Anyone Who Knows What Love Is

Фушигуро

      Плюсом и минусом Мегуми была его воистину потрясающая прагматичность. Он не был строг, как Нанами, но и непоседлив, как Годжо, не был. Его девушка (не без оснований) думает, что Фушигуро не склонен к домыслам и предрассудкам и скорее всего, из-за своей флегматичности и отношения к жизни, будет осуждать всякого рода штучки вроде предсказаний.       — Говорят магическое мышление встречается у людей с ОКР, шизофренией и генерализованным тревожным расстройством, – девушка читает заголовки статей.       — Подозреваешь у себя наличие всего сразу? – Мегуми отшучивается и она не сильно кусает его за плечо.       — Нет, у тебя! Мегуми, а что, если у нас на самом деле шизофрения и нет никаких проклятий? Мы просто убедили кучку каких-то людей, которые сидят в правительстве, являются банкирами и тому подобное, в том, что есть какие-то сущности, они отгрохали нам школы, а мы просто ходим по улицам и размахиваем катанами?       — Звучит правдоподобно. У Гето-сана даже был культ. Я их видел – нездоровая херня.       — Вот именно! Ты призываешь невидимых животных, которые охотятся на невидимые проклятия. И если маги – такое редкое явление, а люди до сих пор о нём не знают, то велика вероятность, что это с нами что-то не так, а не с 8 миллиардами людей, - девушка вскакивает в кровати и активно жестикулирует, округляя глаза и поглощаясь идеей.       — А почему нас до сих пор не упекли? – Мегуми складывает руки в замок и упирает локти в колени.       — Ты же не знаешь, что мы действительно делаем, когда приезжаем на место? Может быть, мы стоим, уставившись в небо или просто бегаем туда-сюда, наворачивая сальтухи. А люди думают, что мы фрики? К тому же кто захочет связываться с поехавшими? Большинство из нас и выглядят довольно эксцентрично…       — Ну хорошо, допустим я поверю, что некоторые действительно не в себе. Но у нас есть Нанами-сан, а он же… ну… воплощение адекватности.       — Ты когда-нибудь видел, чтобы Нанами-сан дрался с проклятиями на людях? – девушка просто уточняет, но им обоим становится не по себе.       — Ну… вообще-то нет, - Фушигуро пытается припомнить, когда видел дерущегося Нанами в толпе. — Он старается не влезать в толпу, выманивая проклятия на пустое место. Но вообще-то все так делают. Это черт возьми, логично!       — Но ещё и удобно, потому что, когда тебя не видно, некому сказать со стороны, что ты спятил! О нет, все сходится! И никто из нас не ходит ко врачам…       — Подожди, Маки-семпай не видит проклятия без очков.       — Это внушение, она же из Зенинов, из-за сильного кровосмешения возможна передача шизофрении наследственным путём, - Мегуми косится на свою пару. — О, прости!       — Ладно, девушка Годжо-сенсея и Гето-сана вообще из другой страны, а на аэропорт напали, когда она только прилетела! Она описывала проклятия в точности так же, какими их видим мы, а она не могла этого знать.       — Она и не знает… эти двое просто держат её в заложниках! Сцапали девчонку в аэропорту, угрозами внушили всякую чушь и теперь она не может сбежать. Ты же их знаешь, сам сказал, что у Гето вообще был культ, а про Годжо и говорить нечего, - девушка разыгрывает панику.       — Ладно, ладно, но девушка Инумаки-семпая, к примеру, вообще не из магов, - парень деланно потирает виски. — Скажешь, что она подыгрывает?       — Просто любит Тоге и не хочет расстраивать.       — А как же огромная сила Итадори? Он ещё в школе мог метнуть ядро на 30 метров. Причем это было при целой группе людей! – Мегуми выглядит довольным тем, что нашел аргументы.       — Выброс гормонов!       — Годжо-сенсей буквально может зависнуть в воздухе. И телепортироваться!       — А это кто-то видел? Я имею в виду не из наших?       — Ну хорошо, а зачем правительству покрывать нас? Зачем им кучка шизоидов?       — Так для них мы – религиозная школа! А пожертвования на благотворительность и религию уменьшает сумму налогов, при этом мы не требуем деньги, а внутри страны любую оплошность можно списать на «проклятия», высылая «магов» за огромные суммы на место происшествий, проводя все как особо секретные материалы. При этом достаточно 2-3 влиятельных людей, которые поверят в то, что им говорят и вот они уже благородные меценаты, а мы – маги, - девушка выглядит как Шерлок, размотавший сложный узел из хитросплетений и складывает руки в треугольник.       Они болтают до поздней ночи, выстраивая новые и новые догадки и так поглощены своим новым развлечением, что не замечают, как часы показывают 5:16 утра. Пробуждение и правда сводит обоих с ума.       — Черт возьми, тут и правда никого. Ещё и школа в лесу, - девушка идёт по дороге, попинывая камни.       — Ой не начинай, иначе мы и правда сойдем с ума! – Мегуми зевает так, что аж слезятся глаза.       На тренировочном поле Маки отрабатывает удары с пандой. Итадори возится с недоумевающими от всего первогодками.       — Как думаешь, может купить наручники? Или может хватит веревки? – бодрый голос Годжо, говорящего с заспанным Гето доносится до ушей Мегуми и его девушки, от чего оба с ужасом вздрагивают, смотря друг на друга и мгновенно просыпаясь.

Гето и Годжо

      Гето не верил в мистику, хотя это довольно странно для человека, который доверял идеям. У Годжо страсть к заговорам, картам таро и гороскопам была чем-то вроде хобби. Он обожал всё, что с этим связано и частенько, если не сказать через день, с тех самых пор, как узнал, что такое есть – донимал всех вокруг прогнозами, натальными картами и онлайн предсказаниями. Но всерьёз он никогда не доверял ничему и никому, кроме себя самого. Даже теперь.       — Натальная карта говорит, что мы не очень-то совместимы, – Сатору лежит с ноутом своей девушки на коленях и развлекается, как может.       — А натальная карта не говорит пользоваться своим ноутом?       — Нет, такого не сообщалось. Здесь написано, что я активный, добросердечный, целеустремленный человек, Гето – привержен своим идеям, спокоен и независим, а ты добра и справедлива. Но это же все враньё!       — И то верно, ну какой ты добросердечный человек, – девушка, которая вынуждена работать не со своего компьютера, бросает в парня какой-то брелок, который даже достигает цели. Он больше не держит бесконечность активированной дома. — Хотя остальное – правда.       — Это ты-то добра и справедлива? Ну уж нет, ты всегда несправедлива к нам! – Годжо уже вошел в режим королевы драмы и его решительно не остановить. Он и правда думает, что она несправедлива к ним. Когда он встретил её впервые, то что-то в нём поменялось. Может из-за меток, а может из-за чего ещё. Но в любом случае – он изменился. И Сугуру тоже. По крайней мере Годжо так думает. Им многое пришлось в жизни перестроить, чтобы зажить вот так. Для неё же этот путь не был таким. Она словно просто приоткрыла дверь, причем не до конца. Дала сунуть им нос в свою жизнь, как любопытным зверушкам, что следят за людьми в доме, но протиснуться внутрь не могут. Сатору немного обидно, что она будто делает одолжение, оставаясь рядом. Парень дуется. — Ты однажды нас оставишь, как котят в коробке под дождём! Уедешь делать свои любимые выставки!       Девушка Годжо и Гето в мистику не верит. Вера – это про принятие, а она знает то, чего больше никто не знает и это знание переводит веру в непреложную истину.       Впервые она видит непонятные иероглифы на руке в 4 года, когда после игр на морозе сваливается с усталостью и легким ознобом, какой часто бывает у детей. Ночью ей снится старая Европа: мощеные узкие улицы, великолепные фасады домов. Кажется, видела такие во Франции. Она идёт по залитому солнцем городу под руку с кем-то и заливисто смеется. У мужчины красивый голос, седые волосы и статная осанка.       — Добрый дух обязательно приведет его к нам, вот увидите. Он мечтал об этом ещё когда бился за Альбу! – очень взрослый мужчина держит её ладони и увещевает. Для четырёхлетнего ребенка все это кажется лишь иллюзией, сторонней сказкой, а эмоции слишком сложны, чтобы понять их. Но уходить совсем не хочется. Пусть он говорит, а сердце пусть полнится надеждой.       Когда ей едва исполняется 10, она видит странные сюжеты в день, когда впервые натыкается на проклятье. В памяти (или это в воображении?) всплывают удушливые картины заточения. У её ног лежит израненное тело, а руки и ноги закованы в кандалы, все это ужасно не сочетается с приятными шелками одежд и холодным золотом, сочетающимся с блеском камней, которыми украшены её собственные уши и грудь. Холод, сырость и мрак пробирают до костей.       — За что он так с нами, Зейд? – она говорит, но даже не знает о чем. Только странные чувства заполоняют сознание.       — Он наш эмир и долг его далеко от наших сердец, Джазаба. Не держи зла. Он не повинен в том, что исполняет эту страшную необходимость.       Воспоминание затягивается и прекращается лишь с наступившим во сне рассветом, когда её голова слетает с плеч. Боли нет, есть только щемящее чувство, которое появляется, когда проходишь мимо щенка в страшные морозы и раздумываешь о том, как бы тот не замёрз, однако сделать ничего не можешь. Последнее, что она видит – искаженное мукой лицо эмира и море крови от их со вторым пленником тел.       Один сон – случайность, два – совпадение, но третий, застигнувший в день, когда гнев полностью поглотил её – закономерность. На сей раз она видит невероятную и бескрайнюю глубину космоса, она абсолютно ничего не понимает и ни в чем не ориентируется – пространство сильно искажено. Огромная станция, что будто располагается в самом космосе, полнится людьми, а непоседливый парень рядом раскачивается с носка на пятку и заглядывает в глаза:       — У меня 3 билета, мы идём? – выглядит веселым. Это хорошо. — Сегодня возвращается флот с Обетованной.       Сон действительно оказывается солнечным, фантастическим и тёплым. Она вновь встречает незнакомые фигуры и просыпаясь все ещё помнит ощущение сопричастности, любви и уюта, которые ей оставили призрачные иллюзии.       После этого ей снятся мириады сновидений. Уже к 14 она видит мир в стольких его разрезах, что дух захватывает. Надписи на её руке исчезают и появляются, что причиняет ей уже не иллюзорную, а вполне себе физическую боль. Её соулмейты страдают, что бы ни было причиной – это больно. И поэтому она старается жить так, чтобы им не было плохо ещё и из-за неё. В конце концов она очень смышлёный ребенок. Умная и чувствительная. Как раз подходит для искусства. В нём она находит утешение. Если нельзя быть вместе здесь и сейчас, то уж мечтать ей никто не запретит.       В шестнадцать сны наводняют её жизнь даже плотнее, чем реальность. В них они трое счастливы и не очень, молоды, стары, приходятся друг другу родственниками, незнакомцами, лучшими друзьями и даже врагами. Сначала она силится различать мужчин, но со временем понимает шокирующую вещь – иногда она – один из них. А они становятся ею. Перерождаясь вновь и вновь, они сливаются между собой так, что уже и не разберешь кто где. Эти сны – тяжелое бремя, они заставляют отречься от реальности.       Она начинает терять себя, но спустя время обретает вновь – в тот год она видит самую счастливую из их жизней – они живут в маленьком городке в Мексике втроём и всё, что там действительно важно – это ощущение бесконечного доверия и преданности любой судьбе, что их ждёт. В то время они не ждали будущего, не жалели о прошлом, а жили настоящим. В той жизни они все знали о перерождениях, тогда как в остальных об этом помнил кто-то один, а потому единение их даже пугало. С тех пор Мексика становится её одержимостью, а сама она делает выбор больше не ждать, не думать и не просить у судьбы хотя бы коротенькой встречи. Вместо этого она селится в своем сердце, где теплятся воспоминания о солнечном крае и счастливой жизни.       Проходит ещё не один год, прежде чем она высадится в Токио и попадёт в кровавый замес из проклятий, из которого её вызволят эти двое. Могла ли она оставить их тогда?       — Сатору?       — Ммм?       — Я вижу будущее, – девушка подъезжает к дивану на кресле и берет его ладонь, делая вид, что разглядывает линии. — Мы будем вместе всегда. Нам никогда не помешает даже сама смерть. Не то что гороскопы. Так что не читай их, ты тупеешь.