Утраченное.

«– Мы теперь зло? Выбившаяся из общего стана нота, что вносит разлад? Я слышала это в разговоре. – До чего же красивое слово, ты не находишь? «Зло». Попробуй, покатай на языке. Броско. И в то же время мелодично. Так звучит критическая точка мысли. Она разбавляет чужие речи, что так и норовят огладить слух, сомнениями, собственными идеями на этот счёт. Это способность родить нечто новое, добавить оттеночности в безупречно белые ряды слепых поклонников. Решение думать самостоятельно, а не служить чужой воле. Сама принимай решение, про тебя это или нет». Плотная стена чёрной паутины, скрывающая глубины ущелья Пелори от посторонних глаз, – и та не смогла спрятать душный, пропитанный страхом насквозь воздух. Если бы приходилось выбирать между гневом, отвращением и удовлетворением за то, что Унголиант боится Его прихода, Мелькор бы не сделал ни шагу вперёд, наблюдая за битвой разрывающих чувств. Но он проплавил отверстие в крепкой сети и вошёл внутрь, взглядом отыскивая членистоногие чудовище. И столкнулся с горящими глазницами, укрыть которые не способна оказалась сила ослабевшей майа. – Выходи. Не противно ли тебе самой от той трусости, коей едва ли не светишься ярче огней Валинора? Унголиант не ответила. Только сильнее забилась в свой угол, перебирая множеством членов. – Трижды глупа ты: бежать от меня в первый раз; мариноваться здесь в голоде и нищете, увядая силой и духом, пока жажда поедает изнутри; и сейчас прятаться от Приносящего Дары и Надежду, единственной твоей возможности воспрянуть, как когда-то. – Громкие речи, как и всегда, только пришёл ты не с надеждой, а расправой за неповиновение. Льстит мне только то, что явиться соизволил сам. За время жизни в Валиноре обилие всего не позволяло себе выхода, оттого сейчас удержаться было много сложнее, чем в давние времена. Мелькор ощущал, как ненависть и жажда уничтожения просачиваются сквозь кожу, каплями падая вниз и разъедая почву под ногами. – Выйди! Иначе похороню я тебя под обломками твоего же убежища, и будешь вечно лежать под ним, обращённая в ничто! Едкий смех, ударяющий в лицо мужчине, и следующее за ним желание развернуться и уйти, прежде вырвав все восемь лапок из слабого тела и пропихнув внутрь. Посадить на поводок и волоком тащить до Ангбанда. Засунуть в клетку и наслаждаться. Тишину нарушил тихий вопрос, и Тёмному Вале показалось, что изнеможение успело затронуть разум паучихи, раз так рьяно лезет она под каменный град: – Хочешь узнать, почему я ушла? Он только хмыкнул. Причины теперь казались ему не важны: за дурными поступками следуют дурные последствия; за предательством шествует возмездие. И если на то не было времени у Исказителя, Унголиант сумела наказать себя сама. – Ты подтолкнул меня к этому. – Правда? – Зачем мне было служить твоей воле, когда я могла служить самой себе? Тонкие губы быстро растянулись в добродушной улыбке, стоило Вала вспомнить давний разговор на заре времён. «И к чему это привело?» – спрашивала она. Унголиант подумала о том же, ничего не сказав касательно того, что Мелькор, всего лишь продержавшись чуточку дольше, легко может повторит её путь.