывать о горечи мыслей, тяня за собой в омут безмерной любви, что всегда становилась холоднее к утру. Для Сатклиффа было странно, что Джон не поставил точку в их связях даже после того, как Пол прознал о всём этом. «Бедный парень», — без конца думал Стюарт. Он считал Маккартни страдальцем в отношениях с Джоном. Сатклифф думал, что тот пал от своей же неосмотрительности в общении с их общим другом. Но Пол обладал независимостью. Пол был в силах оттолкнуть Леннона и продолжать жить без него. Маккартни не привык отдавать себя всего партнёру. В этом и было их ключевое различие. Истинной жертвой Джона и самого себя был Сатклифф, только осознание этого пришло к нему слишком поздно. Быть может, именно за это Леннон и обожал Стюарта.