Живые рисунки

Эрик внимательно разглядывает своё отражение в зеркале, всматривается и осторожно подносит кисточку к виску, проводит три прямых синих линии вниз, к подбородку. После чего откладывает кисть в сторону и несколько раз сжимает-разжимает пальцы, чтобы унять внезапно накатившую дрожь. То, что он сейчас делает — куда больше, чем новый шаг в его творчестве, больше, чем смелое решение или рискованный эксперимент. То, что Эрик делает сейчас — радикальная попытка понять то, что порождает его разум и рисуют его руки. Попытка найти и осознать себя. Чёрный заходит в туалет, где Курильщик приводил себя в порядок, без стука. — Пора, — говорит он, подходя ближе и привычно берясь за ручки коляски. У Чёрного на шее наслаивающиеся друг на друга треугольники: белый, серый и кофейный, а ещё скрытые рубашкой механические стебли, распускающиеся на левой кисти стеклянными цветами. Эрик рисовал их пол-утра, пока Чёрный ругался с организаторами выставки, не проникшимися идеей, прижимая к уху телефон свободной рукой. На входе в зал устроили небольшой уголок художника: краски, кисти, баночки с водой, пластмассовая школьная палитра, влажные и сухие салфетки. Эрик занимает своё почётное место, нервно выдыхает и натягивает на лицо подобие вежливой улыбки. Чтобы желаемая картина получилась, нужно, чтобы люди подошли к нему, согласились поучаствовать, а значит, свою мизантропию лучше припрятать до лучших времён. Чёрный коротко хлопает его по плечу и отходит в сторону, а Эрик сосредотачивается на входной двери. Посетители валят толпой — те, кто занимался рекламой, не даром едят свой хлеб. К Эрику подходят, неловко здороваясь и протягивая руки. Эрик всматривается в лица, кивает своим мыслям, обмакивает кисточку в воду, стряхивает лишние капельки, выбирает нужные цвета и оставляет на каждом пришедшем несколько хаотичных линий — фрагменты и продолжения работ, развешанных по залам. Эрик переносит на этих людей часть самого себя, сглатывая кислящую от беспокойства слюну. Сфинкс с отцом приходят позже, когда первая волна посетителей спадает. Отец смотрит сквозь очки на оранжевый и синий квадраты у себя на ладони и ничего не говорит. И — Эрик прекрасно видит — ничего не понимает. Сфинкс наклоняется, подставляя лицо вместо протезов, и получает в ответ искреннюю благодарную улыбку. И пересекающиеся круги на щеке: зелёный, серый, чёрный. И точку упавшего пера посередине. Сфинкс молчит и уходит к экспозиции. Эрик знает, что свой рисунок тот посмотрит уже дома, дав ему срастись с собой. Спустя несколько часов Эрик ненадолго покидает своё место, едет по залам, рассматривая то, как ежесекундно меняется общий рисунок. Как его картины разговаривают между собой при помощи людей. Как они говорят с ним. — Красиво, — шепчет он едва слышно и смазывает рисунок у себя на щеке. Картины одобрительно шумят.