Я оставил с тобой половинку меня...

Кас вошёл на кухню и молча застыл на пороге. Дин, стоя к нему спиной, механически помешивал ложечкой кофе в кружке, создавая звонкий, но абсолютно неживой и однообразный «дзынь». Кас прижался к косяку и просто осматривал издалека любимого. В голове вспыхивал и трепетал осколок «половинки луны». Так хотелось сейчас подойти к нему, положить руки на плечи, легко помассировать их и, медленно стягивая халат, обнажить. Чтобы пальцы, наконец, смогли коснуться его кожи, чтобы губы могли прижаться к ямочке на плече, легко целуя, посчитать веснушки, а потом прижаться к уху, шумно выдохнуть туда и зарыться носом в затылок, легко пощипывая русые волосы зубами. — Все в порядке, Дин? — Кас с силой сбросил оцепенение. — Если тебе плохо, я могу помочь. — Чем, Кастиэль? — Дин не поворачивался. — Чем ты можешь мне помочь, ангел? Смешно. Себе помоги. Дин резко развернулся. — Да, Кас! Себе помоги! Или ты думаешь, что я не чувствую, что делает твой взгляд? Или ты считаешь, что я не вижу, как дрожат твои руки? Или ты уверен, что я не вижу твои мысли? Я трезв, Кастиэль! Трезв настолько, что не просто слышу твои мысли, я в них и участвовать могу. Резкий тон заставил Каса напрячься. — Хорошо, Дин. Я пойду. Ты сегодня, как говорит Сэмми, с похмелья. И я так понимаю, тебя в таком состоянии лучше не трогать. Разговора у нас не получится. Поговорим позже. Когда ты захочешь и будешь готов. Спокойной ночи, Дин, — Кас развернулся, чтобы уйти. — Постой, Кас. Прости, — Дин сбавил обороты. Он сейчас непостижимым образом видел струящуюся благодать. Вот она синим волнами плывет по телу ангела, будто обнажая, показывая его. Добежав до головы, она вспыхивает и начинает пульсировать, преображая поток энергии в яркий полумесяц. — Кас, вот она, «Половинка луны». Черт! Я вижу ее! Кас замер на пороге. Видит? Как? Это невозможно! Но вида он не подаёт. — И что с того, Дин? Видишь? Хорошо. А зачем тебе это? — Кас, это правда! Понимаешь? Ты правда это сделал! Ох, черт! — Дин хватается за голову. Где-то внутри он чувствует горячую пульсацию. От нее бежит ровное тепло, окутывая негой все тело. Вот оно обласкивает сердце, заставляя его замереть и вновь застучать с удвоенной силой. Вот оно плавно течет вниз, согревая, заставляя дрожать какие-то струны там внутри. Оно разливается желанием, нервно сжимая комок внизу живота. Дин прижимается к столу. Он дышит тяжело и часто. — Кас, что ты сделал? Опять твои ангельские штучки? — Это кошмар! Дышать нечем. Воздух плавится и его невозможно вдохнуть, он раскален и обжигает лёгкие. — Кас. Как ты это делаешь? — Я ничего не делаю, Дин, — Кас смотрит на пылающие щеки, на жадно хватающие воздух губы, на капельки пота, появившиеся на лбу. — Дин. Тебе плохо? — Черт, Кастиэль! Не строй из себя клинического идиота. Плохо? Ты же видишь все сам. Кас, иди сюда, — руки тянут пояс халата, медленно, с вызовом. — Ты понимаешь, о чем просишь, Дин? — Как в его сне. — Не место и не время здесь. Мы не все с тобой… — Заткнись, ангел! Я не хочу больше что-то выяснять. Просто иди сюда, — пояс падает на пол и полы халата приоткрываются, обнажая накачанный торс. А ещё за ними чуть видно резинку боксеров. — Кас. Я слишком долго выяснял. В твоей голове, в моей, в снах. Хватит. Я знаю, о чем прошу и чего хочу. И я знаю, чего хочешь ты. Надеюсь, у тебя хватит смелости признать очевидный факт? Кас решительно идёт навстречу. Его пальцы нервно дёргают итак не до конца завязанный галстук, пытаясь развязать его. Но запутывают лишь сильнее, плотно затягивая узел. Он подходит близко, очень близко. Руки легко хватают за лацканы шлафрока и ведут вниз. Дойдя до области талии, они распахивают халат и замирают. Взгляд Каса, вмиг заискрившийся разрядами тока, медленно ощупывает лицо, губы, шею. Спускается на грудь и гладит твердые соски. Ползет, перескакивая как в шахматах, по кубикам пресса и упирается в резинку боксеров. Тихий выдох, больше похожий на стон, слетает с его губ. Взгляд снова возвращается наверх и впивается в глаза напротив. Кас всматривается в их изумрудную глубину. Настороженно, волнительно. Дин держит оборону, не отводя взгляда. Эта игра в гляделки как будто сейчас решает, кто из них сдастся первым — ангел или человек. Свет благодати переливается в глазах ангела, закружив в манящий водоворот. И Дин не может ему противостоять. Он моргает. Пушистые, просто кукольные ресницы, легко опускаются, чтоб, как взмах крыльев мотылька, взлететь вновь, открывая «малахитовую шкатулку». Кас ловит этот взлет. — Один лишь взмах твоих ресниц — и я навек потерян для небес, — шепот слетает с его губ. Глаза прикрываются. Руки обхватывают лицо и тянут к себе. Губы почти касаются его губ. Дюймы. Их отделяют дюймы. Напряжение растет. Между губами пролетают маленькие разряды, прокалывая кожу. Но Кас замирает именно так, будто давая Дину право выбора, — Прими решение сейчас, Дин. Потому что если ты скажешь «да», остановиться я уже не смогу. — Да! — глаза смотрят уверенно. — Да, Кастиэль. Никаких ограничений. Давай просто сделаем это. — Губы сами касаются его губ, порхая по ним. — Целуй, Кас. И ангел больше не сдерживается. Его губы настойчиво накрывают его рот. Хриплый стон срывается с них. Пальцы гладят лицо, не выпуская его ни на дюйм. Язык врывается в рот, пробегает по зубам и будто стучится в них, прося впустить. Дин ослабляет плотно сжатую челюсть и открывает рот. И тут же всхлипывает, потому что дышать становится решительно нечем. Язык Каса настолько напорист, что, кажется, заполняет собой весь рот. Дин в резком порыве, обхватывает его руками за талию и с силой тянет на себя. От столкновения бедер Кас приходит в себя. Он ослабляет поцелуй, переходя на «бреющую ласку». Губы нежно проходятся по губам, слегка сжимают их. Кончик языка рисует контур, проникает в рот, обводя внутреннюю поверхность, потом снова выныривает. Глаза натыкаются на россыпь веснушек на носу и щеках. — Ты — поцелованный солнцем, Дин. Это следы его поцелуев на твоём лице. Я не солнце, но я тоже хочу это сделать, — губы, едва касаясь, оставляют следы на носу, скулах, щеках. — Первая, десятая, двадцатая… Я сбился… — Ты хочешь пересчитать их все, Кас? Тогда это только начало, — Дин ведёт плечом, скидывая с него халат. — Продолжишь? Кас ползет взглядом вниз. — И тут солнце меня опередило. Но я повторю его путь, — губы скользят по шее, язык, влажным кончиком рисует линию жилки, бешено колотящейся под ним. Кас утыкается носом в уголок между плечом и шеей и втягивает воздух ноздрями. Шумно. Со стоном. — Ты пахнешь желанием, Дин. Рука стягивает халат, полностью обнажая плечо. Она гладит выступающую ключицу, округлость сустава и решительно тянет рукав, снимая полностью. Губы вновь приступают к подсчёту. — Какие крупные. Здесь солнце явно уже не сдерживало желание целовать тебя. Десять, двенадцать, двадцать… — Кас, ты собрался заняться инвентаризацией моих веснушек? — Дин нервно вздрагивает от каждого поцелуя. — Непременно. Неужели ты не понимаешь? Это же сокровища! И они требую бережного хранения и строжайшего учёта. Двадцать пять… — рука сжимает предплечье. — Сумасшедший. Так ты будешь считать их до утра. А как же все остальное, Кас? — Дин тянется рукой к его бедру, оглаживая и притягивая к себе, чтобы показать, что тут имеются и другие сокровища, требующие пристального внимания. Кас поднимает на него туманные глаза. Он осматривает лицо и легко целует в кончик носа. — Не мешай мне, солнечный зайчик. Все остальное я тоже не оставлю без внимания. Ты слишком нетерпелив. Но это поправимо, — он снова с напором накрывает его рот. Потом отстраняется, — Так лучше? А теперь, я продолжу. Рука решительно стягивает халат, все ещё висящий на другом плече. Он падает на пол, окутав ноги. — И тут россыпи, — мурлычет Кас, пересчитывая веснушки на другом плече. — А теперь соединим. Язык бежит справа налево, по линии ключиц возвращается в ямочку между ними и, вылизывая ее, ползет вверх, обрисовав кругом кадык. Дин стонет и откидывает голову. Он выгибается навстречу этим горячим губам. Пальцы впиваются в край стола. — Кас, может хватит дразнить меня? — Даже не надейся. Я ещё не насладился твоим вкусом. Так что лучше помолчи. Единственный звук, который ты можешь выпустить на волю — это стон. Давай, Дин. Перестань ершиться. Не стесняйся, — пальцы обхватывают твердые соски, сжимая их. Губы касаются правого, легко целуют, а потом язык вылизывает его, щекоча верхушку. Дин выгибается ему навстречу и стонет. Оглушающе громко и до невозможности сладко. — Хороший мальчик, — Кас снова обласкивает сосок. Потом облизывает пальцы и щекочет другую горошинку. Слева. Ну а правой достается куда больше. Ее не просто облизывают, ее сжимают губами и прикусываю зубами. И Дин сейчас дико жалеет об одной вещи — что у Каса нет ещё рта, чтобы делать тоже самое со вторым. — А теперь мы усилим твои звуковые эффекты. Потому что я хочу слышать твой крик, Дин, — рука быстрым движением проносится по кубикам пресса и ложится на резинку боксеров. Кас поднимает глаза и смотрит на Дина. — Посмотри на меня. Ты хочешь, чтобы я пошел дальше? Дин ловит в захват взгляда его лицо. — Кас, мы, кажется, уже выяснили этот вопрос. Ты хочешь спрашивать разрешение на каждое действие, которое собираешься сделать? Брось. Я даю тебе карт-бланш на все. На все, Кас! — и чтобы подтвердить это, он решительно тянет за резинку боксеров, стягивая их вниз. Тяжёлый, наполненный ствол вырывается наружу и грозно покачивается, требуя внимания, — Такое подтверждение тебя устроит? Кас опускает взгляд и зависает. На минуту. Пальцы на соске Дина мелко подрагивают, а потом сжимают настолько сильно, выкручивая и проворачивая, что Дин невольно вскрикивает. — Я считаю, что достаточно убедительно, Дин, — рука перестает тиранить сосок и, перепрыгивая и дрожа от волнения, сползает вниз. Лёгкое касание пальцами. Они проводят по всей длине, обхватывают, рисуют странные узоры, повторяющие рисунок вен. — Только это неправильно… — Неправильно ЧТО, Кастиэль?! Черт возьми! Ты сейчас будешь говорить мне о правильности? Ты?! Который наглым образом заставляет меня выскакивать из белья, чтобы… Черт, Кас! Ты, сволочь пернатая! — Дина будто током прошибает от таких слов. О какой морали, сука, может идти речь, когда он, сломав все барьеры, сейчас готов отдать себя этому ангелу, — Знаешь что? Неправильно это то, что я сейчас стою голым, а ты абсолютно одет. Вот это, бля, неправильно! Руки Дина сами тянутся к галстуку, который и так почти развязан. Просто волшебным образом они распутывают узел, который Кас успел там навязать и, легко потянув, кидают галстук на пол. Даже не посмотрев на это, Дин быстро переключается на пуговички рубашки. Одна, вторая… Черт! Руки ходят ходуном, и гадкие маленькие пластиковые кругляшки никак не вылезают из петелек. Нервы сдают. Дёрнув рубашку в разные стороны, Дин отрывает их к чертям. С корнем. — Снимай. Вот так будет правильно, — он тянет рубашку вниз, обнажая торс ангела. Бесполезный сейчас предмет гардероба летит следом за галстуком, — Иди сюда. Руки притягивают, прижимают к себе настолько плотно, что нет ни малейшей возможности пошевелиться. Пальцы бегут по спине, лаская область между лопаток. Дин вспоминает свой сон. Он снова хочет почувствовать эти невероятные тактильные ощущения от прикосновения к ангельским крыльям. Кас прогибается под его прикосновениями. — Дин, я не про это. Неправильно другое. Неправильно любить тебя тут, на столе. Тебя следует бережно уложить на кровать, ласкать, пока ты сам не запросить большего, а уж потом… Понимаешь? Я не хочу, чтоб твой первый раз… Нет, не так. НАШ первый раз запомнился тебе примитивным соитием на столе, среди гор бутылок и остатков вчерашней пиццы. — Тогда переместимся в спальню? — Дин явно успокаивается, понимая, о чем говорит ангел. Его пальцы уже нетерпеливо тянут за ремень. — Конечно, — Кас обвивает его тело и в мгновение ока переносит их в спальню. — Так ведь лучше, правда? А сейчас садись на постель, спиной ко мне. Я хочу продолжить. Дин стягивает боксеры ещё ниже. Они сползают к ногам, и он, перешагнув через них, запрыгивает на кровать. Усевшись на постели на согнутых ногах, он замирает, ожидая многозначительного продолжения. — Закрой глаза. Доверься мне, — нежный шепот проникает в ухо, будоража и заставляя вздрагивать. Пальцы снова гладят плечи, стекают вниз по рукам, забирают в захват кисти. — Подними руки. Дин разжимает пальцы и поднимает руки, несильно согнув их в локтях. — А теперь смотри, но не глазами. Твоя «половинка луны» поможет тебе активизировать другое зрение. Ты можешь управлять ей, управлять мной, — подушечки пальцев легко гладят, окутывая каждый палец теплом. Дин видит свои руки. Вот по ним сейчас, горя ярким синим светом, скользят пальцы Каса. Кожа становится сверхчувствительной. Нежные поглаживания, захват кисти, пальцы, сцепленные в замок. А потом они отпускают и бегут вниз, рисуя упругие вены, обводят локоть, прохаживаются по литым мышцам. И снова вверх. Плечи, ключицы, грудь. Снова пленение сосков. Это невообразимо прекрасно, но чего-то не хватает. — Кас, поцелуй. Мне нужны твои губы, — Дин поворачивает голову и заводит руку назад, обхватывая шею Каса и притягивая сильнее. Губы настойчиво ищут его рот, а найдя, открываются, стараясь получить все от этого поцелуя. — Дальше, не останавливайся. Руки ангела неспеша стекают вниз, касаясь живота, переходят на талию, на бедра, прячутся позади, оглаживая ягодицы. Дин интуитивно дёргается, подаваясь навстречу этим рукам. — Кас, я хочу почувствовать твои крылья. Обними меня ими, — он уже настолько на грани, что теряет контроль. Рука сама сжимает член, начиная плавные движения. Кас видит это. Он раскрывает крылья и обнимает ими, легко поглаживая мягкими перьями. Его пальцы дотрагиваются до ягодиц и, обведя их, устремляются к колечку мышц. Дин вздрагивает от этого прикосновения, но потом, шире разведя ноги, расслабляется, позволяя проникнуть внутрь. По одному, нежно, медленно. — Ложись. И отпусти руку. Не торопи события, — Кас выводит пальцы и легко подталкивает его на постель. — Поворачивайся. Хочешь мои крылья? Что ж. Ты можешь открыть глаза. Я покажу тебе их. Дин осторожно открывает глаза и замирает в немом восторге. Его ангел сейчас светится синим светом благодати, а за спиной легко трепещут крылья. — Кас, ты невероятный! — он разводит ноги в стороны. — Ты подаришь мне благодать? — Конечно. Но позже. Ты ещё не готов, — Кас ложится сверху. Его поцелуи плавно сползают вниз по телу и добираются до уже просто стонущего от напряжения члена. А дальше начинается дивный танец губ и языка. Поочередно сменяя друг друга они нежно ласкают, целуют, облизывают, покусывают, втягивают и щекочут. Но это лишь для того, чтобы напряжение, все ещё сжимающее Дина, наконец отступило. И вот, под воздействием этих ласк, он позволяет пальцам Каса проникнуть внутрь. По одному. Сейчас их три, и они уже вовсю разводят в стороны плотные мышцы, чтобы открыть этот вход. Дин уплывает в ощущениях. Одновременная ласка и боль. Они настолько сбалансированно держат его, что он не знает, в какую бы сторону он хотел склонить эти ощущения. Он пытается удержать себя. Но пальцы сами судорожно скомкивают простыни, ноги сами мелко трясутся, расходясь все шире, а рот сам испускает стоны, вздохи и неясный набор слов. — Тебе больно, Дин? — Кас отпускает его член и внимательно смотрит на лицо, пытаясь понять, не сильно ли он давит. — Черт, больно. Ещё как! Но это неважно. Я хочу этой боли. Больше. Кас, я хочу большего, — Дин слышит его голос и выходит из своего пограничного состояния. — Может уже и ты, наконец, снимешь остатки одежды. Я хочу увидеть тебя полностью. Кас встаёт с кровати. Но медленно тянет за ремень, распечатывая систему замка. — Нет, стой! — Дин подскакивает на постели. — Я сам. Я хочу сам раздеть тебя. Его руки пробегают по светящемуся силуэту. Пряжка ремня очень тугая, никак не поддается. А может дело и не в ней, а в том, что у Дина дико дрожат руки. Кас одобряющие проводит по ним крыльями, осыпая светом. Ремень щелкает и раскрывается. Пуговица, молния. И вот уже брюки падают к ногами. Дальше боксеры. Но Дин не спешит. Он проходится пальцами по окрепшему стволу, а потом легко вцепляется в него зубами, покусывая по всей длине. — Играть со мной ты вздумал? Тогда лучше тебе убрать преграды, — Кас смотрит сверху на эти странные игры Винчестера. — Помочь? Или сам справишься? — Кас, ты можешь помолчать! Особенно в такой момент. Конечно, справлюсь! Ты сомневаешься? — большие пальцы подцепляют широкую резинку и резко тянут вниз, выпуская на волю уже порядком наполненный член. Ох! Это, определенно, слишком! Дин мысленно представляет себе это «оружие» внутри, и мышцы непроизвольно сжимаются снова. Ну вот! Вся работа Каса коту под хвост. Кас усмехается, читая все его мысли. — Не бойся. Все нормально. Я достаточно тебя подготовил. Ты уже хочешь перейти к основному блюду или… — Или, Кастиэль! Сначала или, — Дин неуверенно касается языком бархатистой кожицы. Потом немного медлит и решительно обхватывает губами крупную головку, втягивая глубже. Но тут же закашливается. Кас смотрит на него сверху, легко поглаживает волосы. — Не надо резких движений. Не спеши. Попробуй ещё раз. Только на этот раз дыши глубже и спокойнее. Дин снова пробует. Он дышит, налаживая ритм и пропускает ствол глубже в горло. Странные токи обжигают его. Губы горят, ощущая в захвате горячую плоть. И это настолько крышесносно, что Дин невольно закрывает глаза и начинает двигаться весь, в такт с движениями рта. Он глухо стонет. Это возбуждает. «Кас, сделай это сам. Со мной. Бля, заставь меня! » — мысли уже рисуют картинку. Кас усмехается. — На колени, Дин! — он давит на голову, удерживая ее. — Сползай с кровати. Молодец. Послушный мальчик. Дин обхватывает руками его ногу, прижимаясь плотнее пахом к ней. Эти ощущения силы ангела. Они невероятны! Возбуждённый мозг рассыпается искрами, заставляя двигаться сильнее. Рот принимает все глубже. Вакуум, созданный им, плотно обхватывает член. И Дин чувствует пульсацию внутри своего горла. Головка, подрагивая, задевает стенки горла. Стон, больше похожий на мычание, летит в темноту. — О, малыш. Да тебе нравится. Но хватит на этом. Я хочу перейти к основной части, — Кас выдергивает влажный ствол из его рта, заставив Дина резко покачнуться на коленях из-за внезапно потерянного равновесия. — Ложись. Сейчас я займусь тобой плотнее. Очень плотно, Дин. Кас толкает его на кровать. Рука легко пробегает по оттопыренным ягодицам, а потом шлёпает. — Кас! Чертов ангел. Ты заигрался, — рычит Дин и пытается перевернуться. — А как же поцелуи и инвентаризация веснушек? — Нежности на этом закончились, Дин. Сейчас не время растекаться лужицей. Сейчас нужна более грубая игра. Ты не согласен? — Кас встаёт позади него на колени и аккуратно подводит член к подготовленной им же дырочке. — Ну и? Мы продолжим нежничать? Или ты хочешь чего-то ещё? Дин прогибается и, уткнувшись лицом в постель, тихо стонет: — Нет, Кас. Давай уже. — Не слышу, Дин, — Кас разводит ягодицы, плотно прижимая головку. — Что я должен сделать? — Черт, Кастиэль! Ты же знаешь. Я не могу сам такого сказать. Ты сам все знаешь. Чего мозги компосируешь? — Дин подергивается, трётся, стараясь сам насадиться на ствол. — Не можешь? Неправда это. Вот они, эти слова. Они же звучат в твоей голове. Не скрывай их. Выпусти на волю свое желание, — Кас легко надавливает, отпускает и снова давит. Не входя. Дин чувствует как расползается, как пожар из эпицентра взрыва, его собственное желание. Его похоть, струящаяся по венам. И сдержать это он больше не в состоянии. — Черт, Кас. Трахни меня уже! Я правда больше не могу! — рука подхватывает член, крепко сжимая. Потому что он дёргается, готовый вот-вот взорваться. От любого движения. — Конечно, детка, — Кас нажимает резче чем до этого и проваливается в горячую глубину. — О, Господи! Как же мне надоели эти игры. Иди сюда, мой хороший. Иди. Прижмись плотнее. Хочу тебя. Так давно хочу тебя. Он движется все глубже, аккуратно проходя дюйм за дюймом, преодолевая стальное сопротивление мышц. Чтоб не причинять боли. Чтоб дарить только наслаждение. — Ты чувствуешь, Дин? Что ты сейчас чувствуешь? — головка достигает простаты, ударяя по ней. Дин вскрикивает. Его ноги дрожат, а руки просто стягивают простынь в комок. — Кас. Ка-а-ас! Просто продолжай, ладно? Все потом. Ох, бля! Ещё резче! Давай, двигайся сильнее, — он буквально выгибается. Мышцы выкручивает и сводит. Волны кайфа несутся каждым толчком от «второго сердца», прошибая до мурашек. — Кас. Благодать. Я хочу ее чувствовать внутри. Дай мне силу твоих крыльев. Кас обхватывает его крыльями и замирает в глубине. — Ты готов пойти со мной на пик? Вместе! — он делает маленькие толчки, едва задевая простату. Рука прижимает сильнее, не давая возможности развить амплитуду, не позволяя нарушить этот постоянный пульс. — Да, мой ангел! О, да-а-а! — последний толчок прошибает разрядом. Он несётся вверх, к выходу, буквально выгоняя фонтанчики семени. Дин стаскивает комок из простыней и машинально толкает его кулаком в рот, чтобы остановить тот крик, который прорывается из его груди. Но это был не предел. Кас, больше не в состоянии продержаться, тоже мощно выстреливает внутрь. И каждый такой залп, ударяя по простате, вновь лишает Дина рассудка. Не успев даже взойти на свою вершину, он чувствует, как его подбрасывает потоком и буквально зашвыривает туда. Потом плавно чуть опускает и снова швыряет вверх. И так с каждым толчком. Кас вцепляется в его бедра мертвой хваткой. Потому что удержать это содрогающееся тело невозможно. Зависнув на пике, Дин внезапно видит в своей голове «половинку луны» — нежную светящуюся субстанцию, полыхающую как серебро, искрящуюся как бриллиант. Бессильно обвалившись на постель, он делает последний выдох и проваливается в небытие. Кас следует за ним, тая в нежности и блаженстве. Крылья окутывают их, пряча шелком перьев и погружая в блаженный сон… А утром в столовую вошли Сэм и Гейб. Сэм окинул взглядом валявшиеся на полу галстук, рубашку и халат и улыбнулся. — Габриэль! Смотри. Похоже они договорились. — Я же сказал тебе, они все знают и сами разберутся. И я тут ни при чем. Им суждено быть вместе, а значит, как бы они не прятались, как бы не скрывались, от судьбы им не уйти. Кофе, Сэмми? — Кофе? Можно. Но знаешь, Гейб. Кофе может подождать, — Сэм кидает многозначительный взгляд на разбросаные по полу вещи. — Гейб! Пойдём, оденемся. — Оденемся? Что за странные фантазии, Сэмми? — Архангел следит за взглядом младшего и хитро улыбается. — Оу, ты хочешь вот такой же страсти? Что мне надеть? Галстук? Сэм припечатывает его к столу. Его полет фантазии уже не удержать. — Галстук? Интересно. Я никогда не видел тебя в костюме. И снять его с тебя, деталь за деталью, будет истинным удовольствием. А вот галстук я оставлю напоследок. Архангел щёлкает пальцами, и Сэм, громко охнув, оседает на табуретку. Такого архангела он точно ещё не видел! — В спальню, Габриэль! Немедленно! — Сэм мысленно уже развязывает галстук и стягивает до безобразия безупречный и до неприличия дорогой пиджак с архангела. Они смеются и в обнимку следуют в спальню…