Во власти полной Луны

      Энид Синклер никогда не была распущенной и развязной девочкой.       Энид Синклер никогда не занимала себя непристойностями и мыслями о чем-то «таком».       Энид Синклер никогда не думала, что может захотеть секса больше, чем клубничное мороженое в глазури, поход на концерт любимой k-pop группы, гипоаллергенную игрушку-единорога в пайетках или покупку нового яркого гардероба на субботней ярмарке.       Энид Синклер даже представить себе не могла, что ее либидо подскочит когда-нибудь до космических, неведомых ее разуму значений, которые доведут ее до таких унизительных вещей, как самоудовлетворение и желание быть грубо оттраханной хоть кем-то в чертовом Неверморе.       И когда одним тихим весенним вечером это все же случилось, Энид Синклер думала, что сойдет с ума.

🍓

      Очередное апрельское полнолуние было в самом разгаре, привычным образом воздействуя и преображая всех гордых представителей ликантропных, однако для юной цветущей восемнадцатилетней Энид Синклер оно ощущалось в сто раз острее и непривычнее. Обрадованная новыми ощущениями и приятным, обволакивающим все тело теплом Энид сперва решила, что на сей раз она наконец-таки сможет обратиться и сбежать поохотиться вместе с другими оборотнями в лес. Но когда нетипичный, покалывающий миллионом тонких иголочек жар распространился и сосредоточился аккурат внизу ее живота, вызывая неимоверное возбуждение и тактильный голод, девушка поняла, что Луна действует на нее как-то уж совсем не по-волчьи и сбегать в лес ей придется одной и отнюдь не для охоты и воя.       Пару долгих, тянущихся, как резина, дней охваченная иррациональным и подозрительно резким влечением блондинка пыталась игнорировать свербящее все сильнее чувство в причинном месте, не покидающее несчастную даже в ночные часы и не позволяющее думать ни о чем, кроме потребности сделать ради облегчения ситуации хоть что-то. Таблетки и мази не помогали, любимые хобби и дела только раздражали не могущую получить полноценного удовлетворения девушку, а нудные тягомотные лекции подавно превращали сидение на одном месте в Ад.       Веселая и беззаботная Энид Синклер, вмиг лишившаяся спокойной размеренной жизни, не предполагала, что проживание обыкновенного астрономического полнолуния может оказаться для нее настолько болезненным и тяжелым.       Ерзая за партой во время уроков, девушка тряслась, потела и температурила, не в силах совладать с терзающим все нутро диким, животным, не свойственным ни одному живому существу вожделением, хищным змеем прокрадывающимся в недра порабощенного Луной сознания и постыдно выуживающим из него самые грязные, возмутительные и непристойные предпочтения, о которых доселе она сама даже не подозревала. Окутанная похотью, как дьявольским коконом, сквозь плотную хлопковую ткань бюстгальтера она чувствовала, как увеличивается, набухает и болит грудь, выталкивая окаменевшие эрегированные соски наружу, естественным образом обрисовывая их и делая неуместно заметными даже через одежду; чувствовала, как ненормально усиливается, будто у собаки, слюнотечение, вынуждая ее прочищать горло и сглатывать чаще, чем моргать; чувствовала, как твердеет и тяжелеет низ живота, наливаясь будто свинцом, стягиваясь нитями ноющей сладкой истомы и сводя с ума необходимостью хоть на мгновение коснуться треклятой, не дающей покоя промежности и почесать ее.       Закусив губу, Энид незаметно нырнула рукой под юбку. Белье было уже насквозь мокрым, пачкая объемными липкими пятнами всю внутреннюю поверхность бедер, и она, придя в необъяснимый экстаз от обнаружения собственных выделений в таком количестве, легонько стиснула центральный перевозбужденный участок пальцами. Блаженство, восторг и воодушевление стрельнули сквозь область паха, как высоковольтная молния, и девушка едва успела себя остановить, чтобы не запустить в тугие, влажные, стянутые на лобке трусики всю ладонь.       Одержимая одной только этой мыслью Энид впервые была вынуждена уединиться в туалетной комнате, чтобы заняться жизненно необходимой ей мастурбацией. Всего несколько грубых сильных толчков под трусиками по перевозбужденному и несправедливо лишенному должного участия лону помогли обильно и бурно кончить в положении стоя, залив горячими каплями натертый до блеска пол и на некоторое время приглушив неуемное либидо, и Энид Синклер наконец поняла, в чем состоит ее спасение на период всего чертового лунного цикла.       Месячные закончились три дня назад, в преддверии полной Луны обрушившись на девушку самым настоящим кровавым бедствием, и измученная непрерывной болью с заливами Энид собиралась было уже выдохнуть с облегчением, когда на смену менструальным потокам пришли не менее интенсивные прозрачно-белые выделения, купировать которые едва ли удавалось с помощью прокладок. Опробовав всего лишь один тампон, Энид испытала оргазм еще до того, как он полностью вошел в ее узкое, ноющее от недостатка внимания влагалище, забившись в сильнейшем штормовом приступе прямо на кровати в спальне и в порыве страсти едва не вырвав из специального гинекологического приспособления защитный шнурок. К большому счастью, в тот момент блондинка находилась в комнате одна, а потому никто не смог помешать ей в полной мере насладиться радостью самоудовлетворения и утешения на пару-тройку часов разбушевавшегося подросткового организма посредством тампона. Подобный случайный опыт был крайне заманчивым и эффективным, но, учитывая нахождение девушки бóльшую часть времени среди людей, такой рискованный способ грозил почти сразу выдать всем вокруг ее секрет с потрохами.       Застенчивая, скромная, добропорядочная Энид Синклер не могла этого допустить. К тому же девушка сама просто физически не смогла бы носить в себе гигиенический тампон, служащий для нее самым настоящим секс-стимулятором и вынуждающий едва ли не кричать от удовольствия в голос при каждом восхитительном трении его плотных ватных стенок внутри ее гиперчувствительного, просящего в себя как можно больше и глубже лона.       Несмотря на частую и энергичную мастурбацию, Энид сокрушенно понимала, что этого становится недостаточно. По мере расцвета полной Луны и ее подъема все выше и выше в безоблачном темном небе росло и колоссальное сверхчеловеческое стремление девушки-оборотня к активному совокуплению и получению все новых и новых ярких эмоций в телесно-интимном плане. Так, очередной неожиданностью для нее стала тяга к анальным играм, сопровождающимся испытанием себя любимой на прочность с заманчивыми попытками достичь заветной кульминации без воздействия на вульву. Волей случая задев однажды во время ласк узкое розовое колечко ануса, тайная извращенка не смогла сдержать себя от соблазна немного помассировать и потереть его. Охваченная любопытством и новыми волнительными ощущениями Энид вставила кончик пальца, а следом и все фаланги в свою тугую девственную попку и, немного потолкав ими туда-сюда, спустя считанные секунды счастливо кончила на свою ладонь. Она пожалела, что под рукой не было чего-нибудь побольше, пожестче и потяжелее, чтобы можно было попробовать полноценный качественный анал, но для первого раза собственного пальца было более чем достаточно. Она решила, что в скором времени непременно обзаведется анальной пробкой, вагинальными шариками и вибраторами, чтобы сделать свои приватные ласки еще более совершенными и запоминающимися.       Маленький невинный эксперимент с легкостью удался, и, то и дело отлучаясь в дамскую комнату «припудрить носик», Энид регулярно и с видимым успехом стала ублажать себя не только спереди, но еще и сзади.       И анальные развлечения, откровенно говоря, приносили ей ничуть не меньше удовольствия и сексуального насыщения, чем классические.       На подозрительные и внезапные перемены в соседке по комнате обратила внимание чуткая проницательная Уэнсдей Аддамс. Поначалу лишь молча наблюдающая за непонятно ведущей себя волчицей со стороны, спустя пару дней она подошла выяснить, в чем дело, напрямую, на что Синклер лишь отмахнулась, сказав, что подхватила где-то простуду. Эта холодная непроницаемая всезнайка с косичками, понятия не имеющая о половом влечении и сексе в целом, уж точно никоим образом не могла ей помочь, и девушка с голубыми и розовыми прядями не собиралась посвящать мрачную невосприимчивую брюнетку в свою маленькую и крайне деликатную тайну, с которой, как она искренне верила, ей удастся в самом ближайшем будущем справиться самой. До окончания полнолуния оставалось всего два дня, и, невзирая на еще больше усиливающееся либидо, голодным зверем рвущее изнутри плоть на части, Энид сгребла все свои силы в кулак и клятвенно пообещала себе не дать ему себя победить.       Вечер накануне первых суток убывающей Луны стал для измученной нездоровой похотью девушки сущим испытанием. В течение всего дня она без конца сбегала то к себе в комнату, то в туалет, то в кладовку, судорожно запираясь на все замки, чтобы на очередные тридцать-сорок минут унять свое неугомонное патологичное состояние и высвободить растущее, как на дрожжах, напряжение при помощи собственных рук и фантазий. Беспокойная блондинка едва сдерживала рвущиеся из хрупкой пылающей груди стоны, засовывая шаловливые, алчные, живущие будто бы сами по себе пальцы везде, куда только можно, нащупывая и находя внутри себя все новые и новые эрогенные точки и агрессивно, яростно, до сумасшествия воздействуя на всех них. Прижимаясь разгоряченной щекой к холодному кафелю, девушка с благоговением представляла, как чей-нибудь большой крепкий молодой член со смачными шлепками энергично врезается в нее сзади – сперва в истекающую ароматными феромонами вагину, а затем в тугую, горящую в ожидании бесцеремонного вторжения задницу, – впечатывая ее тело в перегородку и заставляя кричать от наслаждения и в полубреду в том, насколько ей сейчас хорошо.       Потому что хорошо ей было уже только от одного представления всего этого. Энид Синклер мечтала быть оттраханной, мечтала быть использованной, как самая настоящая уличная шлюшка, подобранная поздним вечером уставшим бизнесменом после работы, мечтала делать это не останавливаясь вдоль и поперек снова и снова с кем-нибудь до тех пор, пока не забудет свое имя, пока не лишится сознания, пока не сможет больше пошевелиться, а гребаная, зловещая, превратившая ее в сумасшедшую неуправляемую нимфоманку Луна наконец не скроется от нее за облаками.       Пóшло? Низко? Постыдно? Предосудительно? Энид Синклер хотелось просто трахаться, а не забивать голову всякой возвышенной морально-нравственной ерундой, не стоящей ничего в сравнении с бушующими здесь и сейчас, словно эквадорский вулкан, гормонами. В конце концов, секс – это не преступление, и теперь Энид как никто знала, насколько он необходим каждому человеку.       А больше, чем кому-либо, он был необходим ей.       Энергично сжимая, массируя свою грудь и глубоко толкаясь пальцами одновременно в киску и анус, Энид доводила себя до крайней степени оргазма, выжимающего ее до нещадного изнеможения и вынуждающего еще какое-то время оставаться на месте, чтобы прийти в себя. Горячая и любвеобильная волчица жадно слизывала собственные соки со своих пальцев, наслаждаясь их насыщенным пряным вкусом и радуясь тому, что ее активный молодой организм способен производить их настолько много. Мокрая, липкая, пахучая, сильно пачкающая одежду субстанция будоражила без того воспаленное воображение, заставляя раз за разом жалеть о том, что она не может вылизать саму себя дочиста, собрать щедрые результаты собственной интимной жизнедеятельности и в полной мере насладиться дарами рьяной нарциссической любви.       Несмотря на завершение лунного цикла, Энид все еще не теряла надежды разделить собственное влечение еще с кем-то, кто сможет заслуженно наградить ее полноценным сексом и окончательно удовлетворить все ее нескромные эротические потребности до следующего его наступления.

🍓

      Из-за непрекращающихся сексуальных позывов без того трудный учебный день прошел в полном сумбуре, и когда взъерошенная, раскрасневшаяся, взбудораженная Энид вернулась тем вечером в их с Уэнсдей в спальню, то была тут же встречена суровым и требовательным вопросом в упор:       – Энид, где ты была и что вообще с тобой происходит?       Нацепив на лицо привычную маску беспристрастности и непонимания, юная волчица вынудила себя расслабиться и как ни в чем не бывало пройти в свой радужный и кажущийся таким привлекательным угол спальни. Она не собиралась отчитываться перед Аддамс и что-либо ей объяснять, не собиралась распинаться перед ней и делиться своими секретами, никоим образом не касающимися ее ума, а потому выдала заранее подготовленный на всякий случай ответ, что по обыкновению ни у кого не вызывал сомнений.       – Я ходила прогуляться, Уэнсдей, – невинно пожала она плечами и плюхнулась на кровать, тотчас послав по всему телу целые волны статического электричества и заставив круглую упругую попку сладко заныть от спонтанного двусмысленного толчка. – Я же сказала, что приболела.       Энид была уверена, что звучит убедительно, и когда Аддамс, скептично хмыкнув, вернулась к вечернему часу книгопечатания, постаралась увлечь себя просмотром новостей в Фейсбуке. Как назло, на глаза то и дело попадались влюбленные целующиеся парочки, молниеносно навевающие мысли о любви и сексе, а когда экран мобильного явил ее блестящему голубоглазому взору картинку двух обнимающихся в одной постели голых девушек, сердце Энид совершило резкий болезненный прыжок, а низ живота зашелся томным, пронизывающим все нутро насквозь воем.       Черт возьми, да когда же это закончится?!       Ерзая на мягкой, застеленной цветастым покрывалом кровати, девушка очень старалась держать себя в руках и сохранять спокойствие. Она понимала, что больна, понимала, что уже не в состоянии совладать с собой и обуздать рвущуюся наружу безумным демоном похоть, но что-то же, хоть что-то нужно было придумать на эту одну-единственную оставшуюся ночь! Энид выключила смартфон и рухнула на матрас в надежде заснуть пораньше, однако вместо так необходимого ей расслабления мышцы подергивало и сводило характерными спазмами, неугомонные потоки кипящей крови мощными адреналиновыми волнами перекатывались внутри вен, неконтролируемый сорокаградусный жар резкими пульсирующими толчками приливал к телу, вынуждая несчастную, измученную всего лишь получасовым воздержанием девушку бредить и буквально гореть от желания.       Стиснув зубы и зажмурив глаза, Энид Синклер стойко держалась из последних сил, а когда причинный зуд от крутящихся калейдоскопом уже в голове откровенных картинок стал просто невыносимым, схватила свою куртку и в сердцах выскочила из спальни вон.       Сидящая за своим столом и печатающая новую главу романа Уэнсдей Аддамс повернулась на тревожный грохот закрывшейся, словно в иной портал, двери. Листающий в кресле журнал Вещь подскочил и, выронив прессу, перепуганно уставился на хозяйку.       – Да, Вещь, я вижу. С ней что-то сильно не так, – кивнула девушка и нахмурилась.       Ей не нравилось странное нетипичное поведение соседки по комнате, не нравился ее внешний вид, не нравились постоянные отлучки куда-то и эти глупые неправдоподобные отговорки про простуду. Бдительная тонкочувствующая брюнетка знала, что с Энид творится что-то неладное, что-то сверхъестественное, что-то, о чем она не может никому рассказать и ни с кем этим поделиться, и, не желая оставлять единственную подругу один-на-один с неведомой бедой, Уэнсдей твердо решила, что обязана хотя бы попытаться ей помочь.       Она выглянула в окно как раз в тот момент, когда внизу между деревьев мелькнула знакомая джинсовая куртка. Энид направлялась в лес, и Уэнсдей, нырнув в неприметную черную толстовку с капюшоном, незаметно двинулась за ней следом.       В том, что причина необычного поведения соседки крылась в полной Луне, брюнетка с косичками не сомневалась, однако она не могла понять, почему именно в этот раз злополучное ночное светило повлияло на нее так сильно. Возможно, для Энид наконец пришла долгожданная пора обратиться и стать полноценным оборотнем? Но почему тогда она не рассказывала об этом Уэнсдей, что была с самого начала в курсе ее небольшого волчьего отставания и по мере приближения лунного цикла пыталась поддерживать подругу как могла? Почему сторонилась, сбегала от нее и вела себя так, словно в самом деле была чем-то неизлечимо и заразно больна?       Пробираясь сквозь густые колючие заросли кустов и деревьев, Уэнсдей напряженно всматривалась в темноту и старалась не упустить из виду бледный голубоватый силуэт, благополучно подсвеченный лунным шаром. Энид сперва бежала, спотыкаясь о торчащие из земли корни и сухую листву, но в скором времени перешла на шаг, так что скрытой преследовательнице достаточно быстро удалось догнать ее. Оставаясь на безопасной дистанции, брюнетка с косичками затаилась в кустах и наблюдала, как белокурая одноклассница медленно выходит на залитую призрачным светом опушку и шагает к стоящему прямо по центру дереву. Покрутившись возле него, Энид расстегнула и сняла с себя джинсы и куртку, в следующее мгновение любовно припадая к массивному толстому стволу, крепко обхватывая его обеими руками и начиная усиленно об него тереться. Моргнув и протерев глаза, Уэнсдей в ошеломлении взирала, как ее соседка по комнате, постанывая и поскуливая от нетерпения, совершает непристойные и более чем понятные движения вверх-вниз нижней частью своего тела по массивному растительному основанию в очевидной попытке довести себя до полной сексуальной разрядки. Сухая шершавая кора молодого дуба стимулировала перевозбужденные гениталии, должным образом массируя и растирая набухшую женскую половую плоть и явно способствуя временному облечению, и обескураженная представшим ее взору зрелищем старшая наследница четы Аддамс не могла поверить, что растущий и развивающийся организм Энид Синклер действительно был вынужден дойти до такого.       Уэнсдей знала, что некоторые виды животных прибегали к подобным мерам, чтобы немного снизить бушующее в течение брачного периода либидо, однако никак не ожидала того, что эта особенность встречается и среди представителей Homo sapiens тоже.       Как же так?       Получается, что Луна пробудила в Энид… гиперсексуальность? И, не найдя себе подходящего кандидата для оперативного совокупления, ей пришлось начать ублажать себя всеми доступными способами самой?       Не может быть. Как это все непостижимо, странно и… интригующе?       Стоны и вскрики усердно взаимодействующего с деревом девичьего тела становились все громче и отчаяннее, и, по мере того как светловолосая волчица достигала предельного возбуждения, Уэнсдей в смятении чувствовала растущее внутри себя желание ей помочь. Почти повиснув на широком основании дуба, Энид совершила поверх него еще несколько усиленных грубых фрикций и забилась в благословенных судорогах, достигнув наконец спасительной кульминации и медленно, обреченно сползая по стволу вниз. Учащенное сбившееся дыхание никак не могло прийти в норму, влажные волосы прилипли к пылающему огнем лбу, искрящееся каплями пота тело била крупная невротическая дрожь, и в общем и целом Энид Синклер выглядела так, словно весь день безостановочно бежала жесточайший многокилометровый марафон.       Запыханная и изможденная девушка была выбита из сил, однако даже этого нестандартного полуночного дендроопыта сексуально необузданной волчице оказалось недостаточно.       Развернувшись к стволу спиной, Энид приспустила трусики и стала тереться об дерево своей попкой, разводя ягодицы в стороны и стремясь оказать максимальное воздействие на сжатое чешущееся колечко сфинктера. Ее правая рука скользнула в пах, принимаясь дополнительно поглаживать зудящий, ноющий и тянущий от недостатка секса лобок, и, не в силах дальше смотреть, как уставшая обессиленная подруга мучается и сходит с ума от острой и экстренной необходимости снова кончить, Уэнсдей Аддамс поднялась и решительно вышла из своего укрытия.       – Энид, пожалуйста, прекрати это.       Блондинка вскрикнула и, уставившись на возникшую словно из-под земли Аддамс, с испугом отстранилась от дерева. Трясясь от смущения и стыда, она попыталась прикрыться и в панике бросилась за своими вещами, оставленными в густой, залитой злосчастным лунным светом траве.       Нет, нет… только не это!       Как за нелепый щит, который мог хоть как-то скрыть ее наготу и ее намерения, она схватилась за свои джинсы, но все равно понимала, что Уэнсдей видела… видела то, чем она здесь занималась.       Уэнсдей видела и все поняла.       – Уэнсдей! Что ты здесь… зачем ты пошла за мной?! – с колотящимся, как у пойманной в ловушку колибри, сердцем выдохнула она, прижимая к груди джинсы, которые так и не успела надеть.       – Потому что не могла сидеть сложа руки и смотреть на то, что с тобой творится, – просто парировала брюнетка – в спокойном женственном голосе не было слышно ни толики неприязни или осуждения. В бледном призрачно-мертвом свете Уэнсдей казалась белой, как полотно; немигающие, похожие на два черных бездонных омута глаза сосредоточенно бегали по ее лицу, и Энид готова была поклясться, что самая черствая и безэмоциональная девушка их академии волнуется. – Подойди ко мне.       Синклер ожидаемо не двинулась с места, вперив ошалелый застывший взор в землю, и Уэнсдей сама приблизилась к ней, откидывая мешающие джинсы в сторону и мягко беря ее ладони в свои руки. Нестерпимый жар объял пальцы, словно Аддамс сунула их в раскаленную докрасна печь, и девушка с косичками окончательно убедилась в том, что ее однокласснице и соседке по комнате требуется срочная помощь.       Помощь, сомневаться в форме которой у нее уже не было ни времени, ни возможности, ни сил.       – Энид, ты вся горишь, – с беспокойством всматриваясь в лицо блондинки, прошептала она, и Энид пуще прежнего задрожала, сознавая, что не может вынести на себе этот глубокий изучающий небеспристрастный взгляд.       Взгляд, которому было не все равно на то, что она чувствует, что переживает и через что вынуждена была сейчас проходить.       Взгляд, от которого по спине бежали табуны мурашек, а ноги подкашивались и тряслись так, будто она залпом опустошила бутылку водки вперемешку с энергетическим коктейлем.       Взгляд, во власти которого хотелось рвануть вперед и впиться губами в его обаятельную неравнодушную обладательницу с такой силой, чтобы сбить ее, стойкую и непоколебимую, с ног и запрятать вместе с собой в росистой ночной траве до тех пор, пока не забрезжат первые лучи завтрашнего солнца, пока Аддамс сама не прекратит различать все вокруг, пока сама не выдохнется и не обессилеет, а на ее таком близком, родном и желанном теле не останется ни единого, не тронутого ею, Энид, участка…       Господи, да что это с ней такое?!       – Это… Луна, Уэнсдей, – растерянно пробормотала белокурая девушка, невольно обхватывая чужие ладони и прижимая их к своему сердцу, грохочущему и пыхтящему, как паровой двигатель, на две тысячи оборотов в минуту. – Я не могу… не знаю, что со мной происходит.       Легкая успокаивающая улыбка тронула пухлые, обведенные темной матовой помадой губы, и Уэнсдей, коснувшись скулы девушки, понимающе кивнула.       – Все нормально, Энид, не переживай. Я знаю, как тебе помочь. Иди сюда.       Синклер вздрогнула и, смятенная не отпором, но внезапной ответной тягой, попыталась отпрянуть.       – Уэнсдей, что ты…       – Тшш… просто иди ко мне, волчонок. Не бойся. Все хорошо.       Аддамс притянула дрожащую подругу к себе и, превозмогая собственное волнение, опустилась вместе с ней на траву. Сильные руки обвили блондинку за талию, устраивая ее поверх напарницы и моментально скручивая ее воспаленное, одержимое телесной близостью и соитием сознание в один сплошной возбужденный узел. Очередной плотоядный импульс огненной лавой пронесся сквозь юное, беззащитное, истерзанное невиданным недугом естество, и Энид неловко заерзала на партнерше, в панике сознавая, что, едва лишь коснувшись, уже ужалила, уже опалила, уже обожгла и причинила Уэнсдей боль своим жаром, от которого к этому времени грозила сама вот-вот воспламениться и сгореть, как фитиль.       – Тебе нужен человек, Энид. Живой человек рядом. Ты не должна оставаться с этим одна.       Энид беспомощно моргнула, наблюдая, как Уэнсдей притягивает к себе ее голову и нежно, пробно целует, посылая по всему корпусу приятные щекочущие вибрации и вырывая из глубины девичьего горла глухой недоуменный стон. Потерявшись во времени и пространстве, невысокая светловолосая девушка затрепетала, стоило ладони брюнетки достигнуть ее поясницы, а затем мягко, кротко, утешающе погладить ее по попе. Захваченная слепым бесконтрольным наваждением Энид доверительно прижалась к Аддамс, уже сама целуя ее жаднее, настойчивее, нетерпеливее, проникая игривым проказливым языком в чужой, влажный, открытый в безмолвном приглашении рот и всем своим видом буквально крича о том, насколько ей нужно, чтобы она была сейчас рядом…       Чтобы была рядом в первую очередь именно она.       Напитывая юного оборотня поцелуями, Уэнсдей перевернула ее на спину и накрыла сверху собой. Тонкая хлопковая футболка задралась, обнажая плоский живот и хрупкую точку солнечного сплетения, и брюнетка с косичками не сдержала себя от того, чтобы не коснуться уязвимых участков горячего, покрытого тонким слоем пота тела, вызвав в нем новый опасный всплеск юношеских гормонов. Энид была без лифчика и, аккуратно ощупав ее полную, налитую, увеличенную почти вдвое грудь с алчно торчащими вверх сосками, Аддамс поняла, почему. Стараясь не делать резких движений, дабы не вгонять партнершу в еще больший стресс, она плавно прервала поцелуй и стянула с Энид футболку. Пухлые губы проложили щекотную ласковую дорожку вниз по шее и плечам блондинки, поглощая мягкость, чистоту и сладкий медовый аромат кожи, после чего перешли к нуждающимся в активных действиях молочным железам.       Бережно пососав сначала один, а затем второй сосок, девушка взялась за обе крупных увесистых половинки, чтобы как следует их помассировать. Энид выгнулась дугой навстречу ее рукам, будто пронзенная электрошоком, и жалобно, почти плача, пролепетала:       – Мммм... Уэнсдей, пожалуйста... трахни меня... Я больше не могу!!!       Повинуясь ее мольбе, брюнетка с косичками освободила соседку от мокрых насквозь трусиков и отвела одно ее бедро чуть в сторону. Разбухшая, покрасневшая, пульсирующая, истекающая густой вязкой смазкой плоть предстала ее блестящему в темноте взору, и Уэнсдей пораженно выдохнула. Энид Синклер выглядела так, словно последние дни не занималась ничем, кроме мастурбации, замучив и истерзав саму себя за этим недвусмысленным занятием почти до крови, и Аддамс вынуждена была признать, что такое воздействие ночного светила на кого-либо видит впервые в жизни. Мистическим образом ее подруга все еще не могла обратиться в волка, зато обрела неведомую доселе сексуальность, что раскрывалась прямо на ее глазах в самой непредсказуемой, самой патологичной, самой навязчивой из всех, что только есть, форме.       Поразительно и немыслимо. Но... поправимо.       Энид извивалась, дергалась и металась под ней, когда два тонких девичьих пальца пробно погладили нежные розовые лепестки вульвы, приглашающе раскрытые для полового контакта, а затем бережно вошли до самого упора внутрь между них, распахивая для ненасытной блондинки врата Рая и срывая с ее иссушенных, пылких, распухших от поцелуев губ заветное «Да!». Всего нескольких глубоких и несильных толчков хватило, чтобы Энид забилась в сокрушительном и громком оргазме, не сдерживая себя на пустой полуночной поляне, хватаясь и разрывая ткань на плечах трудящейся ради нее девушки, зажимая ее руку своими бедрами и закрывающимися в неистовом блаженстве глазами глядя на ровный желтый диск полной Луны, в эту ночь достигшей максимального пика. Луна сияла, мерцала, переливалась, смеялась над ней, гипнотизируя застланные мутной пеленой веки золотистым дьявольским светом и будто шепча: «Продолжай», и Энид бессильно повиновалась безмолвному приказанию, с содроганием понимая, что после этого раза может уже никогда, никогда не избавиться от ее чертового психопатичного влияния.       А если, не дай Бог, это так, то...       Высокая, покрытая росой трава приятно холодила и успокаивала горящую раскрасневшуюся кожу, и, почувствовав толику облегчения, светловолосая девушка перевернулась под Уэнсдей на живот и, встав в коленно-локтевую позу, нетерпеливо поманила ее задней частью своего тела.       – А теперь туда... прошу, Уэнсдей... умоляю...       Безошибочно понимая, к чему клонит юная озабоченная волчица, Уэнсдей устроилась позади нее и развела две круглые мягкие половинки ягодиц в стороны. На эластичной бархатистой поверхности виднелись свежие синяки и ссадины от ногтей, и ей не нужно было ничего уточнять, чтобы убедиться, что Энид самостоятельно ублажала себя еще и там. Мрачной бледнолицей девушке с двумя косичками никогда раньше не доводилось выполнять ни для кого ничего подобного, и она даже не представляла, как эти вещи вообще нужно делать правильно, но, понимая крайнюю необходимость в римминге для Энид, вдохнула поглубже и припала раскрытым ртом к горячему припухшему темно-розовому отверстию. Мгновенный пронизывающий отклик чужого тела едва не толкнул ее по наитию назад, но не привыкшая сдаваться перед трудностями Аддамс сильнее обхватила ладонями ягодицы Энид и страстно вонзилась губами, зубами и языком в ее тугую, девственную, экстремально нуждающуюся в ласках попку.       – Ох, Господи, Уэнсдей!.. Ммммффф!!! ДА!!!       Заливаясь слезами, светловолосая девушка-оборотень уронила голову на траву и приподняла тазовую область выше. Нечеловеческое возбуждение яростными вихревыми толчками курсировало по натянутым, как струна, венам, взрывая в клочья низ живота и грозя окончательно превратить многострадального оборотня в хаос, перед глазами вспыхивали и мелькали неведомые, слепящие, схожие с наркотическими круги, и молодая необращенная волчица молилась лишь о том, чтобы дожить до конца этой мучительной, сумасбродной, сжигающей остатки разума и самообладания экзекуции, без которой ее тело в прямом смысле слова гибло. Губы и язык Уэнсдей Аддамс в ее попке ощущались настолько фантастически и приятно, что плавящаяся в траве, как пчелиный воск, девушка не сразу различила, как внутрь нее дополнительно вошел один палец. Активно толкая им взад-вперед, Уэнсдей усилила доставляемые оральным способом ощущения, стимулируя, растягивая и растирая чувствительные ректальные стенки и вынуждая соседку по комнате вибрировать и двигаться в такт каждому производимому в нее толчку. Пах занемел и сладко заныл, стреляя и покалывая чуткую область задорными мелкими искорками, и вспотевшая от натуги брюнетка в неверии различила собственное нешуточное возбуждение, волнами разливающееся по всему корпусу и тотчас дающее понять, насколько ему нравится то, чем они с Энид сейчас занимались.       Пообещав себе заслуженную разрядку чуть позже, Уэнсдей немного потерла собственную промежность и вновь сосредоточилась на своем занятии. В том, что Энид была более восприимчива и склонна именно к анальному сексу, сомнений никаких не было, а потому спустя минуту готовая к финальной интервенции партнерша предусмотрительно поинтересовалась:       – Сможешь выдержать второй палец?       Энид с воодушевлением закивала, безусловно, готовая на все, чтобы как можно больше и дольше чувствовать Аддамс внутри себя, и глухо, протяжно застонала, когда ее анус подвергся более существенному и серьезному посягательству. Приступ саднящей боли длился всего пару секунд, за время которого она успела проклясть всех ангелов и демонов этого грязного порочного мира за то, что они заставляют ее хотеть этого, а затем в исступленном сладострастном порыве выкрикнула в звенящий, наэлектризованный их статическим разнополярным контактом воздух:       – О ДА, УЭНСДЕЙ, ДА! Я... ПОЧТИ... ВОТ ТАК, МАЛЫШ, ЕЩЕ... ЕЩЕ ЧУТЬ-ЧУТЬ ГЛУБЖЕ, ПРОШУ-У!..       Вне себя от болезненного и вместе с тем отрадного наслаждения она самостоятельно толкнулась назад, резко, грубо и до упора насаживаясь на чужие фаланги, моментально кончая прямо на них и забрызгивая руку брюнетки горячей, липкой и чрезвычайно обильной влагой, бьющей фонтаном из ее узкого, сокращающегося в частых неконтролируемых конвульсиях лона. Впервые в жизни оргазмируя целой струей, Энид Синклер была готова сгореть от стыда и неловкости, явив себя в самом непотребном, бессовестном и разнузданном своем виде перед той, что не побрезговала, не осудила, не посмеялась, а пожертвовала целым свободным вечером ради того, чтобы прийти в этот лес и посильно помочь ей способом, о котором она сама ни за что не осмелилась бы ее попросить. Уэнсдей Аддамс являлась совсем не тем человеком, кому было дело до чужих проблем и ее соседки по комнате в целом, и тем удивительнее, тем радостнее было сознавать, что в этот сложный, противоречивый и крайне личный для Энид момент именно она находилась с ней рядом.       А теперь... теперь главным для молодого оборотня было то, что ей действительно стало легче. Хотя бы чуть-чуть. Хотя бы на время.       Измученная и обессиленная блондинка рухнула на смятую под ними траву, трясясь, тяжело дыша и не сразу замечая, как Уэнсдей осторожно укладывает ее обратно на спину и приникает лицом к подрагивающей, гладко выбритой промежности, чтобы собрать с нее благоухающую вязкую жидкость, тонкой струйкой сочащуюся по внутренней стороне бедер. Терпкий мускусный аромат объял сотни крошечных вкусовых сосочков, заполняя их специфическим женским привкусом и раскрываясь на них в полном своем диапазоне и оттенках. Энид сдавленно и нечленораздельно забормотала, смятенная непредвиденным эротичным бонусом, и Уэнсдей, поиграв немного с бугорком клитора и пощекотав трепещущую вульву, с благоговением осознала, что теперь, как никто, знает, чем пахнет молодая удовлетворенная волчица во время течки.       Волчица, удовлетворенная благодаря ей.       Довольная удачным содействием и собственным новым опытом брюнетка с косичками приподнялась и, вытерев губы тыльной стороной руки, потянула изможденную напарницу на себя.       – Пошли, Энид, нам пора. Вернемся в Невермор и ляжем спать, хорошо? Сегодня выдался трудный день, тебе нужно как следует отдохнуть.       Синклер лениво разлепила веки, уставшие от навязчивого гипнотического лунного света, и обреченно вымолвила:       – Я не смогу, Уэнсдей... не смогу заснуть. Эта Луна не даст мне покоя, и скоро я вновь захочу... ну... захочу тебя…       Аддамс помолчала, сосредоточенно глядя на подругу и раздумывая, как поступить. Полученных Энид оргазмов наверняка хватит не более чем на час, да и сама она после проведенной над ней работы нуждалась в скорейшей кульминации, а это значило, что продолжение интимного вечера требовалось им обеим. В каком именно объеме и форме, зависело лишь от них, и на ум находчивому медиуму пришла одна очень занятная и любопытная мысль, которую она сочла обязательным реализовать.       Решение было очевидно, и знаменитая студентка академии Невермор рассудительно отметила:       – Раз так, значит, мы будем заниматься этим до тех пор, пока тебе не станет легче, волчонок. У нас нет других вариантов. Примем с тобой горячую ванну и поищем, чем еще тебя можно удовлетворить. К утру Луна уже скроется, и ты должна будешь начать чувствовать себя лучше.       Вытянув руку, она помогла Энид встать и одеться. Теплый ласковый ветерок трепал розовые и голубые кончики светлых волос и обдавал игривыми целующими дуновениями веснушчатые девичьи щеки. Глядя во все глаза на заботящуюся о ней Уэнсдей, Энид не могла поверить, что мрачная неприступная девочка с двумя косичками действительно делает для нее все это. Добровольно, осмысленно, бескорыстно, как если бы правда была со всей серьезностью вовлечена в ее необычную аномальную проблему и честно желала помочь ей ее разрешить. Наряду с глубокой искренней благодарностью Энид Синклер чувствовала невероятное физическое и психоэмоциональное облегчение, ведь в кои-то веки она наконец-то была не одна, а перспектива продолжения с Уэнсдей совместной ночи наполняла одинокое тоскующее сердце неизмеримой радостью, надеждой и счастьем.       И что-то этому сердцу прямо сейчас подсказывало, что отныне его хозяйке больше не придется копить и сдерживать все переживания и проблемы в себе. Как не придется и мучиться от неразделенного, бешеного, заточенного глубоко внутри ее человековолчьей сущности либидо.       А ведь все эти дни ей ошибочно казалось, что ее соседка по комнате совсем ничего не смыслит в личных и любовных делах.       – Мне кажется, что с тобой я переживу еще тысячу таких Лун, Уэнсдей Аддамс, – многозначительно парировала девушка-ликантроп и, улыбнувшись держащей ее за руку однокласснице, потянула ее в сторону академии прочь из леса.